Похищенная Любовь 2 (СИ) - Волошина Наталья - Страница 2

— Он у Ветрова?

Я говорила спокойно, уверенно, словно это я владею ситуацией. Я, а не Валентин, который может на самом деле сотворить всё что угодно.

— Да.

По глазам мужчины вижу, что он ощущал свою силу, своё превосходство, свою власть. Я оценила это искрящееся удовольствие в его глазах.

— Подпишу все бумаги, и стану такой какой ты хочешь меня видеть, но только при одном условии…

— Ты собралась условия мне ставить?

Валентин знает меня. И выстроил все таким образом, что я пойду на эту сделку. Не смогу отказаться. Но и у меня было время его изучить. Все его слабости тщеславие, самолюбование, доказывание себе и всему миру собственную важность. Вот та ахиллесова пята, которая даёт мне шанс стать игроком в этом противостоянии. Моя слабость — Седой, его слабость желание выиграть игру, где главный приз — я.

— Ты дашь знать его отцу, где именно он находится. — Точное место, координаты. — И представишь доказательства этого. — Я должна быть уверенна, что Сергей жив.

Я сидела абсолютно спокойно, даже отстранённо, а внутри судорожно кто-то плакал. Наверное, моя душа, расшибаясь о несуществующие стены, в попытке найти выход, раз за разом. Мой разум понимал, что из всех способов возможной альтернативы, все варианты ужасны. Развязка этой истории будет в любом случае не в мою пользу. Но у меня есть цена — жизнь Седого. И это та ценность, ради которой стоит себя продавать.

— С чего ты решила, что я приму твои условия. — Тем более такие, когда у тебя попросту нет выбора. — Он не говорил, а цедил по слову. — Его взгляд пытался пробить мою сосредоточенность.

— Ошибаешься, — Я облизнула пересохшие разом губы и покачала головой. — Выбор у меня есть. — Я останусь с тобой по собственной воле или получишь труп. — Тебе решать.

Стремительным движением он схватил меня за руку и заставил подняться. Приблизив своё лицо к моему, скользнул по лицу не верящим взглядом. Не думая о последствиях, я попыталась вырваться, но мужчина удержал. Совершенно безболезненно, но крепко.

Возможно, он не ожидал, что я буду бороться. Что моё противостояние будет настолько разумным. И наверняка чувствовал, я не блефую. Только ради своей безопасности я не останусь рядом с ним. Зная о том, что Серёжа погибнет, я и сама была готова на что угодно. Дикая решимость читалась в моих глазах.

— Хорошо, я согласен.

Он набрал комбинацию цифр, нажал на громкую связь.

— Это Даневич, я насчёт Сергея…

Я услышала их разговор с отцом Седого, точнее ровно четыре фразы. Он сообщил все, что нужно и нажал отбой.

— Подписывай.

Голос Валентина очень тихий. Механизм начинает работать, стремительным отсчётом по секунде, он нашёл тот поводок, единственный проводок, который можно использовать.

Мои пальцы не слушаются, и три подписи получаются самыми корявыми в моей жизни.

— Тома, я понимаю, тебе кажется, что ты меня ненавидишь. — Но это не так. — Мы близки. — Любовь — это не только страсть.

Его слова змеиным шёпотом обволакивали меня. А я ведь когда-то я мечтала о Даневиче… О подобном муже, похожем на принца. Мечты исполняются, Тома, только что — то ты не рада.

Валентин получил, что хотел и от этого сразу расслабился, в уголках глаз, появились морщинки удовольствия. Он смотрел на меня с желанием. А меня передёргивало от этого взгляда.

— Ты думаешь я такой плохой. — Но я Тамара докажу обратное.

Валентин прижался губами к шее, застыл.

— Я слишком далеко зашёл … — Прости.

Я вскинула голову, реагируя, слабым движением, не веря. Это означает, что он раскаяние испытывает? Я ненавижу и его, и его раскаяние. Верни меня обратно. Мне так захотелось это сказать. По-детски. Верни меня к моему Серёже… Я не люблю тебя, не люблю…

— Теперь все позади. — Ты остынешь, забудешь…

Ладонь по-хозяйски скользит по позвоночнику, поднимается наверх, лаская шею. Пальцы сгребают волосы на затылке. Какая-то, отчаянная, жадная ласка. Пятерня сжимается, нежно оттягивая голову назад. Даневич заставляет поднять подбородок и пытается заглянуть мне в глаза, но увидев в них пустоту, вжимает лицо в своё плечо. Жест оберегания, иллюзия защиты. Защиты от кого? От него самого, да?

Я не желала это понимать. Он не желал отпускать. Но почему? Я ведь обычный человек, а люди вокруг становятся, одержимы. Хочется плакать…

— Думаешь, ты любишь другого? — Глупая, глупая Тома. — Мы с тобой это уже проходили, потом мне же и спасибо скажешь.

Голос прервался и Даневич прерывисто вздохнул, отодвигаясь, беря меня за плечи, почти встряхивая.

— Признайся, разве тебя не мучает вопрос: что будет потом, когда он узнает, что ты вышла за другого замуж?

Я непроизвольно отпрянула от него. И он отпустил.

— Ты думаешь, что знаешь его. — Уверена в его любви! — А на самом деле лишь надеешься, что он будет добрее к тебе чем к другим… — Но ты еще ни разу не испытывала его ненависть.

— Тебе ведь это только на руку, — пробормотала я тихо, но Валентин этого уже не слышал, склоняясь и сгребая бумаги.

О благородстве мужчин можно много рассуждать, но в жизни всё гораздо проще и хуже.

— Тебе нужно освежиться, принять душ и одеть что-то приличное. — НАША квартира в твоём распоряжении. — Скоро вернусь.

А мне захотелось закричать, рвануться прочь, но я осталась стоять, понимая, назад дороги нет.

«Какой беде из века в век обречены,

Какой нужде мы платим дань, прощаясь с милыми?

И для чего нам эта явь такие дарит сны,

Что дивный свет над песнями унылыми?»

Мне… надо привыкнуть…к мысли…НЕОБХОДИМО. Иначе я сойду с ума.

Вы когда-то пытались измерить собственное счастье? Я да. Длительность моего счастья составляла ровно два месяца и шесть дней. Потом в самые тяжёлые моменты я буду вспоминать этот короткий период своего личностного блаженства. Нашу с Сергеем внутреннюю гармонию. Дни, проведённые в уютной квартире на окраине города. После всего мне останется только память о наших ночах и днях, встречах, разлуках и расставаниях.

Мне гораздо лучше…

А теперь начинается новая жизнь. Я смотрю в отражение зеркала. Какая тонкая ирония, Даневич заставил меня надеть то платье, которое покупал еще, когда мы были вместе. Подчёркивая, что хранил его все это время, не сомневаясь в моем возвращении. Я невеста, будучи формально уже женой. Скрипнула дверь, и на пороге появилась мама. Присутствие единственного близкого человека не облегчало этого дня. Скорее это была еще одна ирония. Ее неведение и искренняя радость за дочь, наверное, нравилась Валентину. Придавая будущему «празднику» привкус настоящего семейного торжества.

— Тамарочка, ты прекрасна. — Несмотря на улыбку, в ее тоне были слышны слезы.

Она растрогана. Вероятно, видеть свою дочь в такой шикарной обстановке любой матери приятно. Еще бы, на мне дизайнерское платье, белоснежная фата покрывает облаком волосы, собранные в замысловатую причёску. Ее мне сооружали не менее двух часов. На шее колье из белого золота и в тон ему массивные серьги с янтарём. Как утверждал Даневич, даря их — они будут в тон твоих глаз.

А я представляла в ту секунду картину Пукирева «Неравный брак». Будучи еще в колледже нам, студентам, преподаватель истории искусств читал по ней лекцию. Ходили слухи о том, что художник изобразил на картине собственную драму — якобы его любимую девушку насильно выдали замуж за богатого. Самое интересное началось после того, как картину представили на Московской выставке: говорят, престарелые женихи, увидев ее, один за другим стали отказываться от женитьбы на молодых невестах. Тогдашние газеты писали: магическое воздействие картины на женихов в летах: теряют сознание, а то и вовсе отказываются от намерений жениться…

Вот бы проверить эти слухи и показать ее Валентину. Я широко улыбнулась, мои мысли были сейчас сумасшедшими, и я сама была на грани сумасшествия.