Мышь, которая зарычала. Антология - Янг Роберт Франклин - Страница 26

В связи с последними событиями, в результате которых герцогство Великий Фенвик было занесено на страницы славы в истории человечества, князь Маунтджой хотел присутствовать на этих страницах хотя бы коротенькой строчкой.

К сожалению, дипломатия, которой надлежало находиться в руках человека, рожденного дипломатом, была передана необразованным простолюдинам, вроде этого Бентера или Талли Баскомба. Исчезла игра деликатного балансирования и тщательного взвешивания ситуации, особенного удовольствия от употребления точных слов, при помощи которых обещают все и не гарантируют ничего.

Притом князь понимал, что достигнуты прекрасные результаты, но его шокировала манера, в которой все это было проделано.

Чтобы сохранить лицо и не потерять своего места в истории, ему необходимо было совершить нечто, что доказало бы его истинную гениальность. И он уже знал, что сделать.

Князь Маунтджой сопровождал генерала Сниппетта и четырех полисменов к границе Великого Фенвика, где их должны были передать американскому консулу.

Маленькая процессия уже почти достигла цели путешествия, когда один из полисменов сказал:

— А эта Глориана — красотка.

— Что вы имеете в виду? — спросил князь Маунтджой.

— Миленькая штучка, — ответил полисмен.

— Что-то я вас не понимаю, — настаивал князь.

— Послушайте, папаша, в вашем возрасте вам этого и не понять. К тому же, у вас наверняка есть и жена, и детишки. Ваша Глориана просто сражает наповал. Медовая конфетка. Сексуальный «кадиллак», если вы вообще понимаете, о чем я говорю. Но однажды ей встретится какой-нибудь везучий сопляк и уговорит ее на золотое колечко. Поняли? И тогда адресом вашей маленькой герцогини станет Пятая авеню, Нью-Йорк, или Беверли-Хиллз, или и то и другое вместе.

Князь Маунтджой понял не все из того, что говорил полисмен, но сама идея его очень напугала. Богатый американец женится на герцогине, и конец независимому герцогству. В этот вечер князь решил пригласить к себе Бентера и доктора Кокнитца. Вместе они составили план действий по предотвращению подобной опасности.

«Пусть, — думал князь, идя на встречу с Глорианой, — пусть актеры на сцене получают аплодисменты. Но за сценой всегда есть манипулятор (которым князь считал себя), безупречно владеющий искусством управления государством».

От этих мыслей его самочувствие значительно улучшилось, и он гордо поднял седую голову.

Глориана сидела за столом в личных апартаментах и ела гранат. Она только что получила в подарок от госсекретаря Соединенных Штатов много гранатов, поэтому могла есть их сколько захочется. Что она и делала, судя по количеству косточек на серебряном блюде, стоявшем перед ней.

— Бобо, не бранись, — сказал Глориана. — Если их быстро не съесть, они испортятся. Кроме того, гранаты успокаивающе действуют на нервную систему. А после всех этих событий с приездами, отъездами, встречами и провожаниями мне нужна поддержка. Знаешь, Бобо, мне очень понравился тот господин из Саудовской Аравии! Он отказался мне поклониться! Он сказал, что, согласно их религии, если мужчина кланяется женщине, то он унижает себя.

— Напротив, поклон перед такой женщиной, как вы, ваша светлость, возвышает истинного мужчину, — ответил князь Маунтджой.

— Какой ты милый, Бобо! Присядь, поговори со мной.

Князь сел к столу и до того расслабился, что принял из рук Глорианы половинку граната и стал машинально вытаскивать и есть рубиновые зернышки. Покончив с гранатом, он очень изящно сложил косточки на серебряное блюдо, поправил монокль и сказал:

— Ваша светлость, я двадцать лет служил вашему отцу, и, надеюсь, Господь даст мне возможность столько же прослужить вам.

— Я тоже на это надеюсь, — осторожно сказала Глориана. Она знала, что если князь начинает говорить о своей преданности, то это неспроста.

— Моя семья служила правителям Великого Фенвика со дня основания герцогства.

— Да, мне это известно, — подтвердила Глориана.

— И у меня есть страстное желание, чтобы семья Маунтджой служила потомкам сэра Роджера и в будущем. Однако это желание может не исполниться.

— Что ты имеешь в виду? — удивилась Глориана. — Разве ты собираешься куда-то уехать?

— Нет, ваша светлость. Причина не во мне, а в вас.

— Не понимаю! — воскликнула герцогиня.

— Это очень деликатное дело, — отвечал князь Маунтджой. — Но, как самый старый из ваших советников, я позволю себе заговорить об этом. Скажу прямо: поскольку ваша светлость не замужем и не имеет семьи, то линия Фенвиков может прекратиться.

Глориана покраснела.

— Я вообще не думаю о браке, — сказала она. — Кроме того, я не знаю человека, за которого мне хотелось бы выйти замуж.

Глориана покривила душой. На самом деле она совершенно точно знала человека, кого хотела бы видеть своим мужем.

Князь Маунтджой устроился в кресле поуютнее, сложил кончики длинных белых пальцев и посмотрел на свою герцогиню с отеческой нежностью.

— Ваша светлость наверняка думает, что для брака необходима привязанность или даже страсть. Это так, но лишь для простых людей. Для тех же, кто держит в своих руках судьбы подчиненного им народа, политика гораздо важнее обычного романа. Брак правителей представляется образцом жертвы, которую нужно принести во имя политической необходимости. Брак необходим для успешного правления. При этом важно не только физическое здоровье мужчины, но и его способность создать такой политический союз, который послужит усилению страны.

— Ты говоришь так, словно собираешься выводить новую породу лошадей, — возмутилась Глориана.

— Ваша светлость простит неловкие слова старого слуги, который хочет всего лишь быть полезным вам и своей стране.

— Бобо, — сказала Глориана, все еще не оправившаяся от смущения, — я попробую взглянуть на твое предложение беспристрастно. Полагаю, что, начиная этот разговор, ты как следует подумал и уже решил, кого предложить мне в мужья.

— Я считаю своей обязанностью думать о делах подобного рода, — с достоинством ответил князь, — но в этих размышлениях я был не одинок. Я консультировался с другими вашими министрами.

— Ты имеешь в виду мистера Бентера?

— И его, и доктора Кокнитца.

— Кокнитца? Да у него в голове одни лишь птицы и бомбы!

— Верно. В этом заключены его профессиональные интересы. Но он умный и весьма наблюдательный человек. И Бентер, и Кокнитц согласились, что персона, которую я осмелился предложить, это наилучший вариант. С ним можно быть уверенным в безопасности герцогства Великий Фенвик и в успехе наших начинаний.

— Надеюсь, — осторожно сказала Глориана, — ты не собираешься предложить мне в мужья американского министра, потому что я ни в коем случае этого не сделаю. Я читала в женских журналах, что американские мужья очень жестоки к своим женам.

— Жестоки?

— Вот-вот. Они принимают все решения, не советуясь с женами. Они посылают женщин работать, вместо того чтобы самим зарабатывать побольше. Да они вообще не мужчины! Я выйду замуж только за настоящего мужчину, который даст мне почувствовать себя настоящей женщиной.

— Мистер Бентер, доктор Кокнитц и я уверены, что персона, предложенная мною, соответствует всем вашим требованиям, — самодовольно усмехаясь, сказал Маунтджой.

— И кто же эта персона?

— Талли Баскомб.

— Талли Баскомб? — повторила Глориана и почувствовала, как горячий румянец заливает ее лицо и шею.

— Да. И существует несколько причин, почему ваша светлость должна серьезно обдумать эту кандидатуру, несомненно, забывая при этом о его невоспитанности и простоватости, хотя подобные качества вызывают вполне естественное раздражение у тех, кто рожден аристократом.

— У Талли Баскомба вовсе нет таких качеств, которые бы меня раздражали, — почти зло огрызнулась Глориана.

— Меня это радует, — ответил князь, слегка удивившись ее горячности. — Он может быть вашим консортом, поскольку ведет свое происхождение от сэра Роджера Фенвика, основателя нашего государства. Позволю себе предположить, что у молодого человека могли быть некоторые претензии на трон. Баскомб пренебрег вашими инструкциями и выиграл войну у Соединенных Штатов, и это доказывает, что он не лишен амбиций. Но при заключении брака с вашей светлостью его амбиции автоматически удовлетворяются. Помимо этого, Баскомб весьма популярен в народе. И если бы сейчас объявили какие-нибудь выборы, он, несомненно, оказался бы победителем.