Стигма ворона 3 (СИ) - Гернар Ник - Страница 17

И тут за окном полыхнуло.

Сквозь мутноватую пленку пузыря было видно, как все небо на несколько мгновений вспыхнуло зеленым и лиловым. А потом в землю перед домом ударило сразу несколько молний. Оглушительный треск заставил коней нервно дернуться, прижав уши.

— Будто конец света… — невольно поежился Дар.

— Да, это громко, — со вздохом ответил Шаккан. — Но гроза здесь — пора великих чудес. Иногда на светящемся небе можно увидеть человеческий силуэт во весь рост.

— Человеческий силуэт? — переспросил Эш, приподняв брови. — Весь светящийся, как солнце?..

— Да, — кивнул юноша. — Это пугающее и вместе с тем восхитительное зрелище. Бывает, что рядом с ним появляется еще и хрупкий женский образ. Правда, я такого не видел, но дедушка Мэ рассказывал.

— А мужчину?

— Видел дважды. И не забуду никогда.

Новая вспышка длилась еще дольше предыдущей. Ветер ударил в дом. Эш смотрел, как сияние мутной дымкой засвечивает окно, выдувая его внутрь, как с треском рассыпаются молнии и напряженно думал о том, что когда-то давно на этих болотах, может быть, стоял величественный город со стоэтажными домами. И вот их нет. Люди, населявшие его, давно лежат в земле, а вместо них по соляной пустоши бродят одержимые твари.

— Никогда не думал, что война может так сильно изменить мир, — проговорил он. — До недавнего времени мне казалось, что после сражений остаются могилы и руины. Но чтобы целая эпоха оказалась полностью похороненной…

Решив, что реплика обращена к нему, Шаккан с готовностью закивал головой.

— Да-да, война с духами точно изменила все до неузнаваемости с древних времен! Я видел здесь неподалеку развалины города — там все такое поразительное!.. И, как мне кажется, все эти разрушения — одно из доказательств, что всем известная догма о сражении священного орла и великого змея — всего лишь красивый жреческий миф, — сказал он, продолжая поглаживать Тару. — Потому что если такие разрушения повлекла Великая битва людей с духами, то какими бы были последствия битвы двух богоподобных сущностей?.. Вся вселенная бы рухнула…

Эш вздрогнул, будто конь от удара грома.

Медленно повернувшись к юноше, он уставился на того неморгающим взглядом.

Потому что именно так ведь все и было. Вся вселенная, какой она была до войны, рухнула.

— Хорошо сказал… — проговорил он.

Орел и змей.

«Кукольник не стоит на одной сцене со своими марионетками.»

Принцип двенадцати и одного.

Обрывки недавних разговоров, где-то услышанных фраз и образы из мифов разом закружили в его мыслях.

—… А твой отшельник случайно не рассказывал, кто, по его мнению, создал людей и духов, если жреческая история — миф?.. — медленно выговаривая слова, спросил Эш.

Его голову будто сдавило обручем. Что-то внутри болело и пульсировало, но Эш давно привык к боли. В другие времена он бы предпочел больше ни о чем не думать и отложить все на потом, но не сейчас.

Он будто находился в шаге от важного ответа. Всего-навсего в одном шаге, и сквозь мутную пелену уже мог различить смутные очертания чего-то очень важного, ускользавшего от его понимания до сих пор.

— Он верил в силу земли, — ответил юноша. — Не совсем так, как я, но незначительные различия нам не мешали. Мэ говорил, духов породила земля. И в самом начале они все были прекрасны, как гиганты, — точно так же, как и человек на заре своего существования. Но позже жажда крови, убийства и стремление к греху исказила их и нас. Поэтому чтобы достичь гармонии нужно всем отказаться от убийств и очиститься…

— Звучит хорошо, — хмыкнул Ларс. — Вот только пузырь у тебя на окне явно не на дереве вырос.

— Пользоваться тем, что умерло само, не грешно, — серьезно ответил Шаккан. — Я тоже однажды умру, и из моего тела вырастут невинные цветы.

Ларс только головой покачал.

— Чудненькая какая философия. Я тебя сожру, но только когда ты сам сдохнешь или тебя прикончит кто-нибудь другой. А так — я чист, как дитя.

— Ничего неправильного или предосудительного я в этом не вижу, — возразил юноша. — Жизнь так устроена, что умирая, мы уже не принадлежим себе. Наши тела, как и дела наших рук, служат уже кому-то другому. Кому-то, кто еще жив.

В дальнейшей беседе Эш не участвовал.

Мысленно он перебирал основные понятия, какие только мог придумать. Огонь и вода, север и юг, мужчина и женщина, любовь и ненависть, жизнь и смерть, красота и уродство. Порядок — и хаос.

У каждого плюса всегда находился свой минус.

И если Единственный воплощал в себе стремление к порядку и контролю, то кто же противостоял ему? Кто был тем самым максимальным хаосом, который должен был уравновешивать в этом мире его существование?

Люди?

Но Эшу казалось, что все-таки сцена, на которой находились люди, располагалась где-то в другой плоскости по сравнению с Аваррой. А кукольник не стоит на одной сцене со своими марионетками. К тому же, изначально Единственный сосуществовал с людьми вполне мирно, и впоследствии намеревался точно также сосуществовать с ними — по крайней мере, он так говорил.

Людям скорее противостояли духи.

Покрутив в руках сухие орехи, Эш положил два на стол, мысленно представив себе, что это и есть люди и духи. Недолго поразмыслив, он левее от человеческого «ореха» положил еще один — это был Аварра.

Кто же тогда должен располагаться с другой стороны, ближе к духам? Гиганты? Или, может быть…

— Акады… — одними губами проговорил Эш, положив четвертый орех.

Вот почему для Аварры так важно их уничтожить.

Они — противники друг для друга!

Теория сложилась до того стройно, что Эш теперь не понимал, как он мог раньше не видеть таких очевидных вещей.

И только одно портило идеальную версию: по словам ворона, акады появились позже, чем Единственный, и позже, чем духи.

Но, возможно, акадами стали разумные, обладающие личностью духи типа гигантов, которые слились воедино, чтобы противостоять Единственному.

В мифе огромный змей рассыпается на множество духов. Но в реальности все могло быть как раз наоборот.

Гроза понемногу ослабляла натиск.

Ларс дремал, скрестив руки на груди и прислонившись плечом к стене. Дарий расспрашивал Шаккана о его отшельнической жизни. Тара спала, вытянувшись на коленях своего хозяина и безвольно свесив кожистые лапки, которые теперь уже не казались Эшу такими отталкивающими.

Кони умиротворенно фыркали, постукивая копытами по деревянному полу.

Эш улыбнулся. Было что-то невероятно уютное в этом ненастье за окном, тесноте и желтом свете масляной лампы на подоконнике.

Эш осторожно сдвинул кружку с ягодным напитком в сторону и разложил на столе карту.

— Чего смотришь? — заинтересованно спросил Дар.

— Хочу прикинуть новый маршрут. Судя по всему, прямо перед камнем идти не стоит — замучаемся отбиваться. Ворон говорит, лучше сделать крюк в сторону…

— Только если небольшой, — заметил Дар, тыкая пальцем в карту. — Иначе мы окажемся в белом пятне, где вообще непонятно что.

— Не поверишь, но именно этот факт делает всю идею вдвойне привлекательней для меня, — искренне признался Эш. — Мне нравится мысль заглянуть туда, где еще не были картографы, и где Аварра ничего для нас не обозначил. Может быть, там спрятано что-нибудь интересное? Что-то, чего он не хотел нам показывать?

— Если это что-то — сотня ловчих, то я готов с ним согласиться, — подал голос Ларс, не меняя позы и не открывая глаз.

— А я все равно хочу взглянуть, — упрямо повторил Эш, уставившись на белое пятно.

Ночь прошла спокойно, хотя места для ночлега катастрофически не хватало. Только когда ближе к утру коней вывели наружу все смогли растянуться на полу, кому как вздумается.

Шаккан спал на своей лавке, приоткрыв рот и по-детски свесив руки. Как будто вокруг на многие стадии простиралось безопасное умиротворение Внутреннего круга, и материнская стигма не жгла ему грудину.

Поглядывая на юношу сквозь дрему, Эшу пришло в голову, что у бедняги нет даже банального чувства самосохранения. Так крепко спать с тремя незнакомцами в доме — это нужно быть не просто доверчивым, а бездумным.