Сапер. Том II (СИ) - Линник Алексей - Страница 38

Разбудил меня радист, Федя. Он подергал меня за плечо и я нехотя открыл глаза.

— Что-то тебе хреновое снилось, Петр Николаевич, стонал так, что двигатель тише работает, чем ты. Вроде подлетаем, но кто его знает. Облачность сплошная, очень низкая, не видно на земле ни хрена. Сейчас ребята нырнут, уточнить, где мы хоть есть, так что держись, помотает.

Самолет и вправду ощутимо качнуло, потом выровняло. Пару секунд ничего не происходило, и тут кто-то из пилотов закричал:

— Что ж ты делаешь, твою-то маму! Зенитки! Давай назад!

Федя побежал на свое место, в хвост, нас ощутимо дернуло, потом еще. Что-то взвизгнуло рядом и мне по глазам резануло внезапно ринувшим в темное нутро самолета светом. Вокруг раздавался грохот и вой. Казалось, что длится это очень долго, несколько минут, но происхождение внезапно возникшего окна в фюзеляже я понял только тогда, когда в районе правого крыла раздался громкий треск. Самолет в ту же секунду клюнул носом и мы стремительно полетели вниз.

Падение продолжалось недолго, секунд десять, может. Не знаю, не считал. Наверное, подсчет времени до встречи с землей (а потом и с всевышним) был не самым моим большим желанием в тот момент. Что я успел? Да ничего, если честно. Зачем-то схватил свой вещмешок и прижал к животу руками. И тут раздался треск, самолет скакнул, дал козла, опять что-то громко хрустнуло и я полетел куда-то…

Очнулся от того, что мне на лицо капали редкие капли дождя. Просто падали. И я сквозь тошноту и головокружение зачем-то попытался угадать, куда же упадет следующая. Не получилось, вместо загаданного лба капля щелкнула прямо по кончику носа. И тут где-то вдалеке взревели моторы. Первый звук, который я услышал. Кажется, мотоциклы. Два вроде. Или три? Не знаю, голова продолжала жить какой-то своей жизнью и слушаться меня пока не хотела. Я попытался двинуть рукой, сначала левой, потом правой, но со всех сторон я был зажат чем-то. Отодвигалось оно от меня с большим трудом. Почти никак. Ноги я чувствовал. Вот они как раз были посвободнее и я смог пошевелить обеими. И, самое главное, боли при этом не ощутил. Будем надеяться, что целы.

Прошло с полчаса, может, не знаю. Наверное, я опять отключился. Где-то сзади шумело, вроде кто-то ломился сквозь кусты. И ругались. К сожалению, по-немецки. Шли не таясь, громко переговариваясь между собой. Досталось от коллектива насколько я понял, фельдфебелю Майеру, который, толстая харя, остался возле мотоциклов, а бедные зольдатен вынуждены рвать тут в лесу форму, которую никто менять не собирается. Обычный трёп, я бы и внимания не обратил. Вот только шли эти гансики, скорее всего, по мою душу. Паскудно, да?

Судя по голосам, шли пятеро. Даже если я исхитрюсь вытащить руку с пистолетом из-под обломков, которыми меня придавило, то смогу уложить от силы парочку. Ну, это если они будут стоять как в кино и ждать, пока я уйму дрожь в руке и смогу прицелиться. Если повезет, то напоследок сам застрелюсь. Потому что к Герою Советского Союза они вряд ли воспылают большой любовью. Особенно, если найдут мой трофейный Парабеллум.

Вот только пистолета я нащупать никак не мог. Что-то врезалось мне в задницу, но я бы не поставил на оружие. Так что геройская перестрелка пока откладывается. Я всё же смог немного повернуться на бок, хотя до этого вроде не получалось даже вдохнуть поглубже. Опаньки, и правда, Парабеллум. Кобура, собака, никак не расстегивается, пальцы во что-то упираются. Сейчас, еще немного и всё получится. Ну же!

А немцы уже рядом. Похоже им сильно мешает разросшийся шиповник и лезть в него они не хотят. Самый умный предложил вытащить спичку, чтобы проигравший пробрался в одиночку и всё проверил. Надеявшегося на трофеи молодого подняли на смех, заверив, что на сувениры можно взять только маленький кусочек, остальное разбилось при падении с высоты.

Как говорят, инициатива имеет инициатора. Проиграл рядовой Кох, предложивший тянуть жребий. Под гогот камрадов он полез в кусты. А я в ту же секунду смог расстегнуть кобуру. Ладно, теперь пистолет. Он подавался по миллиметру буквально, еще и пальцы срывались. В одной из попыток я сорвал ноготь и еле сдержался, чтобы не закричать от боли.

А немец всё лез, молча, никак не реагируя на подначки своих товарищей. Только ветки трещали. И в конце концов вывалился на землю где-то сзади меня. Встал, помянул свинячье дерьмо и начал рассказывать, что он видит. Понимал я не всё, какой-то странный диалект, да еще и окончания слов глотает. Для такого горе-переводчика как я — сложновата задачка.

— Самолет, как и думали, всмятку. Ничего целого. Кабина зарылась в землю, ее не видно. Фюзеляж смят, крыло отвалилось. Вот один труп, этому грудь раздавило. Второй рядом, голова лопнула как тыква. Не, живой пока, — тут совсем близко щелкнул затвор и грохнул выстрел.

— Ты что там развоевался, Кох? — крикнули из-за кустов. — А то сейчас Майер прибежит, испугается. — немчики дружно заржали такому остроумию.

— Раненый, не жилец, — крикнул Кох, — ничего особого. А Майера вам, дурачки, бояться надо, до меня он не доберется, — немец закашлялся, долго, надсадно и с облегчением отхаркал в конце мокроту. Постоял, восстанавливая дыхание, и продолжил: — Груз разбросан, лезть в коробки и ящики нет никакого желания. Обмундирование, наверное. Вот еще труп.

Вот как раз в этот момент капля попала мне в глаз и я не выдержал, моргнул.

— Ты ранен? — тихо спросил немец. Голос шел прямо из-за моей головы, он успел подойти гораздо ближе, чем когда обходил самолет.

Я просто моргнул. Почему-то подумал, что сейчас смысла скрывать своё корявое знание немецкого нет. Чувствовал я себя донельзя беспомощным в этот момент. Обидно до слез было: только что этот гад обозвал меня трупом, перед этим спокойно грохнув моего товарища. И переживает, наверное, только из-за того, что винтовку чистить придется. Сволочь.

— Кох, ты с кем там разговариваешь? — вдруг крикнул кто-то из кучки ожидающих новостей.

— С твоей мамой, она говорит, что заждалась меня, — гоготнул немец. — Всё, я вылезаю. Пусть трофейная команда здесь корячится. Для нас ничего нет.

Что-то упало возле моего лица. Я скосил взгляд и увидел немецкий перевязочный пакет. Кох, бормоча что-то про то же самое свинячье дерьмо, полез назад в кусты.

Пистолет наконец, поддался, выскользнул из кобуры. Я попытался навести мушку на спину немца, задержал дыхание. А потом подумал: «А на хрена я в него собираюсь стрелять? Только что он меня спас от плена и, возможно, от смерти». Кох удалялся, сверху продолжала литься холодная вода. Я вытер лицо, опустил Парабеллум. И смог, наконец, вздохнуть полной грудью. Болели ребра, в горле клокотало. И тут ящики сдвинулись, больно ударив меня по руке с пистолетом, и выбив его на землю. А дышать снова стало не особо чем.

***

Интересно, он патрон на меня пожалел? Или всё же решил помочь? Хрен его знает. Выбираться надо, а то вдруг и впрямь примчится трофейная команда? Двигаться мешал тулуп, в который я всё еще был завернут. Он сбился как-то набок и я с трудом шевелился. Но помалу всё же вылезал. Освободить бы вторую руку, тогда полегче будет. Да, Петя, тебя бы в цирк, показывать чудеса гибкости. Во второе отделение к Мессингу. Наш аттракцион продлится три часа. Или четыре. Хрен его знает, дорогие зрители, когда артист сможет вылезть. Ноги, считай, в воздухе болтаются, опереться толком не обо что. Правая рука из борьбы выключилась. Так что дергаюсь и червяком-ленивцем продвигаюсь. Очень хочется пить. Наоборот, впрочем, тоже, но штаны мочить я пока не буду, потерплю.

И вот когда до локтя оставалось сантиметров десять, я всё же зацепился каблуком обо что-то и начал отталкиваться от неожиданной опоры, а потом смог освободить левый локоть. Ура, дорогие, зрители, можно расходиться по домам. Представление окончено. Артист утомился.

Кое-как я вылез наружу и первым делом, извините, отлил. Аж в глазах посветлело. Потом откашлялся.