Презумпция невиновности (СИ) - "feral brunette" - Страница 78

Может быть, когда-то она и пыталась ухватиться за жизнь, желая себе лучшего будущего, но те времена давно остались позади. Гермиона жила намного дольше, отведенного ей срока. Теперь ей было плевать на то, перекрывали ли её боль и страдания её поступок — ей больше не хотелось жить.

— И что ты предлагаешь? Расскажешь всему миру об этом?

— А есть смысл скрывать это? Зачем, Блейз? Зачем ты сидишь тут со мной и пытаешься говорить?

— Нам помогали эти разговоры.

— Да, когда я была жертвой, тогда они нам и помогали. Я не понимаю, разве вас не смущает всё это? Ты знал Асторию, а я убила её! Я будто бы говорю со стенкой.

— Да, Гермиона, ты — убийца. Ты — сволочь и последняя мразь, ничем не отличающаяся от Малфоя, а что дальше? У самых известных серийных маньяков есть родные, которые несмотря ни на что, не отворачиваются от них. Таких мало, но они есть. Почему ты заставляешь меня возненавидеть тебя, когда я на самом деле ненавидел Малфоя?

— Потому что так правильно, Блейз. Мы должны сделать что-то правильное в конце.

Месть — мощный эмоциональный механизм, зовущий человека к действию, и Гермиона попалась на эту удочку. Жажда мести дала лишь временное облегчение, но со временем превратилась в замкнутый круг, в котором Грейнджер чувствовала себя всё хуже. Она достигла той точки этого круга, на котором пришлось разворачиваться и снова проходить путь с самого начала — с того самого начала. Гермиона вновь пережила ненависть, но вернулась по итогу к любви. Или что это такое?

До поры, до времени месть не являлась для неё ошибкой эволюции, а служила очень полезной цели. Она выполняла функцию сдерживающего фактора, который помогал выжить, но это не могло длиться бесконечно. Со сломанными костями и открытыми ранами Гермиона ползла по осколкам своей нормальной жизнь, чтобы расквитаться с убийцей своей человечности. Она переложила на Малфоя самую большую ответственность, но и на себя взяла непосильную роль палача.

— Это дело не закроют без меня, — выдавила из себя Гермиона. — Предлагаешь Малфою до конца жизни сидеть под арестом?

— Это не худший исход для него.

— Я там была под оборотным зельем, а Малфой видел меня, но я подправила все его воспоминания. Когда-то мистер Саламандер подарил мне книгу о чарах разума, и как оказалось, они мне неплохо даются.

— Монтегю не было в городе, когда Драко якобы с ним встречался.

— Не было, — она усмехнулась. — И Гарри это понял только потому что я подбросила ему колдографию, а самое примечательное, что я не помню, как сделала это. Просто знаю, что сделала, но как и когда… Кажется, я подсознательно хотела, чтобы он догадался обо всём.

Только в последние дни её сознание понемногу прояснялось, заполняя недостающие фрагменты большого и очень сложного пазла. Она понимала, почему так получалось и что для этого служило причиной, но толку было об этом говорить? Скарлетт Питерс увидела в ней этот «изъян» намного раньше, но Гермиона это посчитала лишь глупой догадкой. Девушка достаточно много на своей адвокатской практике повидала психов, самых настоящих безумцев, но не думала, что когда-то окажется в их когорте.

Тяжелая эмоциональная травма, полученная в юности, привела её к редкому психическому заболеванию, при котором личность Гермионы разделилась, и теперь в ней жило несколько личностей, которые так и не выходили на свет и не представлялись ей, желая остаться в тени. Грейнджер просто жила себе, временами отключаясь от жизни, а потом обнаруживая, что успела проделать не мало работы. Она списывала это на усталость, на увлеченность работой — на что угодно, но не то, о чём подозревала Скарлетт.

Однако события последних месяцев послужили спусковым крючком к началу катастрофических перемен в её голове. Вдруг она поняла, сколько разных личностей живет внутри неё, и барьеры между этими личностями начали рушиться. Грейнджер смотрела куда-то вдаль, обдумывая всё это и ужасаясь с того, что это — её жизнь.

— Я не согласна на Обливиэйт, — заявила девушка. — Я знаю, что это такое, а с учётом моего нестабильного психического состояния есть большая вероятность того, что он сработает очень и очень криво. Представь, если я вдруг начну новую жизнь, а потом что-то начнёт всплывать.

— Давай поговорим с тобой о том, что ты чувствуешь. Просто поговорим, как тогда в саду Мэнора.

Это был всё тот же Блейз, готовый поставить своё плечо, чтобы Гермиона плакала столько, сколько ей угодно. Не хватало только бутылки огневиски, чтобы хотя бы на миг перенестись на много лет назад. Наверное, это было одно из того, что ещё напоминало о прошлом. Как бы всё могло сложиться, если бы они подружились раньше? Она всё чаще думала о том, как бы всё сложилось, если бы было по-другому.

— Я уже тогда была убийцей.

— Ты говоришь всё только из-за того, что любишь его, — протянул Забини. — Если бы ты по-прежнему ненавидела его, то сейчас бы была довольна своей работой.

— Всё дело в этой чёртовой любви.

— Ты могла бы быть счастлива.

— Я не привыкла быть счастливой, и поэтому не считала счастье чем-то обязательным для себя. Но вместе с тем я не забыла, потому что женщина никогда не забудет свою первую любовь, несмотря на то, как плохо она закончилась. Кажется, тут даже и не думало что-то заканчиваться…

И тишина.

Блейз больше не пытался с ней говорить, а Грейнджер выдохнула с облегчением, что не нужно отвечать на бесполезные и смешные уговоры друга. Они так просидели до вечера, пока не начало темнеть. В доме загорелся свет, а на крыльце появился Гарри.

Гермиона видела его, но казалось, будто бы она наблюдала за всей этой картинкой откуда-то со стороны, словно душа давно покинула тело. Ей бы в действительности хотелось умереть, чтобы получить своё, но это были лишь игры воображения. Она слышала, как внутри между собой ругались все её личности — между ними разгоралась самая настоящая гражданская война. Они обвиняли друг друга в провале, кидались предъявами и защитными аргументами, но не могли дойти хоть к какому-то компромиссу.

Внезапное, насколько его возможно таковым назвать, осознание того, что в ней живут несколько личностей, да ещё и порой воюют между собой, для Гермионы было как гром с ясного неба. И в какой-то момент ей показалось, что больше она не в силах с этим справляться.

Ей хотелось бы познакомиться с той личностью, которая родилась после всего, и попросту не помнит всего этого ужаса, живя своей обычной жизнью, но пока что на контакт никто не выходил. А Грейнджер лишь оставалось принять этот факт, и уживаться в своей голове со своей новой компанией «друзей». Теперь она больная не только на словах, но и по факту. Возможно, что она могла бы справиться, если бы обратилась за помощью.

И снова это «если бы».

***

Все последующие недели она молчала, заперевшись в себе со своими личностями. Гермиона слышала и видела, как к ней в комнату заходили по очереди Гарри и Блейз. Даже Рольф приехал, но она не реагировала на их слова и действия. Это было похоже на состояние комы — душевной комы, потому что внешне она выглядела не плохо, но вот внутри что-то медленно загоралось, и это не чувство надежды.

Сколько раз ещё должен случиться этот «переломный момент»? Сколько раз ещё должен был сработать спусковой крючок смертоносного механизма? Где-то внутри, глубоко под рёбрами, на могиле с красными колючими розами плакала юная гриффинидорка, моля о помощи, но никто этого не слышал. Гермиона была сломана в очередной раз, как очень качественная, но старенькая игрушка, которую чинили уже не один раз.

Хронология жизни постепенно восстанавливалась в воспалённом сознании, и это травило её ещё сильнее. Гарри уже не требовалось делать ей уколы, чтобы сохранять это состояние «овоща». Он частенько приходил к ней поздними вечерами с подносом еды, и начинал что-то рассказывать из их прошлого, но Грейнджер даже бровью не повела. Несколько вечеров подряд Поттер читал ей «Сказки барда Бидля», но это только потревожило очень старые воспоминания о Войне. С каждым днём казалось, что шансов больше не осталось.