Бакалавр 8 (СИ) - Куковякин Сергей Анатольевич - Страница 21

Вот ведь темнила — ни по телефону не стал говорить и сейчас тоже. Ладно, мы люди не гордые — сами посмотрим.

— Может, и не будешь ещё брать. Я так, на всякий случай, пока не стал выкладывать.

— Хорошо.

Так, что тут?

На столе в Мишкином закутке лежало несколько медалей и стояли сакешницы.

Так, так, так… Что это у нас? Ага — эта лялька за подавление боксёрского восстания. Ну, редкостью не является, есть в коллекции уже такая…

Эта медаль — за участие в русско-японской войне, эти две — за компанию четырнадцатого — пятнадцатого годов, одинаковые, а вот эта — Медаль Победы. Памятная она. Такую давали в честь победы в Первой мировой войне. Ничего интересного, рядовуха.

Нет бы на столе у Мишки оказался Высший Орден Хризантемы, но это уже из разряда несбыточной мечты… Можно любой — хоть с цепью, хоть с большой лентой. Вадим Анатольевич за тот и другой вариант ордена бы двумя руками ухватился.

Не лежал на столе Орден Хризантемы, учрежденный императором Мэйдзи в тысяча восемьсот семьдесят шестом году. Не принёс его никакой добрый человек в магазин Михаила.

Будут выложены сегодня же эти медали в магазине, а покупатели на них найдутся — пользуется популярностью военный антиквариат.

Сакешницы были поинтересней медалей. Вадим Анатольевич начал осторожно каждую в руки брать и рассматривать.

Деревянные и фарфоровые чашечки для саке сейчас много народа коллекционирует. Вадим Анатольевич не то чтобы их собирал, а некоторые и откладывал просто из интереса.

Большинство из них как новенькие — в отличной сохранности, хотя после сорок пятого года их уже и не выпускают. Имеется в виду настоящие, а новоделы то производят — куда без этого… Японцы эти наградные чашечки хранят дома рядом с алтарём, трепетно к ним относятся и передают из поколения в поколение. Вот они и через десятилетия как вчера сделаны.

Сакешницы можно всю жизнь собирать — большинство из них уникальны, только в единственном экземпляре существуют. Заказывает себе ветеран чашечку, а там — его имя, номер части, символы по его выбору, надписи… Второй такой просто не существует — вряд ли наберётся ещё один раз такое количество совпадений.

Золотых и серебряных сакешниц на Мишкином столе не стояло, всё деревянные уруси. Четыре были красными, а четыре — чёрными. Надписи на тех и других выполнены золотом, а рисунки — многоцветные. Нарисованы на сакешницах были цветы, фигурки всякие-разные, армейские звёзды, флаги… Последних чаще было даже по два.

На одной из сакешниц была ещё и хризантема. Вадим Анатольевич сразу же начал лепестки считать. Если будет шестнадцать лепестков, то это императорская хризантема и чашечка эта — правительственная награда. Если же другое количество лепестков, например — двенадцать, то эту уруси могли жители деревни заказать для подарка герою, который с фронта вернулся.

Из сакешниц саке пьют. Это нечто среднее между пивом и вином из специального сорта риса. Его специально только для саке выращивают, а больше ни для чего не используют. Ферментируют этот рис и саке производят. Зимой, когда холодно, саке японцы и Вадим Анатольевич подогревают, а летом в жару — его надобно охладить.

Ещё на одной чашечке Вадим Анатольевич цветы сакуры разглядел. Тут же и усмехнулся — эти любят некоторые хитрецы начинающим коллекционерам впаривать. Камикадзе де из таких перед своим последним вылетом только пили… Ничего подобного — цветок сакуры, это только символ самурайского духа. Не обязательно камикадзе эта уруси принадлежала…

Надписи на канжи… Это подтверждает подлинность чашечек… Это хорошо…

Вот эту сакешницу Вадим Анатольевич точно себе оставит. На ней танк нарисован. С разными пушками у него сакешницы уже имеются, а вот с танком нет. Сейчас и будет. Остается ещё с самолётом найти для комплекта изображений военной техники. Ничего, будет у него и с самолётом…

Чашечки с самолётами и кораблями встречаются редко. Пехотинцев то гораздо больше было, чем лётчиков и моряков. Надо ещё помнить, что часть уруси вместе с моряками сейчас на морском дне покоится, а летчики не всегда к себе на аэродром возвращались…

Хотелось кроме всего прочего Вадиму Анатольевичу иметь не просто сакешницу с кораблём, а чтобы на ней ещё и название этого военного судна было. Такие не часты… Может у японцев название корабля писать разглашением военной тайны было? Кто его знает…

Поперебирал, порассматривал Вадим Анатольевич сакешницы и решил все себе оставить — пусть будут. На худой конец на подарки пойдут. Народ такие подарки любит.

Тут и Мишка в свой кабинетик за торговым залом заглянул.

— Ну что?

— Медали — барахло, а сакешницы все возьму.

— Почему-то я так и думал…

— Кто хоть принёс?

— Пацанята какие-то. Говорят, что после деда осталось. Им не надо, просят не дорого — вот я и взял.

— Сколько в кассу внести?

— Да ладно тебе… Так бери… Не обеднею.

— Нет, Миша. Не пойдёт так. Сколько сам заплатил?

Михаил назвал Вадиму Анатольевичу сумму.

Кстати, не даром Мишке сакешницы и медали достались…

— Вот, возьми денежки. Чем точнее расчёты — тем крепче дружба…

— Нашёлся мне расчётчик… — Михаил улыбнулся и взял протянутые купюры.

Торговля у него сегодня хорошо шла, а часы ещё и обеденное время не показали…

Читаете? Не плюётесь? Тогда на сердечко у книги нажмите:)))

Глава 30 «Фордзон-Путиловец»

Так получилось, что когда Вадим Анатольевич собирался к Михаилу, он надел пиджак, в котором на аэровокзале сидел в снежном плену. До этого момента он так в шкафу и висел. Как-то всё другие его собратья Вадиму Анатольевичу под руку попадались и он в них на работу и отправлялся.

Руку во внутренний карман засунул, а там — бумажка. Вытащил её, а на ней номер телефона и имя чужим почерком нацарапаны.

Чёрт, чёрт, чёрт… Вот память стала… Это же координаты владельца коллекции значков, которые ему охранник в Победилово дал.

Как он забыл про это? Самому не понятно…

Разбираться со значками Вадиму Анатольевичу самому не с руки — для Михаила он номер телефона брал, ему сегодня и отдаст он страничку из блокнота.

— Миш, тут телефон мужичка, которому в наследство значки достались. Как время будет — разберись. Может там что-то хорошее найдётся. — уже после денег за сакешницы отдал Вадим Анатольевич Михаилу забытый листок. — Правда, он у меня долго пролежал — забыл я про него…

— Понятное дело, господину профессору не до мелочей… — пошутил Мишка. — Прямо сейчас и звякну.

Михаил прижал трубку к уху, набрал номер, немного подождал.

— Не отвечает.

— Вечером попробуй или завтра — он в аэропорту работает, может на смене. — кивнул на телефон Вадим Анатольевич.

— Проблем нет… — согласился Мишка.

— Ну, давай, успехов, — попрощался Вадим Анатольевич с компаньоном по антикварному бизнесу.

Однако сразу уйти ему от Михаила не получилось.

В дверях рабочего кабинета или каморки, так в зависимости от обстоятельств и настроения Мишки это помещение называлось, возникла колоритная фигура — мужик под два метра ростом, сотни полторы живого веса, чёрная борода чуть не до пояса, сам в натовском поношенном камуфляже и кирзовых сапогах.

— Тук-тук, кто в теремочке живёт? — было спрошено басом.

— О, тысячу лет не виделись. — Вадим Анатольевич широко улыбнулся пришедшему.

— Добрый день, — коротко поздоровался с мужиком Михаил.

Гость был для Вадима Анатольевича приветом из девяностых. Когда он с Юрой по заброшенным деревням шарился, эта громадина тем же делом была занята.

— Как успехи? — осведомился Вадим Анатольевич у пришедшего.

— Лучше всех и живее всех живых. Сразу говорю — не дождётесь, — загромыхало в Мишкиной каморке.

Сапоги чуть не пятидесятого размера протопали по паркету, венский стул жалобно скрипнул.

— Э, э, э… На табурет пересядь… — замахал руками Мишка. — Опять после тебя вещь к реставратору везти придётся.