Дом ведьмы. Большая уборка (СИ) - Волховец Вера - Страница 3

Крысюк обиженно дернул усами, но все-таки ответить соизволил — с видом, будто он делает мне огромное одолжение.

— Велор — центральный из четырех сопряженных миров и самый развитый в магическом плане. Вы в Велоре, леди Марьяна. И разумеется, можете попасть в любой из сопряженных миров…

Хорошая новость.

— Если у вас есть статус полноправного гражданина Велора и есть чем заплатить портальщикам любой из башен-сопряжения, — с одной стороны, у меня не было повода заподозрить Триша в коварстве, но было у меня ощущение, что он нарочно сделал паузу, чтобы я обрадовалась — и лишь после этого подсыпал перца в мою муку.

Гражданство и деньги.

Откуда бы их взять попаданке, которая в этом мире еще и часа сознательно не пробыла?

Как будто вторя этой моей мысли, мой желудок досадливо уркнул, намекая, что вчерашние тарталетки он уже переварил и не отказался бы от чего-нибудь уже сегодняшнего.

Да, на голодный желудок это все принимать как-то тяжеловато.

— А есть что-нибудь поесть, Триш? — елейным тоном поинтересовалась я. — Разве хороший дворецкий будет морить новую хозяйку голодом?

Судя по всему, крыс с высшим образованием уже сомневался, что такая темная особа как я действительно может оказаться хозяйкой благородного дома Бухе, но чувство долга все-таки перевесило его сомнения.

— Прошу за мной, миледи, — с достоинством заявил Триш, поднял наконец свою лампу и двинулся по той самой тропочке, протоптанной от входной двери до какого-то места в глубине дома.

Идти мне приходилось боком. Не то чтобы я была до ностальгии привязана к этим джинсам и толстовке, но искренне сомневалась, что в ближайшее время разживусь нормальной сменой одежды. А обстановочка в доме настраивала, например, на то, что шмотку можно будет капитально разодрать, если зацепиться, скажем, вот за этот мраморный меч в маленькой ручке, торчавшей из одной из груд.

Воин оказался стойкий и держался вопреки тому, что мусор скрывал его с головой.

А вот об ту неприятную, но липкую на вид, да еще и медленно источающую мерзкую черную слизь штуковину, напоминающую жезл с круглым навершием, можно было испачкать не только кеды, но и весь дом. Стая волосатых сенбернаров с грязными лапами и десяток детей, покопавшихся в песочнице, не справились бы лучше.

Жезл благополучно сунули в какое-то ведро, явно надеясь так избежать последствий его грязных деяний, но из него уже покапывало с края...

Если бы мне до этого не сказали, что это таки дом, я бы решила, что попала прямиком на какую-то помойку. Потому что кучи мусора тут были везде. И ужасающие — оползнем меня могло и с головой завалить.

При этом то тут, то там поблескивали какие-то огоньки, раздавались странные звуки…

И все же по косвенным признакам — например, по тяжелой, огромной люстре, которую я заметила даже вопреки царящему в холле мраку, я опознала в этом приемную залу, через которую шагала к стойке портье в той гостинице из сна.

Из сна ли?

— Триш, а что это за хлам? — спросила я, когда мы все-таки преодолели холл по витиеватой и далеко не прямолинейной траектории, огибающей особо крупные груды. — Была война, и мусор не вывозили?

Крыс неопределенно что-то буркнул, явно потерявшись с ответом, и свернул влево — тропочка внезапно раздвоилась.

Вывел он меня на кухню.

Ну, когда-то это была кухня, да.

Хлам проник и сюда, был под столом, виднелся в полураскрытых дверцах кухонных шкафчиков. Окна видно не было, оно было завешено плотным куском ткани, придавленной к стеклу и полу кучей наваленных вещей. Снова коробки, чемоданы, свертки…

И три горы грязной посуды на раковине и вокруг неё.

Красота.

Где можно расписаться, что я не так уж и жажду владеть всем этим имуществом?

Один угол кухни все-таки был разобран. На нем умещались два табурета — один поближе к окну, и на нем стоял маленький тазик и кувшин с водой, второй — у разобранного края стола. На этом пятачке ютился завернутый в пергамент каравай хлеба и стеклянная бутыль с молоком. Триш завозился в одном из шкафчиков и вытащил оттуда круг сыра, уже основательно зарезанный с одной стороны.

— Сыр я смог добыть из кладовки, миледи, и его можно есть, потому что консервирующие чары рассеиваются за пределами погреба, — пояснил дворецкий деловито, вытаскивая из ящичка нож. Серебряный. И начищенный, кстати, до блеска. Увидеть хоть какой-то чистый предмет в этом бардаке было все равно что увидеть радугу посреди пустыни.

Крыс оказался чистоплотным — он сполоснул нож из небольшого кувшинчика над тазиком, и я, чуть потупив, сообразила и попросила его полить мне на руки.

Пусть я ничего здесь не трогала, мне казалось, что грязи на мои руки налипло все равно дофига.

Чистого полотенца не нашлось. Зато нашлись в карманах бумажные платочки — боже, благослови мою запасливость.

Триш оперативно соорудил мне бутерброд и завозился у очень вычурной, старинной плиты, зажигая огонь под конфоркой с закопченным чайником.

— Так что за бардак, Триш, — откусив от бутерброда, повторила я свой вопрос, — старая хозяйка разводила мусорных фей, и они таскали сюда весь хлам с ближайших помоек?

Крыс закашлялся и обернулся ко мне с настолько удивленной мордой, что я поняла, ткнув пальцем в небо, я таки попала в того самого пролетающего там журавля.

— Я угадала?

— Ну, — морда Триша смущенно сморщилась, — старая хозяйка не разводила никаких фей. Но сама справилась с тем, что вы сказали, миледи. Носила мусор со всех ближайших волшебных свалок в дом. Все, что казалось ей ценным. Она была малость… Не в себе.

— Малость? — озадачилась я, обводя взглядом вольготно расположившийся вокруг трындец. — А не на всю голову, нет?

— Леди Марьяна, — крыс умоляюще воззрился на меня, — кодекс чести дворецких не позволяет порочить имя хозяев и призывает закрывать глаза на небольшие недостатки их характеров.

— Да какие уж тут небольшие, — тихонько проворчала я, — и где же она сейчас?

— Леди Улия скончалась три года назад, — траурным тоном сообщил мне крыс.

И сколько лет она до этого занималась своим “собирательством”? По ощущениям — лет десять.

— Ну что ж, мир её праху, — невесело вздохнула я, — и что, неужели не нашлось наследников, что приведут дом в порядок?

Зачем той старушке из моего сна, старой хозяйке дома — но не той, что свихнулась, я была уверена, — понадобилась вдруг я. С разбавленной кровью, или как она там сказала?

Неужели Велор, о боже, из тех миров, в которых не обитает ни одного охочего до чужого наследства добра.

— Наследники-то имелись, — Триш наконец разжег огонь, и мои надежды на чашку чая стали более отчетливыми, — у рода Бухе на самом деле много мелких родственников, только в права наследства вступать они не захотели.

Отчасти я их понимала.

Я уже хотела лечь куда-нибудь, чтобы заснуть покрепче, снова достучаться до госпожи-призрака и послать сие наследство далеко и надолго. Но… Все-таки нет, не складывается.

Что-то говорил Триш любопытное, что я сейчас никак не могу припомнить.

— Только из-за вот этого, — я обвела кухню огрызком бутерброда, — или были какие-то еще причины?

— Проклятие, миледи, — ответственно откликнулся Триш, ополаскивая чашку, — видите ли, леди Улия во время своей, так сказать, деятельности принесла в дом какой-то важный артефакт, попавший на помойку по ошибке. И его хозяин, разозлившись, проклял её и всех её наследников на быструю смерть, если они не вернут ему его вещь. У леди Улии вопреки её… безумству, хватило магических усилий отводить проклятие от себя в течении пяти лет, а вот её дочь… Её дочь не прожила и месяца после смерти матери. Она пыталась найти артефакт, но…

Крыс не договорил, и я все сама поняла, лишь снова скользнув взглядом по сторонам. Да, здесь было сложно что-то найти.

— Значит, если вступить в права наследства, — с нехорошим подозрением поинтересовалась я, — то проклятие берется за тебя? И твоя песенка спета?