Избранная. Будь нашей женой (СИ) - Новикова Татьяна О. - Страница 27

Поцелуи — напоминания о сегодняшнем дне. 

— Что он говорил тебе? — вопрос звучал особенно бесстыдно, если учесть мою позу и пальцы Макса, доводящие меня до предела.

Что мне ответить? Зачем он спрашивает?

Почему же так тяжело соображать, и малейшее касание к разгоряченной плоти заставляет меня задыхаться от нетерпения, самой тянуться к нему, хвататься за рубашку как утопающий хватается за спасательный круг.

— Макс…

— Тебе не нравится?

— Я…

Даже соображать не получается. Я плавилась как масло, таяла под умелыми руками, под чутким взглядом и стальными интонациями. Моя грудь была искусана, но каждый укус Макс зацеловывал, зализывал горячим языком. 

Мужчина скинул со столика поднос — наполненные тарелки со звоном рухнули на пол — и усадил меня на гладкую столешницу, а сам упал к моим ногам. Его губы коснулись разгоряченной плоти и втянули в себя, доводя до исступления.

Язык. Поцелуи. Пальцы, что раздвигают меня изнутри, поглаживают, бесцеремонно вторгаются.

Мне хватило пары минут, чтобы содрогнуться в волне удовольствия и глухо стонать, продолжая находиться на пике.

— Так-то лучше, — отметил Макс, наблюдая за тем, как я смущенно поправляю юбку. — Люблю смотреть за тем, как ты краснеешь. Безумно возбуждает.

— Теперь ты меня простил? — хрипло, обессиленно.

— Я на тебя и не обижался, Рина. Ты не наша собственность, и мы не можем поделить тебя. Пока ты разрешаешь быть с тобой, мы будем бороться за это право. Как только решишь отдалиться — примем твое решение. Но если я могу доставить тебе удовольствие, то почему бы и нет? Ты так красиво дрожишь, когда тебе хорошо.

— Спасибо... за всё.

— Хм, за оргазмы меня еще не благодарили. 

Я вжалась носом в его шею и подумала о том, как низко пала и как мне нравится это грехопадение. Ничего слаще в моей жизни не могло случиться. Нет ни единого шанса, что я позволила бы двум мужчинам подчинить себе, без чувства вины и гадливости к происходящему. Но то были бы реальные мужчины, а Макс с Алексом… они невозможные, будто ожившая запретная фантазия, которая так и манит воплотить её. 

— Можно тебя кое-о-чем спросить?

— Всегда.

— Расскажи мне про академию, где ты обучался, — сказала я и тотчас почувствовала, как изменилось настроение Макса и потемнело его лицо.

— Рина...

— Пожалуйста, откройся хотя бы немного. Ты так разозлился, когда Александр упомянул о ней. Что произошло?

Не представляю, почему мне вспомнилась именно академия, но с той самой секунды, когда дэ Горн-старший напомнил о ней впервые, разозлив донельзя младшего брата, я чувствовала, что должна знать правду.

— Да не о чем рассказывать.

— Макс, ты метнул в брата нож. Уверена, кое-что всё-таки произошло. Ладно, — выдохнула, видя, как колеблется мужчина. — Начни с простого. Что за академия? Как ты там оказался?

Что-то мне подсказывало: я вытяну правду, и одной застарелой тайной станет меньше.

Макс заговорил рвано, дергано, словно вырывал из себя куски памяти:

— В академии обучается вся магическая элита. Юных колдунов зачисляют сразу же, как проявляются их первые способности. Я переехал туда в тринадцать лет. Отец ликовал, — таким голосом сообщил Макс, будто стыдился своего положения. — Мне легко давалась любая магия, кроме целительской, наверное, такова сила отцовской крови. В роду дэ Горнов нет слабых волшебников, как нет слабых воинов. Лучшие из лучших. В общем, после обучения я имел все шансы стать магистром. В нашем мире это одна из высших ступеней, и мне пророчили её сразу же после окончания академии.

— Что произошло потом? Александр сказал, тебя хотели исключить?

Я села на диванчике, скрестив по-турецки ноги, уперла локти в колени и уставилась на мужчину. Тот пытался совладать с эмоциями, но крылья носа его раздувались, и меж бровями залегла складка.

Может быть, нужно отступиться?

Нет, нельзя. Раз уж начала, надо идти до конца.

— Да. Меня едва не выгнали взашей и перечеркнули все мечты о карьере после того… когда… Я не могу. Иногда мой брат бьет так мастерски, со всем садизмом. Прости, но нет.

— Макс. — Ладошкой тронула его напряженную, сжатую в кулак руку. — Вы оба совершенно не подпускаете меня к себе. Скрываетесь, утаиваете правду, недоговариваете. Думаешь, мне нравится ощущать себя вещью? Меня вроде как ценят, пылинки с меня сдувают, но относятся как к хрустальной вазе. Это раздражает.

— Зачем сдувать пылинки с хрустальной вазы? — не понял всей глубины моей метафоры Макс, но всё-таки проникся просьбой и вздохнул: — Ладно, попробую. Я был влюблен… взаимно. Её звали Лисавета. Лисса. Она принадлежала хоть и знатному роду, но уступающему дэ Горнам во всем. Не такая богатая, не такая прославленная, не такая достойная. Разумеется, отцу не понравилось моё увлечение, — желваки затвердели. — «Плохая» партия, да ещё и отвлекает от учебы. Он считал, что талантливый сын должен положить всего себя на изучение магии. Ты не представляешь, сколько раз я слышал от него одну и ту же фразу. «Ты обязан продолжить моё дело». Александра он попросту списал со счетов, что, конечно, задевало брата. А во мне он видел… не знаю… самого себя, наверное. Но если сам отец женился из необходимости на той невесте, которую сосватали ему родители, то меня влекло по-настоящему. Мы хотели обручиться после окончания академии. К сожалению, планам не удалось сбыться.

— Почему?

Он закусил губу изнутри, пососал её, то ли вспоминая, то ли обдумывая.

— Её отравили…

— Твой отец?! — не выдержала я, ужаснувшись догадке.

— Нет, — покачал головой Макс, — не отец. Отвергнутый ухажер. Лисса была красива и чертовски мила, многие парни мечтали об её обществе. Ей дарили подарки, ей обещали выгодное замужество. А она предпочла меня. Один ублюдок этого не простил. Он сам сварил отраву, добавил её в дорогое вино и попросил распить вдвоем в честь удачно сданной сессии.

…Я помню, как она рухнула на пороге моей спальни. Никто не должен был знать о вине, ибо алкоголь строго запрещался в стенах академии. Никто не должен был знать о яде, который по неосторожности она выпила. Её бы исключили. Мы не могли этого допустить. Я запер её в своей спальне и неделю варил экспериментальное зелье. Проблема заключалась в том, что парень этот был самоучкой, и его яд не имел логичной структуры. Мне пришлось подбирать ингредиенты на глаз. Я был юн и недостаточно грамотен. Увы, зелье не сработало. Даже сделало хуже. Она умерла во сне, не приходя в сознание. — Макс нахмурился и добавил: — Парня, к слову, откачали.

...Если бы Лисса доверилась не самоуверенному юнцу, а профессионалам — она бы жила.

....Но в итоге все узнали о нашей связи. Кроме того, я фигурировал в деле об убийстве. Многие решили, что именно я собственноручно отправил ей в мир иной. Скандал был дикий. Александр помнит, сколько проблем наделала моя любовь. Меня чуть не исключили, отцу пришлось кланяться в ноги ректору. Я остался учиться, только вот о степени магистра пришлось позабыть. Если бы не личное расположение императора, быть мне заштатным магом в глухом селении.

Он замолчал, и мне тоже хотелось тишины.

Я никогда бы не подумала, что внутри этого веселого, не знающего уныния человека скрывается столь сильная трагедия. Неужели смерть любимой женщины не выпотрошила его, не изничтожила всё светлое? Как он находит силы вставать по утрам и улыбаться мне, шутить, видеть прекрасное в мелочах?

Ежедневно понимать, что по собственной неопытности лишил её жизни?

Александр неправ. Он бывает слишком категоричен и считает, что имя дэ Горнов превыше всего (весь в отца), но нельзя всё мерить достоинством рода. Есть и другие вещи. Чувства, эмоции, желания.

Как-никак, он и сам «оступился» (опять же, в понимании отца), спутавшись со мной, разделив меня с братом. 

Я обязательно поговорю с Александром. Их долгая бесполезная война, которую развязал между сыновьями собственный отец, должна быть кончена.