Уродливые небеса (ЛП) - Меллик-третий Карлтон - Страница 5

— И нет предела тому, сколько теней может прицепиться к тебе, — вставляет Лосось.

— Глубоко в подполье есть несколько запертых, которые соединены с двадцатками теней. Их души пропитаны злом столь многих людей, что они обезумели от ненависти и отчаяния. Никто из новичков не знает, как отрезать тени, поэтому мы должны запереть прочь эти заблудшие души и забыть их.

— Есть ли кто-нибудь без тени? — спрашивает Дерево.

— Ни один из новых, — говорит Ровак. — У древних была технология отрезания теней. Древних не осталось.

— Древние? — спрашивает Дерево.

— Древние — это те, кто жил до падения Небес. Мы называем себя новыми.

— Должен быть кто-то, кто знает о древних, — говорит Дерево.

— Древние исчезли задолго до появления новых, — говорит Ровак.

— А как насчёт Бога? — говорит Дерево. — Он тоже исчез?

— Конечно, Бог не исчез, — говорит Ровак. — Он же Бог.

— Тогда почему бы тебе не попросить Его научить тебя технологиям древних? — спрашивает Дерево.

Ровак только смеётся и трясёт локтем.

— Дети…

Город похож на груду грязных старых ботинок вдалеке. Он выглядит ветхим и мёртвым, тихим и неподвижным, как картина. Даже тонкие струйки дыма из кривых труб кажутся замершими.

В другом направлении по деревьям ползают золотые крабоподобные существа высотой с дом. Чтобы лучше разглядеть, Лосось взбирается на холм из колёс телеги, ставших частью почвы, проливая себе на бёдра капли горячего кофе. Вид этих существ вызывает у Дерева неприятные ощущения в спине.

— Кто они такие? — спрашивает Лосось.

Ровак тычет в землю изогнутой палкой.

— А как вы думаете, кто они такие?

— Крабовые динозавры, — говорит Лосось, потирая бедро.

— Их трое, — говорит Ровак. — Их всегда было трое.

Дерево делает несколько шагов вверх по куче колёс от телеги.

— Можем ли мы рассмотреть их поближе?

— Нет, — говорит Ровак. — Любой, кто подойдёт слишком близко, будет убит.

Лосось проливает на себя ещё кофе.

— Убит? — говорит Лосось. — Ты имеешь в виду, что нас ещё можно убить?

— Я думал, что мы бессмертны, — говорит Дерево.

Ровак тычет в цветы-шарики, пока они не лопаются.

— Нет ничего бессмертного, — говорит Ровак.

— Но мы на Небесах, — говорит Лосось. — Библия говорит, что мы будем жить вечно на Небесах.

— Библия была написана людьми, которые никогда не были на Небесах, — говорит Ровак. — После того, как ты умер на Земле, твоя душа не стала бессмертной. Она просто изменилась, — он садится в грязь. Бабочки-бритвы порхают вокруг его левого уха. — Она сбегает из твоего старого тела через дверной проём в задней части твоего мозга и прибывает сюда, где становится плотью. Ты не стареешь на Небесах. Но в конце концов ты умрёшь.

— Что произойдёт после того, как мы умрём на Небесах? — спрашивает Лосось. — Покинет ли наша душа это тело и уйдёт ли в другое место?

— Нет, — говорит Ровак. — Тело, в котором вы находитесь, — это ваша душа, ставшая плотью. Как только эта плоть умрёт, вашей душе придёт конец.

— Я просто умру? — спрашивает Лосось. — Навсегда?

— Ты просто закончишь, — говорит Ровак.

Лосось прячется за маринованными кустами, чтобы крабы его не заметили.

По прибытии город по-прежнему выглядит как груда старых ботинок. Дома из камня и глины, покосившиеся, вплавляющиеся в землю. Железные ворота окружают здания, покрытые зелёной ржавчиной, и тёмное облако прямо над головой, похожее на тёплый балдахин.

Дерево трёт свои квадратные ноздри, когда в воздухе витает сладкий запах гнилого крыжовника.

— Он выглядит заброшенным, — говорит он, хотя в нескольких зданиях за воротами тусклый свет.

— Новенькие! — кричит Ровак конической башне наверху.

Башня чёрная. Каждый кирпич в башне, кажется, в сантиметре от того, чтобы выпасть сразу. Не похоже, чтобы кто-то мог стоять там, не разрушив конструкцию.

— Сколько времени прошло с тех пор, как ты был здесь в последний раз? — спрашивает Дерево.

Ровак ждёт несколько минут, прежде чем ответить, глядя в окно с открытым ртом.

— На поверхности живёт лишь горстка людей, — говорит он. — Он всегда выглядит мёртвым.

Долгое ожидание, когда Лосось стучал пустыми чашками из-под кофе и покачивал бёдрами в такт, а Дерево лежал в зелёной грязи, закрыв глаза рукой.

— Она просыпается, — говорит Ровак очень тусклому свету в темноте башни.

В окне появляется лазурная женщина. Её тело завёрнуто в одеяло.

— Пара новичков, — говорит ей Ровак. — Ты можешь в это поверить? Два сразу!

Лазурная женщина — крошечные чёрные дырочки вместо глаз, смотрящие на них, как у горгульи…

— Прошло много времени с тех пор, как приходили новые, — говорит ей Ровак. — Мне стало там даже одиноко. Ты можешь поверить, что их двое?

Ровак делает паузу в ожидании ответа, но женщина молчит. Её зловещий взгляд дёргает нерв вдоль позвоночника Дерева, как угорь под его кожей. Ровак трясётся. Он почему-то нервничает. Он не смотрит лазурной женщине в лицо.

— Интересно, почему больше никто не приходит? — продолжает Ровак. — Это было так давно. Я думаю, что люди теперь не могут найти дверь в затылке.

Ещё одна пауза. Он ждёт, пока она заговорит.

Проходит несколько мгновений, Дерево втирает зелёную грязь в ногти, затем:

— Сколько раз я должна говорить тебе? — её голос хрипит и пузырится.

Ровак вздрагивает.

— Не приводи мне розовых, — говорит она.

Ровак смотрит на Лосося.

— Он не розовый. Он скорее красный, чем розовый. Он лососевого цвета.

— Он достаточно розовый, — говорит женщина.

— Что не так с розовым? — спрашивает Лосось, вытягивая перед ними шею, как улитка.

— Никто не любит людей с розовой кожей, — говорит ему Ровак.

— Что? — Лосось чуть не плачет. — Ты судишь меня по цвету моей кожи?

— На Небесах есть расизм? — спрашивает Дерево.

— Здесь о каждом судят по цвету кожи, — говорит Ровак. — Цвет вашей кожи — это цвет вашей души. Некоторые типы душ менее популярны, чем другие. Розовые души — наименее популярные из всех.

— Розовый означает раздражающий и надоедливый, — скрипит женщина.

— Ты почти наполовину розовый, — говорит Ровак Лососю. — Я не думал, что они заставят тебя уйти в подполье из-за того, что ты только наполовину розовый.

Лосось кричит:

— Что значит уйти в подполье?

Ровак избегает взгляда Лосося, хмурится. Он смотрит в окно башни, но женщины там уже нет.

— Все, о ком хотят забыть, уходят в подполье, — говорит Ровак.

— Но я не раздражаю! — говорит Лосось.

— Я недостаточно тебя знаю, чтобы судить, — говорит Ровак. — Но твоя душа розоватая, а все розовые души принадлежат раздражающим людям.

Лосось трёт кожу, словно пытаясь стереть розовый цвет.

Дерево говорит:

— Но то, что раздражает одного человека, может нравиться другим. Это всё равно, что сказать, что синяя кожа олицетворяет красоту, а красная кожа представляет хорошее чувство стиля. Всё зависит от мнения.

— Это не просто вопрос мнения, — говорит Ровак.

Женщина приходит в обнажённом виде. Как и у других, у неё нет половых органов. У неё есть груди, но к ним не прикреплены соски. Она выше всех мужчин, почти вдвое выше их. И у неё два комплекта рук. Затылок у неё как у трицератопса. И отметины на её коже хаотичны, словно яростная абстрактная картина. Не симметричный узор, как у мужчин.

Она открывает ворота и впивается глазами-крючками в Дерево.

— Жёлтый? — спрашивает она.

— Да, — кивает Ровак. — Разве это не прекрасно?

— Что означает жёлтый цвет? — спрашивает Дерево.

Шея женщины машинально двигается к Роваку.

— Почему ты никогда ничего им не говоришь?

Ровак приседает.

— Тайна веселее.

— Все вопросы, на которые ты не можешь ответить, просто переходят ко мне, — говорит она. — Делают мою работу намного сложнее.