Дух любви - дю Морье Дафна - Страница 48

• Предыдущая
• 48/85
• Следующая

В тот августовский день тысяча восемьсот восемьдесят восьмого года Кристофер Кумбе уходил в свое первое плавание с твердой решимостью преуспеть в новом деле. Он будет водить «Джанет Кумбе» но морям, как до него водил этот корабль его отец, а сейчас водит кузен Дик. Ведь если молодой человек смел, имеет голову на плечах и не лишен способностей, то учеба не займет много времени.

Так размышлял Кристофер, двадцатидвухлетний сын Джозефа, когда пыхтящий буксир выводил судно из Плинской гавани и немного позднее, когда, выйдя в открытое море, оно направилось через суровую Атлантику к далекому Сент-Джонсу.

Кристофер оказался в довольно странной компании. Кроме него самого и кока в носовом кубрике разместилось еще четверо матросов, тогда как каюты капитана и помощника находились, конечно, в кормовой части.

Команда маленькой шхуны не идет ни в какое сравнение с толпой на борту большого клиппера, где человек, при желании, может чувствовать себя относительно спокойно, конечно, если он справляется со своей работой. В тесном пространстве торгового судна, перевозящего рыбу или фрукты, негде уединиться, да и времени на отдых почти нет; то и дело раздается команда «Все наверх!», и ты поднимаешься на палубу сражаться с надутыми ветром парусами… ногти изломаны, глаза слепнут от дождя, а в награду за все старания и пинок в спину не редкость, если сделал что-то не так. Мокрый до нитки, с пустым желудком, с ноющей болью во всех членах, страдая от морской болезни, несчастный Кристофер вместе с остальными, шатаясь, поднимался из кубрика в черную как вороново крыло ночь, под бешеные порывы неистово завывающего ветра, чтобы заменить сорванный парус. Ему казалось, что это и есть настоящий шторм; корабль проваливался в морскую пучину, у Кристофера подкашивались ноги, и он с грохотом ударялся о борт, едва не раскалывая голову пополам. Но, оказьвзается, то был самый что ни на есть прекрасный попутный ветер, и все надеялись, что он продержится на всем пути через Атлантику.

Обессилевший, едва держась на ногах от тошноты и головокружения, молодой человек стоял, вцепившись в ближайшие ванты, пока кто-нибудь не кричал ему в ухо, чтобы он поднимался на реи.

Чего от него ждут, если все канаты кажутся одинаково жесткими, мокрыми и перекрученными? Как могут его онемевшие пальцы со сломанными ногтями справиться с этими тугими, пропитанными влагой узлами? Как бы то ни было, он полз вверх по узким, скользким выбленкам, зная, что достаточно одного неверного движения, и он сорвется в черное, вспененное море. В конце концов, он с трудом доходил до конца рея с нелепой идеей помочь двум матросам, которые оказались там раньше него и, крича что есть мочи, давали ему указания, которые никак не удерживались в его затуманенной голове. Если это попутный ветер, то, боже мой, что же такое шторм?

Бедный Кристофер, вскоре ему довелось это узнать, поскольку не прошло и пяти дней, как они прошли мимо мыса Лизард, когда погода переменилась, и большую часть пути до Сент-Джонса (а это двадцать пять дней) им пришлось идти при встречном ветре и даже взять немного к северу, чтобы не испытать на себе всю его силу. Один из членов команды сказал новому матросу, что это скверный переход и хорошо, что хоть мачты и такелаж не обледенели, в зимние месяцы это случается нередко. А ведь был еще только сентябрь. Эти злосчастные тридцать дней отнюдь не помогли сыну Джозефа полюбить море. От плохой пищи и недостатка сна он заметно похудел, а его кожа, открытая ветру, морю и дождю, с непривычки доставляла ему истинные мучения.

Слишком гордый, чтобы признаваться в своих страданиях, молодой человек написал домой короткое письмо, в котором скупо описал плавание, ничего не говоря о своих впечатлениях; разумеется, после такого изнурительного плавания, он чувствовал себя лучше, чем можно было бы ожидать.

В Сент-Джонсе «Джанет Кумбе» простояла недолго и, приняв на борт груз рыбы, взяла курс на Средиземное море. Два следующие месяца были очень тяжелыми и горькими для молодого моряка. Разгрузившись в Опорто, они направились не прямо к Сен-Мишелю за грузом фруктов, как ожидалось, а снова взяли курс на Атлантику и Ньюфаундленд. На этот раз корабль шел с балластом, и, хотя ветер был попутным, если не считать двухдневного шторма в Бискайском заливе, его сильно качало из-за отсутствия в трюме достаточного груза; Кристофер, как ни старался, не мог справиться со своим слабым желудком. На сочувствие соседей по носовому кубрику рассчитывать не приходилось, а у кузена Дика было слишком много дел поважнее недомоганий и переживаний зеленого юнца.

Кристофер начал приходить в отчаяние. Какое-то время он кое-как продержится, продержится ради отца, да и просто из самолюбия, но, если дело не пойдет на лад, придется что-то менять. Последние несколько дней плохой погоды его окончательно доконали. Неделю он почти не спал, один приказ следовал за другим – то подняться на мачту и исправить очередное повреждение, то поставить парус, то убрать парус, то заменить сорванное ветром полотнище новым… противоречивые приказы доводили его до безумия, от усталости и боли он едва держался на ногах.

За два дня до прибытия в Лондон в трюме обнаружили течь, ничего серьезного, но работы с помпами хватило на всех, пока корабль благополучно не стал на якорь в реке. Страшное, изнурительное, требующее напряжения всех сил сражение со штормом в Бискайском заливе подняло в душе молодого моряка волну ненависти и возмущения.

Дольше он не мог этого выносить; уж лучше броситься за борт и положить конец страданиям, чем снова выходить в море. К такому решению пришел Кристофер, когда «Джанет Кумбе» сигналами затребовала лоцмана и буксир и они медленно шли вверх по окутанной туманом реке к лондонским докам.

Так вот он, город славы и удачи, где бедные юноши становятся лорд-мэрами, а нищие оборванцы – миллионерами. Правда, при таком освещении его не разглядеть, ползущий с реки серый туман все закрывает своими липкими щупальцами.

Сквозь туман и сгущающиеся сумерки неясно вырисовывались очертания множества башен и зданий, темных и мрачных, высоких труб, извергающих клубы дыма; долетал шум судов, идущих вверх и вниз по реке, виднелись кишащие людьми пристани раздавались гудки больших пароходов, рядом с которыми «Джанет Кумбе» казалась не больше маленькой прогулочной шлюпки.

В доках длинные клипперы с высокими мачтами стояли бок о бок с разной мелкотой; баркентинами и шхунами вроде их собственного судна. Сам город, подумал Кристофер, лежит за всем этим, там, где мерцают тусклые огни, откуда доносится гул жизни, который ни с чем не спутаешь.

Сам не зная почему, Кристофер вздохнул и вернулся к своей работе на палубе. Утром «Джанет Кумбе» удалось благополучно пришвартоваться у причала, и началась разгрузка.

Через три дня трюм судна освободится от груза фруктов, оно поднимет якорь и с балластом вернется в Плин, где, если повезет, пробудет дней десять, после чего вновь уйдет в чужие воды с грузом глины. Об этом Кристофер узнал из разговоров в кубрике и нескольких слов, брошенных его кузеном-шкипером.

Нет, оставаться матросом на борту «Джанет Кумбе» он не может. Он любит и уважает отца, но этот путь не для его сына, такова истина. Он должен идти своим путем. На море и корабле мир клином не сошелся; ничто не мешает ему сделать имя в чем-нибудь другом. Дядя Филипп рассказывал ему о Лондоне и о той дороге, которая может привести к известности любого человека, если только он не лишен честолюбия. Что ж, Кристофер Кумбе честолюбив, он докажет своей семье и всему Плину, что он не из тех, кто терпит поражение. Придет день, когда они поймут, что он был прав, бросив море; они с уважением и гордостью будут смотреть на человека, который вернулся в родной дом, обладая солидным положением и высокой репутацией.

Итак, накануне того дня, когда «Джанет Кумбе» готовилась сняться с якоря, Кристофер где-то за полдень тайком покинул отцовский корабль и, не оглядываясь ни на него, ни на белое носовое украшение, слился с толпой.

• Предыдущая
• 48/85
• Следующая