Мама для Совенка (СИ) - Боброва Екатерина Александровна - Страница 22

«Сюда» напоминало по виду два деревянных короба, закрывающих ноги до бедра.

Юля убито кивнула. Кто бы сомневался, что ездить на этой твари нужно не по-людски.

— И лицо берегите, — инструктировал ее мужчина, — низко не наклоняйтесь, кожу обдерете. Давайте я вам помогу.

Юля огляделась. Конечно, все в седле, ждут только ее. Твою же мать! Отказаться бы, да внутри подняла голову гордость. Она — землянка, причем русская, а русскую женщину какой-то там ящерицей не испугаешь.

— Ну здравствуй, Ветерок.

Протянула руку в перчатке, вальшгас облизал свой нос, на руку никак не среагировав. В желтых глазах читалось зримое превосходство.

— Госпожа ассара, — умоляюще проговорил мужчина, и Юля подчинилась судьбе. Взгромоздилась в седло, уместилась в позе прячущегося от пуль всадника, намотав себе на руку ремень. Управление было простым: у седла присутствовал плоский руль, ремнями связанный с телом вальшгаса. Хочешь направо — дави правую палку от себя, налево — левую. Остановка — обе палки на себя, вперед — давить или стукать ящерице по шее. Ремень — экстренная остановка, когда больше ничего не работает.

— Не волнуйтесь, — мужчина застегнул страховочный пояс вокруг ее талии, — можете ничего не делать, Ветерок сама пойдет.

Пусть идет. Какое управление?! Юле бы удержаться в седле и дожить до обеда.

Раздался густой звук, и они плотной толпой двинулись по дороге. Вальшгасы бежали, низко наклонив головы к земле. Некоторые, повинуясь воле всадников, вырывались вперед, ловко лавируя между остальными. Как и говорил инструктор, Ветерок бежала вместе со всеми. Приноровившись к ее плавному ходу, к выбрасываемым в стороны лапам и поняв, что ездить на ящерице не так уж и страшно, Юля расслабилась и даже начала замечать красоту окружающего их пейзажа. Они въезжали в горы, справа и слева поднимались скалы, густо поросшие низким темно-багровым кустарником. Впереди ехал Совенок, за его спиной на двойном седле восседал пожилой мужчина. Изредка до Юли доносились восторженные возгласы детя. Хоть кому-то хорошо.

— Все в порядке, Ю-лия? — с ней поравнялся Четвертый и польстил: — Вы отлично держитесь для первого раза.

— Надеюсь, вы учтете мой минимальный опыт и выберете простой маршрут? — ворчливо осведомилась девушка.

— Не волнуйтесь, — на нее с насмешкой глянули серые глаза, — мы доберемся лишь до плато Забвения. Это не высоко.

И Четвертый стукнул ящерицу по плоской голове между глаз, заставляя ускорить ход.

До плато? Юля похолодела. Нет, он сказал: «Не высоко». Паниковать рано. Вдруг до плато ведет нормальная дорога?

Но тут серая лента из вальшгасов резко свернула в сторону, пропадая из виду. Юля завертела головой, подняла взгляд — япона мать! Вот теперь можно паниковать! Дороги не было. Ящерицы ползли прямо по скалам.

— Стоять! — гаркнула, пытаясь остановить Ветерка, но та даже мордой не повела и, резко ускорившись, вспрыгнула на ближайшую скалу. Юля от страха дернула ремень, Ветерок недовольно зашипела, извернулась, намереваясь цапнуть наездницу и разом опровергая свой мирный и послушный нрав. Остановиться она и не подумала.

— Стой, зараза!

«От меня решили избавиться», — пронеслось в голове, руки налились слабостью. Ветерок, ощутив отсутствие контроля, ударилась во все тяжкие. Юля даже глаза закрыла, чтобы не видеть совершенно отвесные скалы, по которым они ползли. Все силы уходили на то, чтобы держаться. «Не дождетесь», — пальцы упрямо цеплялись за седло. Сердце замирало от каждого вывалившегося из-под когтей твари камешка. Вниз смотреть было нельзя, ясно же — грохнешься, костей не соберешь. А что они поднялись высоко, было понятно по усилившемуся ветру, который дул вбок, норовя оторвать от скалы.

Ругать тупую тварь Юля устала, да и бессмысленно было — если та ошибется, рухнут вдвоем.

— Милая, не умаялась? — решила сменить тактику, открыв по такому случаю глаза. Господи, лучше бы не открывала. Вид, конечно, потрясающий, но не когда висишь, прижавшись к спине ящерицы, а внизу метров пятьдесят пропасти. И стало понятно назначение деревянных колодок для ног — чтобы не содрать кожу об острые камни при подъеме.

— Передохнем, дорогая?

Докатилась — разговаривает с ездовой ящерицей! Еще и вокруг ни души. Высшее общество провалилось в полном составе, и на этой скале Юля была одна в компании с вальшгасом. А тот и правду решил передохнуть. Устроился на узком карнизе. Прикрыл глаза, намереваясь задремать.

Вот здорово! — разозлилась девушка. Сначала затащила неизвестно куда, а теперь дрыхнуть собралась, тварь! Хотела пнуть или стукнуть по макушке, как над головой раздались мужские голоса. Знакомые такие…

— Как успехи с ассарой?

Третий.

— Я решаю этот вопрос.

А вот и Четвертый.

— К драгоценностям она равнодушна, власть ее скорее пугает, чем прельщает, а мужчины…

— Я в курсе, что ты не смог удержать ее ночью. Теряешь хватку, брат.

— Просто не хотел пугать, — возразил Четвертый, и Юля ощутила, как румянцем вспыхивают щеки, а внутри поднимается злость.

— И когда ты скажешь, что мы ее не отпустим, и она должна будет остаться с Шестым?

— Не торопи меня, — огрызнулся Четвертый, — думаешь легко понять, что творится в голове у этой женщины? Я ищу подход.

— Поторопись, брат. Мне не нравится, что это женщина начинает слишком много для тебя значить. Смотри, не увлекись всерьез.

И Третий хлопнул по макушке своего вальшгаса. Фильярг остался один. Зло поджал губы. «Поторопись!» Легко сказать. Он вспомнил поцелуй, упрямый взгляд, прячущий за решимостью страх. Эту женщину хотелось узнать, она манила как спрятанная в ворохе бумаги конфета. Если бы не спешка, он стал бы неторопливо, наслаждаясь вожделением, разворачивать обертку. Потом так же, не торопясь, попробовал бы ее на вкус, пробуждая страсть и заставляя раскрыться. Эту женщину хотелось приручить, а не сломать. Но Третий прав, на игры нет времени. И все же… Он вспомнил их поцелуй, волну желания, поднявшуюся в теле. И покачал головой… Все складывалось, как нельзя некстати.

Некоторое время Юля прислушивалась — не раздастся ли еще чей-нибудь голос, но вокруг лишь гудел ветер, да задорно чирикала какая-то птаха. Внутри нарастал яростный холод. Крепло желание кого-нибудь убить. Нет, конкретно хотелось прибить Четвертого, но после того, как он вернет ее домой.

Сволочь! Так и знала, что верить нельзя. Обвинение в похищение… Покровительство… Прием… Вся эта лапша активно вешалась на уши с единственной целью — подсластить пилюлю. Похоже, с самого начала ее никто не собирался отпускать домой.

Юля с расстройства долбанула кулаком по ближайшему до чего дотянулась. Ветерок, не ожидавшая такой подставы по затылку, подпрыгнула, недовольно зашипела и сорвалась с места. Девушка охнула, судорожно вцепляясь в седло, перед лицом промелькнула выглаженная на ветру скала, справа, между двух белоснежных пиков, синей полосой блеснуло море, а потом они вывернули на плато, оказавшееся буквально в паре метров над карнизом.

Здесь было красиво. Раскинули под изумительно синим небом игольчатые ветви хвойники, камни покрывал разноцветный мох, создавая видимость полотна авангардиста. У дальнего края белым песцом улеглось облако. И все было бы прекрасно, даже Ветерок не портила пейзаж, если бы не аристократия, группками рассредоточившаяся по плато. И мысли в голове сразу закрутились отнюдь не гуманные.

Сюда бы бомбу, — мечтала Юля, — желательно резиновую. Запустить и пусть скачет и скачет, давя. И начать с Четвертого или с Третьего. А лучше с обоих.

Вальшгас, завидев своих, прибавил ход, активнее перебирая лапами.

— Юля, — закричал, размахивая руками деть, — ты где была? Я боялся, что ты потерялась.

Она и потерялась, причем весьма удачно. Всегда бы так «теряться», чтобы не чувствовать в конце полной дурой.

— С вами все в порядке? — с заботой осведомился главный по дурам. Юля скрипнула зубами. Нет, в целом все неплохо. Она жива. На горы насмотрелась на десять жизней вперед, получила незабываемые — до поседевших волос — впечатления от езды. Стерла пломбы на зубах, сдерживая ор. Эхо в горах разносится далеко, а русской нецензурщине она местных лордов научит в другой раз. Но главное — появилась какая-то определенность. Не надо больше гадать: прорываться с боем, сбегать под покровом ночи или торжественно с оркестром и цветами отбывать домой. Ясно, что цветов и оркестра не будет. Остался один лишь вопрос — зачем принцам иномирный наставник? Но с этим можно разобрать и дома, лежа на диване и поедая мороженое. В тепле и безопасности у нее будет время проанализировать мотивы и поступки их высочеств, а сейчас надо действовать.