Молох. Укус кобры (СИ) - Шерр Анастасия - Страница 5

— Здрасьте, — пытаюсь натянуть на лицо обезоруживающую улыбку. В большинстве случаев срабатывает, хотя насчёт этого шкафа у меня большие сомнения. Огромные просто.

Он, как и ожидалось, не отвечает мне взаимностью. Долго и упрямо смотрит в глаза, потом опускает взгляд ниже, и я едва не бью себя ладонью по лбу. Я же в труселях одних перед ним стою. Реагирую запоздало и как-то вяленько, потому что боль в боку становится ощутимо сильнее. Одеяло стащить с дивана получается не с первого раза. При этом я стойко выношу жуткую боль.

Мужик — а он именно мужик: здоровый, взрослый, накачанный мужик — проходит к тумбочке, ставит на неё стакан с водой и швыряет пластинку с таблетками.

— Снимает боль, — бросает, уже не глядя на меня, а потом просто выходит из комнаты.

Прислушиваюсь, вытянув шею, и немного ободряюсь, когда его шаги стихают, потому что щелчка замка не было. Это, конечно, ещё ни о чём не говорит. Может быть запертой входная дверь, я ещё пока даже не знаю, где она находится. Но в комнате не заперли, а значит, могу выйти.

Оборачиваюсь в поисках одежды, но её нигде нет. Только мужской халат валяется на кресле — мне он, судя по размеру, точно не подойдёт. Да и нет у меня такой привычки, напяливать на себя что попало. И не от того, что я такая избирательная, просто боюсь заразы. К тому же, чужое трогать бывает чревато. Вчера мне наглядно объяснили. Хорошо, ноги унесла.

Своей одежды нигде не нахожу, а потому заворачиваюсь в покрывало и осторожно выглядываю из комнаты. Квартира небольшая, но вполне себе ничего. Интересно, он один здесь живёт или женщины тут тоже водятся? Порядок такой. Почти идеальный.

Своего спасителя (спасителя ли?) нахожу на кухне, где он самозабвенно что-то варит, помешивая ложкой в маленькой кастрюльке. Желудок громко даёт о себе знать неприличным ворчанием, а мужик выключает конфорку.

— Каша. Овсяная.

«Ой, ну не знаю… Я с незнакомыми мужчинами кашу по утрам не ем. И вообще, я не такая», — крутится дурацкая шутка в голове, но я предусмотрительно не произношу это вслух.

— Было бы неплохо, — прохожу к столу, пока он не передумал.

Каша… Кашу я не ела так давно, что уже даже не помню её вкус. А вот запах… Этот запах я ни с чем не спутаю. Мёд и сливочное масло, тающие на вершинке и растекающиеся по горке каши.

Рот мгновенно наполняется слюной, и я, как голодная собака, хватаю свою тарелку, ещё не донесённую до стола.

— Не спеши, никто не отнимет, — ворчит на меня явно ошалевший мужик, но сейчас он занимает мои мысли откровенно меньше, чем овсянка. Я готова жрать её руками или вообще, как животное, хватать ртом прямо из тарелки. Благо ложку мне всё же дают.

ГЛАВА 6

— Как зовут, сколько лет? Кто подрезал и за что? — спрашивает равнодушным, ледяным тоном, ожидая, пока его порция каши остынет.

Я же хватаю горячей, обжигаю нёбо и язык, даже горло, но глотаю, потому что это пиздец как вкусно. Я лет сто не ела тёплой еды, а о каше с маслом и мёдом вообще говорить не приходится. Не подают такое на улице.

— Сонька, — отвечаю с набитым ртом. Знакомые кличут меня «Золотой Ручкой»* не только из-за имени, но ему об этом знать необязательно. — Вчера восемнадцать стукнуло. А подрезали уроды одни, — тут в подробности не вдаюсь, но моего спасителя это, похоже, не устраивает.

— Какие уроды?

Я заталкиваю в рот очередную ложку каши и с наслаждением проглатываю её.

— Вкусно, спасибо, — улыбаюсь ему, но на этого мужика мои ухищрения не действуют. Жуткий тип всё-таки.

— Или ты отвечаешь на мои вопросы без выпендрежа, или сваливаешь прямо сейчас, — зыркает исподлобья, а я оседаю.

— Михей со своей кодлой отвезли в баню, хотели там по кругу пустить. Я сопротивлялась. Ну и напоролось на финку, — вспоминаю события вчерашнего дня уже без тени улыбки. А если бы всё-таки трахнули? Жуть… Я бы, наверное, не выдержала. Хотя… Где моё не пропадало. Всякое на улице бывает. И по морде получала, и на сырой земле спала. Правда, ни с кем не сношалась. Не пришлось как-то, да и желания, честно говоря, не было. Не с бомжами же девственность терять. А вот продать можно было бы. Только кто ж купит? В принципе, купить могли бандюки вчерашние, будь я с ними поласковей. Но как-то не улыбалось с этими бритоголовыми мразями. Фу!

— Кто такой Михей и его кодла?

— Михей рынок наш держит. А остальные его дружки какие-то. А я под руку попалась.

— И как ты попалась ему под руку?

— Так это… Мимо шла и…

— Слушай, — он поставил свою ложку вертикально, словно собирался воткнуть её в столешницу. Я бы не удивилась. Мужик-то на вид не слабенький такой. — Ещё раз соврёшь — выкину туда, откуда вчера подобрал.

Я вспоминаю о своих вещах. Джинсы на мне были. Расстёгнутые, то точно были. А ещё олимпийка. Старенькая, но можно было носить до зимы.

Только даже если он сейчас отдаст мне одежду, я всё равно не в состоянии идти. Куда же я пойду с раскуроченным боком?

Вздыхаю. Мужик буравит меня своим пронизывающим взглядом, и я понимаю, что отвертеться не получится. Но если скажу ему, что я воровка, то вылечу из его хаты ещё быстрее.

— Он подумал, что я его обворовать хочу. А я просто мимо шла. Коснулась нечаянно. Ну и…

— Встала и свалила. Шмотьё своё в ванной найдёшь. Давай, на выход! — встал, забирая у меня тарелку с недоеденной кашей, а я схватила её обеими руками и жалобно на него уставилась.

— Подожди! Я скажу!

Мужик сел обратно, налил из бутылки молока и подвинул мне стакан. Себе плеснул из турки кофе.

— Ну?

Я быстро затолкала в себя остатки каши, облизнула губы. Ну хоть поела. Теперь пусть выкидывает.

— Я с Михея браслет сняла. Он заметил. Догнали, отвезли в баню. Хотел, чтобы я его корешей обслуживала. А потом, когда я на финку налетела, вывезли меня за гаражи. Оттуда я пришла к подъезду, а там уже не помню ничего. Это правда, — схватила стакан с молоком и в несколько глотков опустошила его.

В этот раз мужик поверил. Долго смотрел на меня, будто ища подвох, но не нашёл, судя по всему. Встал со стула, подошёл к окну и осторожно, лишь слегка оттянув занавеску, выглянул на улицу.

— Родители твои где?

— Нету, — и, поняв, что он ожидает более точного ответа, промямлила: — Бросили. Давно уже.

— А другие родственники?

— Нету никого. И не было. Я в детдоме до четырнадцати жила. А потом… Ну, в общем, сбежала. С тех пор на улице. А тебя как зовут?

Мужик покачал головой, нахмурившись какой-то своей мысли, а потом, проигнорировав мой вопрос, выдал:

— Я сегодня отсюда съезжаю. Оставайся, пока не поправишься. Квартира оплачена до конца месяца. В холодильнике есть немного жратвы, — затем полез в карман, достал оттуда несколько бумажек, а я, раскрыв рот, застыла на деньгах жадным взглядом. — Это тебе на первое время, — швырнул на стол. — И не воруй больше. А то в следующий раз не повезёт.

Допив кофе, поставил чашку в раковину и пошёл к выходу. А я, зажав ноющий бок ладонью, слезла со стула и поковыляла за ним.

Не знаю, на что я рассчитывала и во что верила, когда шла попятам, но как только мужик притормозил и обернулся, вопросительно уставившись, я бросилась к нему.

— Забери меня с собой!

— Чего? — будто, и правда, не расслышал тот. А может, не ожидал от меня такой наглости.

— Забери меня… — смелость моя мгновенно сдулась, а мужик как-то непонятно усмехнулся.

— В смысле? Куда забрать?

— Ну, туда, куда ты съезжаешь. Пожалуйста, — снова улыбнулась я, не теряя надежды разжалобить мужика.

Тот потёр пальцами глаза, снова посмотрел на меня. Теперь уже как на идиотку.

— Нафига ты мне сдалась?

— А я… Я любовницей твоей буду! — выпалила я и, пока сама не ошалела от сказанного, продолжила: — Носки стирать тебе буду! И убираться! И кашу варить! Только забери, а? Я не хочу больше на улицу.

— Ты дура, что ли? — задал он мне вопрос, который, в принципе, можно было предвидеть. А потом, не дожидаясь моего ответа, развернулся и пошёл в единственную спальню. Открыл шкаф, достал оттуда две спортивные сумки. Одна застёгнута и чем-то набитая. Поставил её на пол, что-то брякнуло. Что-то железное. Вторую сумку — пустую — швырнул на кровать и начал собирать в неё вещи. — Не ходи за мной, — кинул мне, даже не повернувшись. Задницей он, что ли, видит.