Мой эльф из легенд. Спасти любовью (СИ) - Жнец Анна - Страница 16

Почти как эльфы…

Лампы под потолком моргнули несколько раз. С шипением разъехались двери лаборатории, выпустив наружу группу ученых. Никого, кроме нас с Агентом, в комнате не осталось. Почти никого: за сквозным стеллажом навис над микроскопом последний «белый халат», но он казался всецело поглощенным своей работой и не смотрел в нашу сторону.

Под внимательным взглядом Эль-Охтарона я продолжила:

— Менталистов называют еще и взломщиками, если они умеют не только защищаться от эмпатов, подобных мне, но и подчинять их волю. Взломщик Арханы был очень силен. Они хотели сделать из меня свою послушную марионетку. Завербовать еще одного полезного мага. Знаешь, в чем отличие наших способностей? Эмпаты действуют мягко, управляют эмоциями, но без вреда для психики. Магия взломщика — таран. Это как удар кулака прямо в мозг. Обычного человека они с легкостью превратят в покорного робота, но ненадолго: разум неодаренного быстро разрушится под воздействием их силы. Эмпаты — другое дело. Сломаешь защиту эмпата — получишь талантливого раба.

— И они…

Я усмехнулась. Удивительно, но впервые за много лет мне было небольно вспоминать прошлое. Я так долго прожила в тени случившегося, словно человек, неспособный отыскать выход из темной комнаты, и вот тень начала отступать. Теперь я рассказывала о тех событиях легко, будто говорила не о себе, а о ком-то другом.

— Знаешь, когда разум особенно уязвим? Во время острой боли. Они ломали мне пальцы. Брали руку и начинали: указательный, средний, безымянный… И в этот момент… В момент, когда раздавался хруст треснувшей кости, их менталист пытался пробить мои щиты.

Взгляд Агента полыхнул яростью. Эльф не сказал ни слова, слушал меня молча, но выражение его лица обещало смерть всякому, кто обидит его куратора. Сведенные брови, стиснутые зубы — весь вид Агента буквально кричал: «Если когда-нибудь один из этих уродов попадется мне на пути, я сверну ему шею голыми руками».

— Боль можно пережить, — сказала я, внезапно ощутив невероятную легкость во всем теле. Это было не то чувство, когда камень словно падает с плеч. Нет. Это воспринималось иначе: словно ты сам долгое время был камнем и внезапно превратился в воздушный шарик, готовый взлететь до потолка. — Страх сильнее боли. Страх потерять свою личность, оказаться чужой игрушкой.

Я не рассказала Агенту о том, что ломали мне не только пальцы. Что за три недели плена на моем теле не осталось ни одного живого места. Когда меня наконец освободили, от травм я была синяя, как гуманоид.

«У вас очень крепкий организм, Алайна, — сказал осматривающий меня врач. — Но еще более крепкая — нервная система. Любой на вашем месте уже давно бы тронулся умом».

Я была эмпатом. Умела облегчать чужую боль, но не свою собственную. И я хотела жить. Очень-очень хотела жить. Настолько сильно, что нашла способ спрятаться от ежедневных страданий, которые испытывала. Способ защитить свой разум.

— Ты справилась, — прохрипел Агент. — Выдержала. Ты сильная, куратор. Как тебе удалось?

— У меня просто не было выхода. Я хотела жить.

После нескольких часов, проведенных под капельницей, Агент был слаб и с трудом добрался до наших комнат. Под вялые протесты я закинула его руку себе на плечо и всю дорогу служила опорой. Итен хотел помочь, но эльф так не любил прикосновения посторонних, да и к Хоссу испытывал особую иррациональную неприязнь, что я решила его не мучить.

— Нет, спасибо, мы справимся сами, — сказала я ученому.

— Точно? Он тяжелый, — усомнился Хосс, и Агент посмотрел на него так, будто собирался вцепиться в горло.

Кое-как, с остановками, мы дошли до нашей квартиры, и Эль-Охтарон буквально рухнул на кровать, развалившись на матрасе в позе морской звезды. Я думала, что эльф сразу вырубится, но он лежал, таращился в потолок — похоже, выспался в лаборатории на неделю вперед.

Надо было поговорить с ним. О препаратах, которыми его пичкали, а теперь отменили. О поставленном условии. О том, что, как только организм Агента начнет исправно функционировать, ему придется доверить мне свое тело.

Доверять его снова и снова. Раз за разом.

— Агент? — тихо позвала я.

Он повернул голову, и в серебристых глазах отразились вопрос и безмерная усталость.

И мне захотелось извиниться. Я, пережившая плен, прекрасно понимающая, что такое быть бесправной и беззащитной, хотела упасть на колени перед кроватью и молить, молить эльфа о прощении, до хрипоты извиняясь за то, что я часть той ужасной системы, которая заставляет его страдать.

Вместо этого я сунула руку в карман комбинезона и вытащила на свет шоколадный батончик.

Взгляд Эль-Охтарона соскользнул с моего лица, зацепился за угощение, и уголки эльфийских губ дрогнули. Агент оценил заботу. Это была такая мелочь — дешевая шоколадка из автомата в коридоре рядом с лабораторией, но впервые на обычно хмуром лице Агента отразилась улыбка. Слабая, усталая, но искренняя, смягчившая его черты. Не тот злой оскал, которым Эль пугал медиков и военных.

Опустившись на край постели, я вложила батончик в безвольную ладонь Агента. Пальцы тут же сжались вокруг захрустевшей обертки.

— Ты запомнила, — прошептал он так, словно именно это заставило его улыбнуться.

— Куратор должен заботиться о своем подопечном, — ответила я.

— Нет. Не должен, — возразил Агент. — Куратор – тот, кто держит поводок, а не тот, кто заботится.

Мне нечего было ответить на это заявление. Когда Эль-Охтарон начинал делиться своим жизненным опытом, горло перехватывало от скопившихся слез.

— Ты понял, что за состав тебе сегодня вводили?

Дамокловым мечом надо мной висела необходимость затронуть тему, неудобную для нас обоих, а именно: требования Совета.

«Они отменят препараты, только если ты согласишься удовлетворять Агента сама, одним из предложенных способов. Можно рукой».

Это и надо было обсудить.

То, что я собиралась сказать, даже в голове звучало безумно и дико. Как это озвучить, я не представляла.

— Понял. — Эльф облизал потрескавшиеся губы. — Вы хотите вернуть мне способность испытывать возбуждение. Зачем?

Иногда его вопросы заводили меня в тупик.

— Совет считает, что ты станешь более эффективен, если будешь время от времени испытывать разрядку.

Мне хотелось ответить по-другому, но квартира, скорее всего, прослушивалась. Возможно, где-то даже были установлены скрытые камеры. Думая об этом, я чувствовала себя неуютно, словно под микроскопом. Неужели теперь придется контролировать каждое слово, каждое движение? И как быть с тем, что я уже успела наговорить?

— Испытывать разрядку… — повторил Агент, кивнув каким-то своим мыслям.

Я решила, что это подходящий момент, чтобы озвучить требования Совета, и уже открыла рот, но почувствовала вибрацию коммуникатора, прикрепленного к поясу комбинезона.

Мелинда.

Капитан боевого подразделения «Тьма» срочно вызывала меня к себе. Увидев на экране ее сообщение, я с облегчением уцепилась за шанс отложить неприятный разговор.

Завтра. Мы обсудим все завтра, а пока…

— Отдыхай, Агент, мне надо к капитану Суонк. Что-то срочное.

*

Когда я вошла в кабинет Мелинды, то первым делом обратила внимание на глушилку, лежащую на рабочем столе. Судя по положению кнопки, та была включена.

Проследив за направлением моего взгляда, подруга кивнула на генератор помех и сказала:

— Как ты понимаешь, время нашего разговора ограничено. С твоего позволения, я перейду сразу к делу. Что ты думаешь об Итене Хоссе?

— Что?

Вот уж не ожидала, что речь зайдет о нем.

— Итен Хосс, — терпеливо повторила Мелинда, — ученый, который сегодня вводил Агенту антидот. Ты смогла бы с ним сблизиться?

— Что? — я захлопала ресницами, чувствуя себя последней идиоткой. — В каком смысле сблизиться?

— Выполнить одно поручение.

Совсем мне не понравилось, как повернулись события.