Дети Мафусаила - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 43
- Предыдущая
- 43/52
- Следующая
Он говорил вслух, обращаясь к проводнику. Это была лучшая гарантия того, что тот воспримет адресованную ему мысль.
В ответе, посланном человечком, Барстоу уловил ноты удивления.
— …вам нарушать гармонию прекрасных мест?.. К чему вам формировать строения?..
— Здания нужны нам для самых разных целей, — начал объяснять Барстоу. — Они требуются нам и как укрытия на день, и как помещения для сна на ночь. В них мы собираемся выращивать пищу и приготавливать ее. — Он хотел было попытаться растолковать, что из себя представляют гидропонная оранжерея, склад, кухня и тому подобное, но потом понадеялся на способность «слушателя» читать мысли. — Здания нужны нам и для многого другого — для размещения лабораторий, мастерских, помещений для аппаратов, с помощью которых мы связываемся друг с другом, — короче говоря, почти для всего на свете.
— …будьте терпеливы со мной… — пришла к нему мысль, — ведь я так мало знаю о ваших путях… Скажите мне, неужели вы предпочитаете спать вот в таких?.. — Проводник указал рукой на космические шлюпки землян, возвышающиеся над пологим берегом. Мысль, которую он использовал для определения шлюпок, была эмоционально окрашена — у Лазаруса в сознании вспыхнуло ощущение какого-то мертвого, сдавленного пространства, тюрьмы, в которой он не так давно был заперт, чего-то вроде тесной вонючей будки общественного видеофона.
— Таков наш обычай.
Человечек наклонился и дотронулся до травы:
— …разве на этом плохо спать?
Лазарус про себя согласился с ним. Земля была покрыта мягким, упругим ковром растительности, похожей на траву, но куда более нежной, ровной и густой. Лазарус снял сандалии и позволил ступням насладиться ее прохладой.
— …что касается пищи… — продолжал человечек, — зачем с трудом добывать то, что добрая земля дает просто так?.. пойдемте со мной…
Он повел землян через луг к рощице невысоких деревьев, склонившихся к журчащему ручейку. Их листья оказались плодами неправильной формы, размером с человеческую ладонь и толщиной примерно в дюйм. Человечек оторвал один из них и с видимым удовольствием стал есть.
Лазарус тоже сорвал плод и внимательно его разглядел. Плод легко крошился в руках, словно хорошо пропеченный пирог. Мякоть была маслянисто-желтой, упругой, но рассыпчатой и издавала сильный приятный аромат, напоминающий запах манго.
— Лазарус, не вздумай есть! — предостерег его Барстоу. — Они еще не исследованы.
— …он гармонирует с вашим телом…
Лазарус понюхал плод:
— Ладно, пусть я буду подопытным кроликом, Зак.
— Ну что ж, — пожал плечами Барстоу, — я тебя предупредил. Спорить с тобой бесполезно.
Лазарус надкусил экзотический фрукт. Вкус его был удивительно приятным, а мякоть достаточно упругой, чтобы дать работу зубам. Пережеванный кусок благополучно добрался до желудка Лазаруса и обосновался там.
Барстоу запретил остальным пробовать фрукты до тех пор, пока окончательно не станет ясно, что Лазарусу они вреда не причинили. Самоотверженный экспериментатор тут же воспользовался своим привилегированным положением, чтобы наесться как следует, и это, счел он, была лучшая его трапеза за много-много лет.
— …сообщите, пожалуйста, чем вы обычно питаетесь… — попросил их маленький приятель.
Барстоу начал было объяснять, но его остановила следующая мысль человечка:
— …все вы… думайте об этом… — На какое-то время мыслепередача прервалась, затем пронеслось: — …достаточно… мои жены позаботятся об этом…
Лазарус не был уверен, что понятие означало именно «жен», во всяком случае явно имелись в виду какие-то родственные отношения. До сих пор еще не было выяснено, являются человечки двуполыми или нет.
В эту ночь Лазарус спал под открытым небом и успокоительный свет звезд постепенно изгонял из его души остатки вызванной перелетом клаустрофобии. Очертания созвездий отсюда узнать было нелегко, но ему показалось, что он нашел хрустальную лазурь Веги и оранжевый глазок Антареса. Неизменным даже здесь оставался лишь Млечный Путь, величаво пересекающийся небосвод туманной аркой. Лазарус попытался отыскать Солнце, однако скоро оставил свою затею. Их разделяли ныне многие световые годы. Надо бы потрясти Энди, сонно подумал он, рассчитать координаты Солнца и взглянуть на него в телескоп. Но тут же заснул, не успев даже задаться вопросом, зачем ему все это нужно.
Поскольку на первых порах вполне можно было обойтись ночью без укрытий, доставку Семей на планету осуществили в кратчайший срок. Пока оборудовали колонию, людей располагали прямо на траве, как во время пикника. Сначала их стол был ограничен продуктами, привезенными с корабля; однако отметив, что Лазарус чувствовал себя по-прежнему прекрасно после проведенных над собой гастрономических опытов, колонисты постепенно изменили предвзятое отношение к местной пище и перешли на нее полностью, изредка для разнообразия пополняя ассортимент земными продуктами.
Вскоре после окончательного переселения Семей на планету Лазарус, прогуливаясь в некотором отдалении от лагеря, повстречал одного из человечков. Абориген поприветствовал Лазаруса — как и остальные его сородичи, он говорил с налетом доверительности, как бы на правах давнего знакомого, — привел его к рощице невысоких деревьев чуть в стороне от базы и предложил отведать их плоды.
Лазарус не был особенно голоден, но неожиданно для себя почувствовал, что не имеет права отказаться.
Сорвав плод и надкусив его, он чуть не подавился от изумления… картофельное пюре с томатным соусом!
— …мы правильно уловили?.. — донесся до него безмолвный вопрос.
— Черт! — восхитился Лазарус. — Не знаю, что вы собирались сотворить, но получилось у вас отлично.
В мозг его ворвалась волна удовлетворения:
— …попробуй со следующего дерева…
Лазарус так и сделал — осторожно, но с большой охотой. Аромат плода напомнил ему запах свежевыпеченного ржаного хлеба, сдобренного настоящим сливочным маслом, но в этот букет вкрался еще и привкус мороженого. Он уже почти не удивился, когда плоды с третьего дерева позволили ему ощутить во рту вкус жареного мяса с грибами.
— …мы использовали в основном твои впечатления… — пояснил его сопровождающий, — они оказались гораздо сильнее, чем ощущения любой из твоих жен…
Лазарус не стал объяснять, что он не женат. Человечек добавил:
— …у нас не было времени воплотить формы и цвета, указанные вашими мыслями… они многое значат для вас?
Лазарус поспешил уверить его, что в данном случае это ни к чему.
Когда он вернулся на базу и поделился впечатлениями от прогулки, ему пришлось очень долго убеждать товарищей в том, что его слова не розыгрыш.
Одним из тех, кому пошла на пользу беззаботная жизнь в сказочной стране изобилия и праздности, был Слэйтон Форд. Он очнулся после анабиоза практически оправившимся от нервного потрясения. У него остался только один болезненный симптом: он никак не мог восстановить в памяти события, произошедшие в джокайрийском храме. Ральф Шульц решил, что это нормальная реакция здорового организма на перегрузку психики, и признал пациента полностью излечившимся. Теперь Форд казался еще более молодым и счастливым, чем до болезни. Он не стал претендовать ни на какие официальные должности — кстати, их осталось кот наплакал. Семьи пребывали в состоянии блаженной анархии, пользуясь всем, что в изобилии давала им благословенная планета. Тем не менее к Форду колонисты по-прежнему обращались с добавлением титула и относились к нему как к одному из Старших. У него часто спрашивали совета, с его мнением считались так же, как с мнением Заккура Барстоу, Лазаруса и капитана Кинга. Члены Семей не придавали большого значения возрасту: близкие друзья могли иметь столетнюю разницу в годах. Они в течение многих лет имели возможность наблюдать деятельность Администратора и теперь продолжали относиться к нему как к старшему, хотя двум третям из них он годился в сыновья.
Бесконечный пикник затянулся на недели и месяцы. После продолжительного затворничества в стенах корабля, когда приходилось лишь спать или работать, почти никто не смог воспротивиться искушению предаться беззаботному отдыху, к тому же пока ничто не мешало людям наслаждаться долгожданным покоем. Пищи хватало вдоволь — пищи, которую не нужно было добывать и готовить и которая росла повсеместно. Вода в ручьях была прохладная и чистая. Что касается одежды, то они могли иметь ее сколько заблагорассудится, но потребность в ней вызывалась здесь соображениями скорее эстетического порядка, нежели утилитарного. Райский климат делал ношение этого «средства защиты от ненастья» столь же нелепым, как, например, купание во фраке. Не расстались с одеждой только самые непреклонные ее приверженцы. Для большинства же вполне хватало браслетов, ожерелий и цветов в волосах, тем более что такой «наряд» не требовал переодевания перед купанием в море.
- Предыдущая
- 43/52
- Следующая
