Экс-любовники (СИ) - Салах Алайна - Страница 37

— Это он точно подметил.

Я смотрю, как сестра давится смехом, и вдруг вспоминаю, как в школе мы катались по полу, грозясь придушить друг друга из-за свободной полки в шкафу. И это Мила будет говорить мне про сидение на шее? Да ей самой палец дай — оттяпает всё туловище.

— Ты на чьей стороне, а?

— Да на твоей, конечно. Говорю же: увольняйся и строй отношения с Каримычем, как тебе хочется. Он отличный парень, кстати.

— Так ты же его вместе со мной козлиной называла, — с подозрением щурюсь я.

— Это из духа сестринской солидарности. Так-то я тебя дурой считаю за то, что ты тогда копытами упёрлась и к нему не спустилась.

Не выдержав такой ремарки, я швыряю в Милу мокрым чайным пакетиком. Тоже мне, сестра называется! Приехала к ней за поддержкой, а узнала, что я, оказывается, дура.

— Эй, Васян! — предупредительно рявкает она и, оглядев коричневые брызги на скатерти, идёт за тряпкой. — Ещё раз так сделаешь — будешь мне всю кухню драить, поняла? Я генуборку вчера закончила.

И это говорит та, чьи грязные колготки две недели провисели на люстре.

Спустя полчаса с работы приезжает Сева. Сестра начинает с энтузиазмом разливать борщ и выкладывать на тарелку шубу, пока он рассказывает, что заключил какой-то крупный договор и что, в связи с этим, ему нужно будет на два дня уехать в командировку.

— Это же те самые, да?! Европейцы? — С восторженным визгом Мила повисает на нём со спины и звонко чмокает в щёку. — Ты ж мой добытчик любимый!

Поймав мой взгляд, поясняет:

— Контракт очень прибыльный. Сева же процент от сделки получает. И скорее всего, у него будет новое служебное авто.

Я киваю и утыкаюсь взглядом в развороченный пирог. Милу совсем не узнать, и дело не только в том, что она стала много готовить. Сейчас, глядя на неё, сложно поверить, что когда-то сестра напивалась до беспамятства и купалась голой в центральном фонтане. Сейчас она… жена.

Следующим утром я просыпаюсь в ещё более хреновом настроении, чем ложилась. Как-то всё сразу навалилось: неожиданно заботливая жена Мила, получившая чёрный пояс по приготовлению пирогов, молчащий телефон, на который за вечер не пришло ни звонка, ни СМС от Карима, и странное чувство одиночества при наличии вполне живой Тани, сладко сопящей в соседней комнате.

Я-то ведь рассчитывала, что в ближайшую неделю мы с Каримом будем неразлучны как сиамские близнецы. Близнецы-извращенцы, которые собирались сношаться каждую свободную минуту. А вчера мне вдруг стало страшно, что вот так бесславно наше примирение и закончится: из-за идиотского опоздания. Я уже себя мысленно как только не обругала за то, что взбрыкнула. И Мила тоже подлила масла в огонь: оказывается, она все два года считала, что я повела себя как дура. Могла бы, между прочим, и раньше сказать. Не уверена, что это что-нибудь изменило бы, но вдруг.

Опоздать сегодня мне точно не грозит. На часах шесть утра, а сна ни в одном глазу. Поэтому я стаскиваю себя с кровати и плетусь в душ, после чего приступаю к глажке горы белья, часть которого, к моему стыду, перестирала даже не я, а Таня.

Состояние оглушённое. Если в жизни наступают такие моменты, когда кажется, что свернул не туда, то это один из них. Какая-то я неправильная и неженственная, что ли. Хозяйство вести толком не умею, в комнате вечно бардак, как у подростка, недавно вкусившего прелести рукоблудия, на всех огрызаюсь… Почему я не могу быть как Таня? Скромная, спокойная, аккуратная, всегда вежливая, уверенно идущая вверх по карьерной лестнице. Правда, одеваться как хиппи я не хочу, как и до двадцати четырёх оставаться девственницей, а вот остальное вполне хотела бы перенять. Может, тогда бы моя жизнь не превратилась вот в эту вот хрень.

В итоге к восьми утра мой внешний вид как никогда близок к образу идеального сотрудника. Волосы лежат на плечах как отутюженная фольга, на рубашке нет даже малейшей складочки, и впервые за всю сознательную жизнь мне удалось выгладить стрелки на брюках.

— Ого-о! — тянет заспанная Таня, первым делом зашедшая на кухню за утренней дозой кофеина. — Какая ты красивая. У тебя сегодня фотосессия?

— Ага, конечно, — мрачно буркаю я. — На стену почёта.

И тут же осознаю, что, несмотря на недавнее самобичевание, продолжаю вести себя как обычно: огрызаюсь на ни в чём не повинную Таню, которая, помимо того что перестирала и сложила моё бельё, сделала комплимент.

— Я просто встала сегодня пораньше, — торопливо поясняю я и, поднявшись, лезу в гарнитур за второй чашкой. — Тебе же кофе, да? Сахар нужен?

Таня роняет удивлённое «спасибо» и бесшумно садится за стол. Кажется, моя совесть взбунтовалась не на шутку, потому что эмоции никак не желают стихать. Я ставлю перед ней кофе и, плеснув туда молока, кусаю губу. Боже, как же трудно-то. Но чувствую, что сейчас так надо.

— Тань, ты же знаешь, что я тебя очень сильно люблю, да?

Не донеся до рта чашку, Таня глазеет на меня с подозрением. Примерно так полицейские смотрят на водителя, который в пять часов утра ехал по пустой дороге со скоростью сорок километров в час.

— Я в курсе, что бываю ужасной и жить рядом со мной — не сахар, но ты просто помни, что я ценю нашу дружбу, хотя с первого раза так может и не показаться, — тараторю я. — И я благодарна тебе за всё, что ты делаешь: за порядок в квартире, за то, что время от времени стираешь моё бельё и терпишь мои бесконечные шутки. И за то, что готовишь… Правда, тушёную капусту я не люблю, так что лучше замени её овощным рагу. В общем, я хочу сказать тебе спасибо.

Выпалив всё это, я, как опавшее тесто, расплываюсь по стулу. Таня улыбается, даже покраснела немного.

— Да пожалуйста, Василин. Я тоже тебя люблю.

Наверное, завершающим штрихом можно было бы обняться, но боюсь, тогда я год не смогу смотреть на десерты из-за передозировки сахаром.

— Как кофе? — ласково спрашиваю вместо этого.

— Вкусный. — Таня снова берётся за чашку, но в последний момент, передумав, отодвигает её и виновато смотрит на меня: — Только я с молоком не пью.

Мне становится стыдно за свою невнимательность, но на этот раз отругать я предпочитаю Таню, а не себя. У меня лимит на самоуничижение.

— Ну и чего ты им тогда давишься? Скажи: «Вася, блин! Столько времени живём вместе, а ты никак запомнить не можешь, какой кофе я пью! Быстро переделай!»

Таня заливается смехом:

— Знаешь же, что я так не умею.

— А ты учись. — Забрав у неё чашку, я выливаю содержимое в раковину. — Иначе такие, как я, так и будут на тебе ездить.

Сделав Тане новый кофе, я подпрыгиваю как ужаленная. Мне минут пять назад пора было выйти. Это будет эпичная лажа, если я и сегодня опоздаю.

К счастью, таксист попадается расторопный, и я даже с Полиной успеваю парой слов перекинуться по поводу анонса открытия террасы. Карима ещё нет, отчего моё настроение, немного взбодрённое утренним признанием Тане, опять ползёт вниз. Если вчера был тренировочный заезд, значит, сегодня начинаются гонки и он, скорее всего, не появится. А это означает новые сутки сожаления, что я не запихала подальше своё упрямство и не согласилась на примирение.

Однако спустя час, при обсуждении бюджета на рекламную стратегию в соцсетях, Полина вскользь упоминает, что карета барина причалила к центральному входу.

Дождавшись её ухода, я, как одержимая, гипнотизирую дверь. Ну вот что я за дура такая? Раз за разом одно и то же. Выделываюсь как муха на стекле, а когда становится не перед кем, позорно распаковываю белый флаг.

Дважды постучавшись в знак признания своей вины, я захожу к Кариму. Он отрывает глаза от экрана ноутбука и приподнимает брови в подчёркнуто вежливом «Слушаю». Вместо рубашки на нём черное поло, что подтверждает его нерабочий настрой на день.

— Привет. Я тебе на почту скинула примерный расчёт по затратам на рекламу.

— Я как раз его смотрю.

Непохоже, что Карим обижен. Разговаривает спокойно. Хотя, возможно, для себя он решил не вмешивать личное в работу, а стоит стрелкам часов показать семь вечера — сделает вид, что вообще меня не знает.