Ее превосходительство адмирал Браге (СИ) - Мах Макс - Страница 25

В Псков вернулся загорелым, отдохнувшим и готовым к новым приключениям, а их у пилотов-испытателей, как говорится, конца нет. Но в этом, возможно, и заключена особая прелесть ситуации. Военный авиатор и, уж тем более, пилот-испытатель живет на всю катушку, дышит полной грудью и пьет жизнь, сколько бы ее ни было, большими глотками. Виктор учился невероятно интересным вещам и летал на совершенно невозможных аппаратах, гонял во время увольнительных на мотоцикле по Пскову и окрестностям, знакомился с красивыми и раскованными девушками и нередко уговаривал их «на койку», хотя некоторых и уговаривать не нужно было, сами туда запрыгивали. И по правде говоря, ему нравилась такая жизнь, и он ни за что не стал бы менять свой модус операнди, но потом, он встретил Варвару Бекетову и, едва не сошел из-за нее с дистанции.

Черт его знает, что такого он увидел в этой девушке. Не уродина, отнюдь нет, но и не красавица, если уж на то пошло. И уж точно, не его тип. Не высокая блондинка с полной грудью, если без подробностей. Тогда, что его в ней вдруг привлекло? Анекдотичность их первой встречи, когда он принял девочку за мальчика? Неожиданный образ на первом свидании, когда в ресторан заявилась потрясающая своими статями светская львица? Ладная фигурка? Симпатичное личико и большие синие глаза? Или твердый характер, дерзость и способность моментально принимать не бесспорные, но вполне приемлемые решения?

Он не знал ответов на эти вопросы, но предполагал, что правдой здесь было все, а не что-то одно из этого списка. Однако, какими бы ни были причины, в конце концов, он, похоже, все-таки увлекся курсантом Бекетовой, и, если бы не случайная встреча с Настей Бывшей Берг, все, наверное, могло бы у них получиться, но, увы, не судьба. Встретив свою первую и единственную на данный момент любовь, Виктор дал слабину, и Варя это увидела. Заметила, оценила и, по-видимому, поняла, - ведь не дура, - о чем на самом деле идет речь. И естественно уже не захотела никакого продолжения. Она ушла, и это тоже был факт…

- Ну, что, мичман, готовы? – начальник испытательного полигона Каргополь-3 кавторанг Устинов спрашивал не проформы ради, первый самостоятельные вылет на новом аппарате – дело серьезное, и поверхностного к себе отношения не терпит.

- Так точно, господин капитан 2-го ранга, готов! - доложил Виктор. – Документацию изучил, пилотскую кабину обжил, аппарат знаю.

- Ну, тогда с богом, Виктор Ильич! Удачного полета!

- Спасибо! – совсем не по-уставному ответил Виктор и пошел к «Уродцу».

Уродцем машину прозвали еще на опытном заводе за серийное обозначение «УРО-7/23» и за внешний вид, от которого пилотов бросало в холодный пот. Это был двухфюзеляжный моноплан с высоким расположением крыла и двухкилевым хвостовым оперением. Силовая установка — два паровых двигателя тройного расширения, установленные продольно в общей надфюзеляжной мотогондоле, с приводом на тянущий и толкающий воздушные винты противоположного вращения. Размеры этого монстра ужасали, но конструкторы полагали, что у него будет неплохая грузоподъемность при несопоставимо высокой скорости. Не воздушный корабль, но и не штурмовик. Другой вопрос, для чего он мог бы пригодиться? Какую функциональную нишу он должен занять в линейке боевых машин Флота? Не ударный самолет, даже не торпедоносец, но кто тогда? Брандер? Скутер? Почтарь? Однако, похоже, эти вопросы занимали всех, кроме конструкторов, которые активно экспериментировали с размерами, компоновкой и прочим всем летательных аппаратов тяжелее воздуха. Однако не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понимать: у монстра «УРО-7/23» есть еще один существенный недостаток – длина разбега. «Уродец» не мог взлетать с коротких полос, а такими были большинство ВПП в стране, - не говоря уже о кораблях-носителях.

Тем не менее, приказ есть приказ, и, если велено испытать «Уродца», то вот оно «Воронье поле» с длинной и широкой, специально для таких случаев построенной бетонной взлетно-посадочной полосой, с которой можно, как говорят, поднять в небо даже «летающий утюг», лишь бы разбега хватило. И поднимали, разумеется. На то и существует испытательный полигон. Другое дело, что Виктор никогда еще опытных машин первым в небо не поднимал, и сейчас ему предстояло сделать это впервые в жизни и сразу с такой охренительной махиной. Страшновато, положа руку на сердце, и, чего уж там, волнительно, но когда-нибудь надо же начинать! Пилот-испытатель потому так и называется, что должен испытывать. И Виктор знал, на что подписывается, когда соглашался на эту специализацию, так что ничего неожиданного – обычная рутина.

Механики подкатили к аппарату алюминиевый трап, и Виктор забрался в кокпит. Высота расположения кабины и практически полное остекление передней полусферы обеспечивали хороший обзор при взлете и посадке. С задним обзором все обстояло гораздо хуже, но на самом деле кабин было две, – Виктор сидел сейчас в левой, функционально лучше приспособленной для стартов и финишей, - и обе были двухместные. Так что, если бы это был боевой вылет, пилотов тоже было бы двое, а еще штурман и стрелок радист, прикрывающие заднюю полусферу. Другое дело, какое боевое применение можно придумать для такого невероятного монстра: грузоподъемность 1600 кг, максимальная скорость 530 км/ч. На этот счет пилоты-испытатели были полны пессимизма. Все, кроме Виктора, который пытался сейчас вспомнить, для чего применялись такие вот тяжеловесы в его прежнем мире. Что-то такое пыталось пробиться со дна его памяти, но пока образы были слишком смутными, чтобы начать прямо сейчас создавать новую авиационную концепцию.

«Ладно, - решил Виктор, предприняв очередной бесплодный мозговой штурм, - полетаю, посмотрю, может быть, что-то и придет в голову. Не в первый раз».

Он запросил разрешение на взлет, сверил полетный план с картой местности, получил свежую метеосводку и, наконец, башня ЦУПа дала «добро». К этому моменту двигатели уже разогрелись и набрали обороты, так что Виктор снял тормоза и начал разбег. Что ж, предупреждение испытателей прототипа оказалось верным: машина была тяжеловата, несколько излишне инертна и имела не слишком удачную аэродинамическую схему, проще говоря, ее оказалось непросто разогнать и поднять в воздух. Тем не менее, отрыв прошел благополучно, и, продолжая набирать скорость, Виктор начал потихоньку карабкаться в облака. Заданного эшелона 1300 метров он достиг уже над озером Лача и повел машину над водой. От устья Онеги озеро было вытянуто в длину почти на пятнадцать километров, так что Виктор успел проверить работу практически всех бортовых систем, включая моторную группу и камеры радиоскопов, позволявших пилоту смотреть назад. Все работало согласно параметрам, отмеченным в заводской документации, и, достигнув точки поворота на траверзе колокольни церкви Рождества Пресвятой Богородицы, Виктор начал левый разворот. И вот, разворачиваясь чтобы сменить курс с севера на юг, он наконец сообразил, о чем напоминала ему память прошлого.

«Bomber! – всплыло в памяти английское слово. – Бомбер! Ну, конечно! Тысяча двести килограмм бомб в отсеках, скрытых внутри фюзеляжей, или на внешней подвеске, как это делают сейчас на торпедоносцах… Или… Или поставить мощный радиоискатель вместо правой кабины… и… и получится… Как же он там назывался у нас? Вот зараза! – напрягся Виктор, вспомнивший странный силуэт самолета со шляпкой гриба-переростка на спине. - Самолет разведки? Нет, не то! Там была еще такая запоминающаяся аббревиатура. ДЛО? ДРЛО? Самолет дальнего радиолокационного обнаружения? Точно! ДРЛО. Радиоискатель. Морской разведчик? Разведчик зональной ПВО? Неплохая идея! Что-то еще?»

Но ничего больше сейчас в голову не приходило. Впрочем, и этого достаточно. Речь ведь немного-немало о двух новых классах боевых машин. И не сказать, чтобы себерская военно-техническая мысль совсем уж не работала в этом направлении, но концептуального перехода пока не произошло, - себерцы, как и все остальные в этом мире, застряли между воздушными кораблями и штурмовиками, - так что Виктор вполне мог оказаться первооткрывателем. Но все это, разумеется, стоило сперва хорошенько обдумать. Как бы не занести в этот мир ненароком какую-нибудь интеллектуальную гадость из его прошлой жизни. Там, помнится, люди успели наворотить такого, что не знали потом, как со всем этим жить.