Хочу тебя вернуть (СИ) - Сдобберг Дина - Страница 2

Такси останавливается возле старого здания библиотеки. Странно, что здесь до сих пор не сделали какой-нибудь торговый центр. Большое, двухэтажное здание с необыкновенно красивыми лестницами, всё также отпугивало осыпавшейся со стен штукатуркой и облупившейся краской.

Я проскользнула мимо. Маленькая я, с гордо поднятой головой и придерживая пальчиками юбку, спускалась по этим лестницам, представляя себя принцессой. И здесь же дралась до крови с местными мальчишками, что дразнили меня безотцовщиной.

Пробежала дворами на довольно оживлённую улицу, вдоль которой стоял длинный, на восемнадцать подъездов, многоэтажный дом. Этот дом был с большим сюрпризом. Так как он фактически перекрывал все подходы к улице, то в своё время, ещё во время строительства, предусмотрели два проходных подъезда. То есть с этой стороны улицы это выглядело как будто человек заходит в подъезд своего дома, а на самом деле, он выходит с другой стороны.

За домом был небольшой сквер, медицинский институт, в котором я отучилась первый курс, и большой жилой квартал, ещё старой застройки советских времён. Когда ещё пределом для высотных домов были девять этажей, так как пожарные лестницы в те времена, выше не доставали.

Вот и знакомый подъезд, даже замок всё тот же, с простым кодом "2206". Медленно поднимаюсь на четвертый этаж, простая дверь, никаких новомодных сейфов.

Здесь всё ровно также, как и восемь лет назад. Даже воздух не застоялся. Зарина видно часто приезжала, потому что дома чисто, пыли нет. Придётся, конечно, делать ремонт и менять мебель. Но сегодня, когда я, наконец, откроюсь подругам, это место подходит лучше всего.

Я закрыла глаза, невольно возвращаясь в прошлое. Рассказывать придётся много.

Забавная ситуация. Сбегала я из дома с одной сумкой и возвращаюсь с двумя чемоданами. Большими, объёмными… Но всё равно, не много я смогла накопить за прошедшие годы. Все как-то больше переводила в деньги и на счет. Ну, какие вещи в казарме? В результате, на счету сейчас более, чем приличная сумма, даже с учётом предстоящего ремонта и смены мебели.

Созвонилась с девочками, нужно им сообщить, что я приехала. И конечно, решили собраться уже сегодня. Другого я и не ожидала. Только вот Кирины слова, что она попросит мужа её отпустить на вечер, неприятно царапнули, всё больше убеждая меня в правильности сделанных мною выводов.

В ожидании вечера разложила вещи. Несколько раз замирала у входа в мамину комнату, но когда занять себя стало нечем, я всё-таки повернула ручку. Тяжёлые двойные бархатные шторы почти не пропускали света. Кровать, две тумбочки и несколько шкафов. Здесь ничего не изменилось с того дня, когда мама вышла отсюда и больше никогда не вернулась.

Открываю один из шкафов, здесь на третьей полке стоят несколько одинаковых фотоальбомов. Коричневая тисненая кожа и металлические уголки. Решила, что надо будет показать их девочкам. Нагрузила стопкой и понесла в большую комнату.

Верхний альбом зацепился уголком за стену и упал. А когда я его подняла, то пальцы наткнулись на уплотнение под обложкой. Привычные к прощупыванию в поисках воспалений и уплотнений пальцы даже без контроля с моей стороны, определили под кожей обложки прямоугольник.

Письмо? Документ или фотографии? Те, которые хранить было нельзя, а выкинуть мама не смогла? У матери было достаточно тайн, о которых она молчала до самой смерти.

Аккуратно надрезать кожу и вытащить завернутые в пергамент фотографии оказалось делом нескольких минут. С фотографий на меня смотрел высокий, широкоплечий, крупный мужчина с черными коротко стрижеными волосами и тёмно-карими глазами. Точно такими же, как и у меня.

— Ну, здравствуй, как я понимаю, Рахман Шаркизов. Папой звать не буду, уж не обессудьте! — говорю вслух, и иду в комнату.

Найденные фотографии я рассматриваю очень внимательно. Того, кто был моим отцом, я видела впервые, а узнала о его существовании и вовсе, когда мне было восемнадцать.

Моя мама была стоматологом. Работала она всю жизнь на одном месте, у неё были десятки, если не сотни клиентов, что шли только к ней, репутация очень строгого, порядочного и ответственного человека и специалиста, и внебрачный ребёнок. То есть я.

На тех фото, что я нашла, рядом с мужчиной была и мама. Такой счастливой и светящейся я её не знала, никогда не видела у неё такой улыбки. Мне всегда казалось, что мама может улыбаться только уголками губ. Жили мы вдвоём, на девятом этаже, в трёхкомнатной квартире. В хорошо обставленной квартире, никогда не голодали и что такое пустой холодильник я никогда не знала. Несколько раз в год на месяц-полтора к нам приезжала Халила Омаровна. Наверное, до моих лет шестнадцати, а потом пропала. Она была очень добра ко мне, учила своему языку, всегда очень радовалась моим успехам и заступалась за меня перед матерью.

— Что ты хочешь? У девочки хорошая, горячая кровь! — оправдывала она меня, когда мама отчитывала меня за очередную драку.

У моей мамы, блондинки с ярко-голубыми глазами, родилась я, темноволосая, кареглазая и смуглокожая дочь. Как я позже узнала, Халила Омаровна была моей бабушкой, матерью моего отца. И, по словам матери, я была очень на неё похожа.

Сама я запомнила бабушку, ну как бабушку, я всегда считала её кем-то вроде очень доброй ко мне феи. Всегда накрашена так, чтобы подчеркнуть и без того красивые глаза, всегда с причёской. Одета словно на картинке в журнале. И словами матери о моём сходстве с Халилой я гордилась.

Потом она пропала, и сколько я её не ждала, она не приезжала. Видно возраст… И это мой единственный повод для сожалений о том, что я не знакома с отцом и его роднёй. Я не смогла её проводить, если она умерла, и никогда не смогу навестить.

Со стороны мамы у меня родни не было. Сама мама выросла, как она говорила, в ведомственном интернате, её родители были нефтяниками и работали вахтами. Однажды они просто не вернулись. Добросердечная директриса интерната дотянула девочку до восемнадцати лет, оставляя её в своем учреждении лишних полгода и не переводя в муниципальный детский дом. Она же помогла маме воспользоваться квотой и поступить в медицинский.

Так что я стала уже вторым поколением медиков в семье. А вот любые расспросы об отце матерью жестко пресекались.

— Его нет. — Отвечала она и уходила из комнаты.

Выросла я, считай, что у мамы на работе, и кроме как врачом никем себя даже и не представляла. Меня завораживали скальпели, шприцы… Возможность стать немного круче обычного смертного человека, избавляя от боли или спасая жизнь.

Мамин диагноз, прозвучавший громом за несколько недель до моего восемнадцатилетия, стал последним переломным моментом. Я окончательно уверилась, что моя жизнь будет, не просто связана с медициной, я выбрала специализацию. Хирургия.

Маму можно было бы спасти, если бы её болезнь вовремя обнаружили и прооперировали. Но слово "неоперабельно" звучало приговором. Мама сгорала буквально на глазах.

После лекций в нашем мединституте, куда я поступила без проблем, я бежала к ней в больницу. Я боялась оставлять её одну, была уверена, что пока я рядом, она жива и будет жить. Детское, наивное самоубеждение.

Тот разговор состоялся на мой день рождения, мои восемнадцать лет.

— Ты очень красива. Халила Омаровна была права, говоря, что кровь не спрячешь. Ты яркая и всегда будешь привлекать внимание. — Тихо говорила мама. — Осторожнее, девочка. Красота это не всегда достоинство, а слова слишком отличаются от дел. Не сгори, как я.

— Мам, ты о чём? — не сразу поняла я.

— Я, как и ты, училась, ещё и подрабатывала в библиотеке института и была одна. — Начала мама, а я затаила дыхание, сообразив, что сейчас я услышу наконец-то про отца. — Единственный раз, когда я пошла со всем курсом в кафе, это был студенческий экватор, зимняя сессия третьего курса. Кафе выбирали, где подешевле, в результате оно было не самым благонадежным. Один из сокурсников выпил лишнего и попытался зажать меня в туалете, а получив отказ, разозлился. Когда я уходила после этого инцидента, я видела, что он стоит и разговаривает с какими-то мужчинами, что тоже гуляли в этом заведении. Он меня окрикнул, но я послала его к чёрту и пошла на выход, не придав этому значения. А зря. Я еле успела пройти пару метров, как те мужики меня нагнали, схватили и попытались затащить в машину. Я кричала, вырывалась и просила о помощи. Но мои однокурсники только стояли и ржали, наблюдая за происходящим.