Война (СИ) - Машуков Тимур - Страница 37

Отстранив субтильную фигуру юноши, в мой кабинет шагнул Сергей Иванович, принеся с собой с улицы свежий морозный дух:

— Алексей Александрович, не обессудьте, я прямо с дороги — сразу к вам.

Я улыбнулся, с некоторым удивлением осознав, что искренне рад возвращению министра.

— Отлично, Сергей Иванович! Проходите…

И с мыслью, что теперь-то все пойдёт на лад, я сам закрыл дверь за князем и прошёл к своему столу.

Назойливый приторный запах благовоний обволакивал мои ноздри, с каждым вдохом проникая в меня всё глубже, вызывая лёгкую тошноту. Возможно, если бы я чаще посещал Большую церковь Зимнего дворца, гораздо спокойнее воспринимал бы её атмосферу, но сейчас… Казалось, что тяжелый, маслянистый аромат, пропитавший собою воздух, призван скрыть нечто страшное, запах тлена, запах гниения…Всплывая из глубин подсознания, иррациональный детский страх охватывал меня, не позволяя двигаться дальше. Замерев на месте, я чутко прислушивался к царящей здесь тишине, но вместо потусторонних голосов слышал лишь лёгкое потрескивание язычков пламени множества свечей. Собираясь с духом, я медлил, не отваживаясь переступить порог, пристально вглядывался в таинственный и необъяснимо жуткий полумрак, что поджидал меня впереди, я следил за затейливой игрой пляшущих изломанных теней на стенах, что стремились куда-то ввысь и терялись во тьме, из которой неясно проступали лики святых. Их укоризненные взгляды заставляли меня смущённо отводить глаза в сторону. Они призывали меня к ответу, но что я мог сказать в своё оправдание?

Поморщившись, я взял себя в руки и решительно шагнул вперёд, злорадно показав средний палец неодобрительно взирающим на меня ликам, да заодно и всем глупым страхам. Бояться надо живых, а не мертвых, это прописная истина. А оправдываться? Не обязан и не собираюсь! Каждое мое решение в отношении Марго было следствием её поступков. Каждое произнесённое слово — реакцией на её поведение. За какую ниточку в запутанном клубке нашей семейной жизни не потяни, на другом конце обнаружится её каприз или очередная блажь… Не так ли, дорогая?

Я приблизился к постаменту, на котором покоился гроб с телом моей супруги, Маргарет Йоркской. Безмятежность её лица, холод рук, мирно сложенных на груди, богатство наряда вдруг всколыхнули во мне все те чувства, о которых я, казалось, забыл — восхищение её безупречной красотой и возмущение своенравностью, строптивостью и избалованностью…

— Почему?! Почему даже своей смертью ты причиняешь мне беды?! Ты всегда искала сложности там, где всё было просто и ясно! Ты с наслаждением окуналась с головой во всяческие интриги, а когда не находила их — использовала всю свою изощренную, безграничную фантазию, выдумывая заговоры, навязывая окружающим роль личных врагов… Посмотри, что ты натворила своим безрассудством! Из-за тебя погибли достойные люди, из-за тебя нашему сыну придётся расти без материнской ласки и любви, из-за тебя!..

Я гневно выкрикивал свои обвинения, глядя на свою жену, что в кои-то веки молча выслушивала меня, не цепляясь к каждому слову, не возражая и не истеря…

— Из-за тебя теперь разразится война! Всё, чего я смог добиться за эти годы — всё коту под хвост! Прольется кровь, погибнут люди, простые люди, которые ни в чем не виноваты перед тобой, осиротеют дети! Но тебе уже всё равно, да? Ты уже ушла туда, откуда нет возврата, где все наши беды кажутся чём-то незначительным! Как ты могла?! Лежишь тут, словно мученица, прекрасная и холодная!..

Судорожно вздохнув, я поддался внезапному порыву и решительно протянул руку, одним злым резким движением оборвав тонкую золотую цепочку, на которой висел прозрачный камешек — артефакт, который позволял воссоздать безупречный образ почившей императрицы, не являя миру её истинного вида. И отшатнулся…

Куда делась гладкость черт, безмятежность, что более подходила спящей, но не умершей? Несмотря на все усилия придворных лекарей, лицо Марго было искажено, покрыто следами ожогов. Роскошное платье, в которое её обрядили, явно пришлось поспешно ушивать, потому что от прежней Маргарет осталась лишь тень. И я впервые поверил в то, что твердили мне лекари после осмотра тела императрицы — она так и не оправилась после тяжёлых родов, что-то окончательно разладилось в её организме, подтачивая изнутри… И неожиданное нападение лже — Ильи послужило, скорее всего, лишь толчком — измученная болезнью Марго не сумела справиться с шоком, её сердце не выдержало очередного испытания. И падала в огонь она уже мёртвой…

Вновь приблизившись к гробу с телом некогда прекрасной англичанки, я вглядывался в неё, пытаясь принять реальность. Осторожно прикоснувшись к её щеке, я удивился тому, что внезапно её облик расплылся, потеряв чёткие очертания. Моргнув, я осознал, что мой взгляд затмили слезы…

— Как же так, Марго? Как всё могло окончиться вот так?

Я опустился на колени возле её скорбного ложа, уткнувшись лбом в край. Внутри царила гулкая пустота, вытеснившая и злость, и обиду… На меня вдруг навалилась невероятная усталость, поэтому, когда я даже скорее почувствовал, чем услышал легкий шорох за спиной, не стал и оборачиваться. К тому же, я прекрасно знал, кто мог отважиться прийти сюда, не взирая на строжайший запрет.

— Скажи, сообщили ли тебе твои великие Духи, что всё обернётся этим? Неужели ничего нельзя было изменить? Они же всемогущи, им ведомо то, что сокрыто от нас, простых смертных… Они предрекали каждый твой шаг, они постоянно присутствовали в нашей жизни. Почему эти высшие существа не соизволили даже намёком предупредить нас об этом?

Едкий сарказм моих слов был порожден ядовитой горечью, что охватила моё сердце, сдавив его, точно тисками. Не ответив сразу, Тэйни скользнула ещё одной тенью среди множества других, окружающих меня, склонилась над Марго. На её непроницаемом лице невозможно было прочитать ничего — ни мыслей, что проносились в её голове, ни эмоций, что она испытывала где-то глубоко внутри… Ведь, несмотря на всю её исключительность, она оставалась земной женщиной, а значит, ничто человеческое ей не было чуждо.

— Не ты ли называла её «своей»? Не ты ли вела с ней беседы с глазу на глаз? Так объясни — ПОЧЕМУ???

Тэйни повернулась ко мне, в её темных глазах мелькнуло что-то вроде жалости, и это подействовало на меня, как ушат холодной воды.

— У каждого свой путь. Но он не прямой, как стрела. Он извилист и труден. Он сплетен из множества тропок. Порой они путаются, обрываются, ведут в никуда. Каждое мгновение мы делаем выбор — что сказать, о чем промолчать, куда посмотреть. Каждое решение — шаг по одной из этих троп. И куда она может завести — никому не ведомо.

Тэйни посмотрела на Марго, и на её лице, обычно бесстрастном, вдруг появилась горькая улыбка, говорящая о многом…

— Её хранитель взывал к ней, но она не хотела его слушать. Голос разума, долга и совести звучит куда тише, чем крик сиюминутных желаний. Белая кошка была сильна, но использовала силу неправильно, за что и поплатилась. Из множества дорог она избрала ту, что привела её к такому концу.

— Но ты же была рядом, почему не объяснила, не научила?

Тэйни с грустью глянула на меня, покачав головой, и повторила вполголоса:

— У каждого свой путь…

Я задумчиво покачал в руке цепочку, затем бережно обернул её вокруг шеи Марго, соединив порванные звенья, и вновь активировал артефакт. Какой бы ни была эта противоречивая девушка, сколько бы не причинила неприятностей, она дарила мне и минуты радости. Виновата ли она в чём-то передо мной? Или это я теперь буду нести свою вину перед ней, точно тяжкий крест? Сейчас уже я не мог категорично ответить на этот вопрос, но совершенно точно был уверен в одном — она заслужила право остаться в памяти людей такой же прекрасной, как и в тот день, когда я впервые увидел её.

***

Остаток нашей последней ночи с Марго мы провели в полном молчании. Бездумно вглядываясь в неверное пламя свечей, я словно потерялся во времени и пространстве. Противоречивые эмоции, что одолевали меня, ушли, оставив после себя холодное безразличие. Минута за минутой уходили в небытие, складываясь в часы покоя, я недвижно застыл на скамье, что своим неудобством явно призывала думать о вечном, отринув земные блага.