Истинная на двоих, или Краденая невинность (СИ) - Пульс Юлия Александровна - Страница 29

— Гадина, — выдохнул оборотень мне в рот между глотками. — Нарываешься, — прорычал и напал с дикой страстью, чтобы выпивать меня, терзая, кусая со злостью. — С ума сводишь, ящерица, — жадно глотал воздух и припадал к моим губам. Опять и снова. — Что делаешь со мной? — сжал ягодицы и приподнял за поясницу, прижимая к себе. — Только скажи. Остановлюсь. — Отпрянул и обжег диким взглядом.

— Не сможешь, слабак! — выкрикнула с вызовом. — Не убить, не любить! Ничего ты не можешь! Зачем вообще существуешь? Чтобы брюхо набить и свой член куда-нибудь ткнуть?!

— Какая проницательная рептилия, — игриво ухмыльнулся оборотень, в глубине темных антрацитовых зрачков замерцало серебро. — Да! Трахать тебя хочу! Стоны сладкие слышать! Соки твои пить, — опустил меня на землю и грубо развел ноги в стороны. — Хочешь зайти за грань? — коснулся трепещущего бугорка кончиками пальцев здоровой руки. Посмотрел с вызовом в глаза, замерев, будто ждал ответа.

— Не хочу, — мой голос резал сталью и равнодушием, но внутри все колотилось и кипело от эмоций, — потому что в силах противостоять этой дурацкой парной магии, — приподняла бровь. — Буду наслаждаться твоей агонией, урод!

— Наслаждайся, — коварно посмотрел Арман и настойчиво подтянул меня к себе за ягодицы. — Глаза закрой! — приказал.

Я послушалась, плотно сомкнула веки. Вернее, сделала это назло.

— Так и знала, — прошептала в воздух, — что ты слизняк, который не держит слово.

— Заткнись! — рявкнул. Прижав ладонь к животу, заставил меня лечь на спину и припал губами к трепещущему узелку.

Что-то внутри лопнуло, взорвалось, обожгло вены, зашумело в висках, подбросило меня вверх, чтобы уронить на дно. От откровенного прикосновения умелого языка меня свернуло в горячую спираль. Арман подхватил чувственный бугорок зубами, сжал его, лизнул, защекотал. Проник внутрь. Сильно, плотно, настойчиво. Обдал жаром дыхания влажную кожу.

Я чуть не закричала от такой порочности и дикости ощущений, попыталась свести ноги, но очередной упругий удар вырвал из меня крик-полустон.

Он вгрызался в меня, ласкал, проникал языком и пальцами. Дерзко терзал мою кожу щипками, разминал лепестки до томной боли внизу живота.

Проник внутрь глубоко и жёстко двумя пальцами, растянув стеночки, продолжая ласкать языком. Зарычал, помассировал упругую горошину кончиком, подводя меня к краю пропасти.

Я держалась изо всех сил, кусала губы и не понимала, где его кровь, которой он измазал меня, а где моя. Все чувства перемешались, скрутились в тугой узел.

Я запуталась. Сжалась в комок.

Чтобы взорваться под терзанием его языка и рук и разлететься мелкими частичками безумия. Позвоночник от моего напряжения захрустел, пальцы впились в густые волосы оборотня и притянули его к себе, чтобы пульсировать, будто звезда в небе и… ненавидеть себя еще больше.

— Стони! Кричи, — шептал Арман, целуя меня между ног, как бешеный. Выдергивая остатки конвульсий ласками.

— Прекрати! Хватит… Ты же нарочно меня мучаешь, — вцепилась в его голову и, потянув вверх, заставила смотреть на себя. — И над собой издеваешься.

В туманной зелени полыхала невысказанная боль, и я так отчетливо ее увидела, что стало на минутку, на мгновенье, жаль безумца.

Все еще подрагивая, ослабевая после оргазма, с трудом отползла, перехватила израненную руку поганца и, опустившись на колени, осмотрела повреждения.

— Глубоко разбил. Совсем дурак? Как ты меня с одной лапой домой вернуть собираешься?

— Не собираюсь, — упрямо замотал головой. — Ты просто вернешься.

Потянула его к берегу озера. Арман покорно пошел следом, но покачивался, будто очумевший. Заставила смыть кровь с ладони и, пока пес не успел сказать очередную гадость, дернула бусинку с браслета.

— Эти семена, — рассказывала, сминая зернышко между камнями, — очень хорошо обеззараживают. Меня дед многому учил, пока был жив, — и наблюдала за притихшим Арманом.

Оборотень сжал израненную ладонь в кулак, выжимая толстые ленты крови, и снова посмотрел мне в глаза. Что он пытается сказать этим взглядом? Что пытается увидеть?

Безумец! Жестокий, ненормальный… но такой страстный. Наверное, мечтая о любви, я ждала именно такого мужчину — ненасытного, дерзкого и настоящего, но…

Сейчас я не могла принять его жестокость. Ни за что.

После разрядки тело подрагивало. Ощущения надвигающейся лавины эмоций, что способна разрушить изнутри, больше не было. Только легкое, приятное покалывание между ног, и тепло, что растекалось по жилам и наполняло силой и странным неправильным счастьем, окунало и приятную негу и сонливость.

Глядя на ошметки тканей и кожи, я не понимала, зачем Арман это делал. Зачем продолжал ласкать, если ему больно? Или он совсем ничего не чувствует?

Но когда прикасаюсь к краям раны, он явно морщится не от приятных ощущений, и зрачки расширены не просто так, и прилег оборотень ослаблено на камни, не потому что решил отдохнуть, а потому что ему больно. Да только не признается же!

Я взяла щепотку перетертого семечка и щедро припорошила рану. Армана перекосило, но он не пискнул. Терпит засранец. Терпи… Знай, что мне было больнее в сто крат.

Продолжая засыпать порошком разрывы, спокойно пояснила:

— Не только прекрасно убирает инфекцию и боль, но и… — заглянула в угасающую зелень глаз и покачала головой. — Ты можешь говорить мне сколько угодно гадостей, но мама научила меня смотреть глубже. Она полюбила жесткого воина и была ему верна до конца. И пусть нам не по пути, — Армана вдруг склонило к земле, веки тяжело прикрылись. Он тряхнул головой, прогоняя сонливость. — Я не позволю тебе издеваться над нами обоими.

— Иди ко мне…

— Да, забыла сказать, — взяв оборотня за плечо, легонько заставила лечь, — порошок этих семечек — самое сильное снотворное в Ветроне.

Арман дрогнул, приподнялся на ноги, пытаясь противостоять забвению, но тут же колени подогнулись, и оборотень без памяти повалился на живот, как-будто его срубили.

Первое, что я сделала — низ рубашки, которую оставила на берегу, порвала на ленточки. Пришлось сбегать к остальным вещам, прихватить мешок, надеть белье и штаны, потому что светить прелестями больше не было желания.

Я спешила. Кровь из-за рваной раны оборотня не останавливалась, растекалась по граниту лужицей, а Арман отключился так быстро, что привалился на больную руку.

С трудом повернув мужчину на спину, подложила под голову рулик из его одежды. Он слабо застонал и что-то пробормотал, но я не разобрала слов.

Осторожно перехватила разбитую мученицу, проверила пальцы, вроде целые, и, быстро перематывая, старалась не смотреть на обнаженное тело.

Но все равно сдавалась. И глаза шарили по крепким мускулам, по торсу с выраженным рельефом, грудным объемным мышцам. Перевела взгляд на лицо. Сейчас, когда Арман спит, черты разгладились, проявилась мальчишеская нежность. Густые ресницы подрагивали и отбрасывали на щеки ажурную тень. Губы, что кусали и ласкали меня до безумия, из тонкой кривой превратились в чувственную линию.

Он невыносимо красив.

Заостренные скулы и тяжелый подбородок измазались кровью.

Зеркально потрогала свое лицо, склонилась над озером, пришлось немного отстраниться от оборотня для этого, и заглянула в отражение. Конечно, я тоже вся в его крови. Похожа на безумную кровопийцу с копной спутанных темных волос. Меня бы на порог замка не пустили в таком виде, приняли бы за сумасшедшую.

Прикрыла глаза, чтобы не представлять, что сказали бы родители, узнав, что я тут вытворяла. Как отреагировали бы, что до безумия хочу своего палача и врага.

Но я не могу сопротивляться этой силе магии. Не могу!

Обманщик, говорил, что не использует чары. Врет же.

Завязав бинтом ладонь оборотня, закрепила сверху смешной бант и аккуратно опустила его руку вдоль тела. Арман слабо застонал, отчего в груди у меня слабо заныло.

Все, на сегодня мой лимит заботы исчерпан. Почти.

Вернувшись к озеру, хорошенько вымылась, только потом намочила оставшийся клочок разорванной рубашки. Как хорошо, что я захватила одежду про запас. Все-таки вернулась к спящему оборотню и, пока он не рычит и не жалит ядовитыми словами, вытерла его лицо от крови. Касаясь сомкнутых губ, дрожала от желания прижаться к ним своими. Обвела кончиком пальца по контуру, погладила шероховатую кожу.