Презумпция невиновности (СИ) - "feral brunette" - Страница 69

Она не понимала, что делала тут и зачем решила прочитать то письмо, ведь это было так неправильно. Гермиона ненавидела этого человека всей душой, но стояла сейчас перед дверью камеры для свиданий, потому что он попросил её об этой встрече. Ей было противно от самой себя за то, что сердце снова брало верх на здравым рассудком, и совсем не руководствовалось ненавистью, хотя её было достаточно.

Её руки дрожали, голова невыносимо болела, а лицо блестело из-за слёз. Она была похожа на самоубийцу, у которого всё время выдирают из рук верёвку и мыло, но она опять находит лезвие. Это было до такой степени глупо, что становилось смешно. Только смех уже напоминал безумие.

— Ты пришла, — тут же глухо выдавил из себя Малфой, когда двери открылись. — Я уже и не надеялся.

Да, она пришла, хотя и не понимала, ради чего. Единственное, что могло заставить её совершить этот безрассудный поступок — это отчаянное желание убить этого человека, но далеко не оно привело её сюда. Грейнджер стояла перед Малфоем, потому что он попросил её об этом, а она никогда не была в силах отказать ему или противостоять той извращённой связи, что была между ними.

— Что тебе нужно от меня? — её голос дрожал, как и всё её тело. — Как ты вообще осмелился написать мне?

— Поговори со мной, Грейнджер, — он поднял голову. — Пожалуйста.

Неужели он просто издевался над ней? Если Малфой хотел таким образом очередной раз унизить её, то у него это получилось на все сто процентов. И сама Гермиона хороша — прибежала по его первому зову, как послушная собачонка, будто бы этот человек не был ей противен. Она должна была видеть кровь на его руках, но вместо этого лишь смотрела в его серые пустые глаза.

Малфой обращался к ней на полном серьёзе, и девушка почувствовала, как руки снова становятся холодными и липкими — они просто вспотели, но ей казалось, что это снова была кровь её родителей или кровь из её промежности. Сколько раз после Малфоя на её руках была кровь? Он причинял ей боль.

Гермиона развернулась, чтобы выйти из камеры, и забыть об этой встрече, как о дурном сне. Забыть о том, что снова позволила себе дать слабину перед этим ничтожеством. Ей хотелось думать, что она пришла сюда, как напоминание Малфою о том, что он сделал. Пока она будет жива — пока она будет его живым призраком прошлого, от которого не удастся просто так избавиться.

— Не уходи! — он попытался встать с места, но чары ему не позволили. — Я прошу тебя, пожалуйста, поговори со мной.

— Прекрати! — выкрикнула гриффиндорка. — Прекрати, Малфой! Ты — ублюдок, мерзкий сукин сын! Ты попросил меня об этой встрече, чтобы снова поиздеваться надо мной? Поздравляю, у тебя это получилось!

— Нет, я лишь хотел, чтобы ты знала правду…

— Какую правду?

Ёе сердце ёкнуло, а лёгкие сжались. Она была готова отдать всё, что угодно, чтобы услышать от него слова, подтверждающие его невиновность. Это бы не вернуло ей родителей, не повернуло бы время вспять, но она хотела верить в то, что он был не причастен к зверскому убийству на Эбби-Роуд. Гермиона помнила, как смотрела на Малфоя в суде, ожидая его ответа — это было мучительно.

Невзаимная любовь — это та ещё пытка, и Грейнджер прошла все её этапы, прочувствовав каждый их них на собственной шкуре. Но каково было знать, что человек, ради которого ты была готова на всё, без преувеличений, — убийца. Твой убийца.

— Ты — необыкновенная, Гермиона, — он усмехнулся, а её аж передёрнуло от этого. — Ты всегда была такой, что могла дать мне отпор, сколько бы я не унижал тебя…

— Достаточно! — перебила его девушка. — Заткнись!

— Я — дурак, Грейнджер. Если бы ты только знала, какой же я дурак. Каждый блядский раз я пытался спорить с самим собой, пока ты нашла в себе мужество, чтобы признаться в своей слабости. Так кто из нас слабый тогда? — он снова посмотрел на неё, а Гермиона была не силах пошевелиться, будто бы он гипнотизировал её. — Каждый раз я говорил себе, что когда-то ты станешь другой — станешь моим идеалом, и тогда я признаюсь тебе, но ты и так была моим идеалом. Я придумывал себе в голове десятки минусов в тебе, лишь бы отвернуться, и это помогало…

— Идеалом? — гриффиндорка перешла на шёпот. — Ты искал во мне идеал?

— Да. Я пытался заставить себя поверить в то, что ты недостаточно сильная или недостаточно целеустремлённая — что угодно, только бы отвернуться от тебя.

— Я ненавижу тебя, Малфой! — она снова плакала. — Ты всегда отворачивался от меня! Ты делал мне больно каждый раз, когда отворачивался. Не смей тут мне рассказывать о том, что ты там что-то чувствовал ко мне, потому что ты не имеешь на это право! Не заставляй меня ненавидеть тебя ещё больше, потому это уже невозможно!

— Я мечтал о тебе, Грейнджер.

— Замолчи! Просто замолчи! — она рванула к двери, чтобы поскорее скрыться отсюда. — Ты — ублюдок, Малфой! Ты будешь гнить тут, а после — в Аду, где тебе и место! Ты не заслуживаешь жизни!

Теперь она была уверена в том, что приняла верное решение — ей нужно было бежать отсюда. Будет сложно и невыносимо больно оставаться в том городе, где осталось столько напоминаний о боли.

— Подойди ко мне, — Драко говорил спокойно, и она просто не могла противиться. — Я прошу тебя. Я скажу тебе последнее из того, что хотел, и больше я не рассчитываю на то, что когда-то ты позволишь мне обратиться к тебе.

Она ненавидела его, но в ней было и другое чувство к этому человеку, которое брало верх. Всегда. И сколько бы лет в ненависти не прошло, но она всегда будет его любить больше, чем ненавидеть, потому что она знала его. Гермиона любила Драко, зная то, каким человеком он был, и раз это чувство не перекрыло даже то, что простить нельзя, то тут ничего и никогда не изменится.

Извращённая, больная, патологически неправильная и злокачественная, но это любовь. У каждого она разная, и Грейнджер не повезло вляпаться именно в такую, у которой не будет никогда счастливого конца и совместной фотографии в конце — это не сказка.

Девушка послушно села за стол, не отрывая заплаканных глаз от Малфоя. Он говорил с ней искренне — и это случилось именно сейчас и именно здесь, но даже сейчас она была ему благодарна за эту искренность.

— Ты всего лишь мечта, сон мой, — она расплакалась, а холодные руки коснулись её подбородка. — Ты — мой самый лучший сон, от которого я всегда убегал.

Малфой знал, что она ненавидела прикосновения, но позволил себе эту неосторожность, потому что не знал, встретятся ли они когда-нибудь ещё.

Он поцеловал её, оставив привкус мяты на её губах, от которого она будет содрогаться ещё не одну ночь и не один год. Так целует Смерть.

И вот, спустя столько лет они всё же встретились, пусть это и было частью её плана. С того самого дня ничего не изменилось, и её любовь продолжала оставаться такой же неправильной и злокачественной, но у неё не было сил бороться с ней. Гермиона уже поняла, что это ни к чему не приведёт — будет только больнее, и она только быстрее сойдёт с ума.

— Такой идеал тебе нужен был? — она смогла кое-как успокоиться. — Скажи мне, Малфой, зачем ты тогда мне это сказал?

— Потому что это всё так нелепо, Грейнджер, что хочется смеяться.

— Обхохочешься, — Гермиона попыталась вырваться из крепкой хватки Драко.

— У нас с тобой никогда не было просто, — он сжал её руку ещё сильнее. — У нас всегда было сложно, и даже спустя так много лет.

— Поболтали и хватит.

— Позволь мне аппарировать, пожалуйста.

— Это против закона, Малфой, да и это невозможно.

Он был заключённым, пусть и под домашним арестом. Вся его свобода ограничивалась простым передвижением по дому, по владениям Малфой-Мэнора. Малфой был лишён палочки и магической силы — он был обычным человеком.

— Но ведь возможно, — он вскинул бровь. — Я буду готов вернуться даже в Азкабан, если ты позволишь мне перенести тебя в одно место.

— Что за место? И как ты собираешься это сделать? Я тебя никуда переносить не собираюсь.