Под знаменем Сокола (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев" - Страница 3

— Хазарам очень хочется, чтобы все по-прежнему видели в них несокрушимую державу, которую следует бояться и которой необходимо платить дань. Иначе, зачем бы они пытались расправиться с моим другом Хельги, когда тот доподлинно разведал, что это не так. Кажется, твой брат до сей поры имеет на него зуб то ли за то, что Ратьшу Мстиславича победил, то ли за те вести, которые он из Хазарии принес.

— О поединке нечего и толковать, — возразила княжна. — То, как ты знаешь, была воля богов. А что до вестей, — она ненадолго замолчала, затем продолжила другим тоном: — Мой брат полагает, что, кабы не твой товарищ, русский князь, быть может, и не решился собирать поход.

Голос Всеславы прозвучал почти виновато, и она ничего не могла поделать с собой. Мудрый князь Всеволод приучил ее судить о людях не по их словам, а по их поступкам, и на фоне отчаянной храбрости Лютобора Хельги, едва не поплатившегося жизнью за благо родной земли, осторожность ее брата Ждамира выглядела почти трусостью.

— Плохо твой брат знает Святослава, — усмехнулся Анастасий. — Насколько я успел его изучить, он не из тех, кто привык отступаться от задуманного. А что до Лютобора, то он только подтвердил то, что было и так давно известно.

После полудня погода испортилась. Бледное небо мерзло и зябло, глубже и глубже зарываясь в пуховую перину тяжелых снеговых облаков. Злой полуночник, бесприютный бродяга, гулявший по речному простору да отплясывавший хмельного трепака на макушках деревьев так, что они, бедные, кланялись ему едва не до самой земли, взбивал небесную перину, взбивал, а потом из озорства взял да и проткнул. Снег, летавший до того в воздухе малыми, веселыми снежинками, повалил густыми хлопьями, а полуночник, беспутный Стрибожий сын, разохотившись к гульбе, пошел вдоль берега вприсядку, закручивая снежные вихри, вздымая полы плащей, бросая в лица целые жмени колючего снега.

Двигаться в этой кутерьме с каждым шагом становилось все сложней. Лошади недовольно отфыркивались и мотали головами, а люди, поругивая нежданное ненастье, гадали, что могло стать его причиной.

— Не к добру это, не к добру, — недовольно щурил глубоко посаженные зеленые глаза и сердито тряс запорошенными снегом седыми усами сотник Войнег Добрынич, нынче отвечавший за безопасность княжны. — Совсем Велес осерчал на нас, бедных.

— Да это ромей со своими разговорами про Белого Бога виноват! — ревниво предположил щуплый молодой гридень по имени Хеймо, чья бабка Тару слыла лучшей на все Корьдно потворой и повитухой. — И зачем мы только его с собой взяли?

— Известное дело, зачем! — простуженным басом отозвался один из его товарищей, муж из старшей дружины, за свою любовь ко всякого рода сплетням прозванный Сорокой. — После того, как Неждан Незнамов сын за море русское на службу к басилевсу подался, княжна каждого ромея готова приветить! Вдруг весточку какую от милого друга принесет!

— Про Неждана хоробра нам и самим охота послушать, — заметил еще один гридень, ладный темноволосый парень, по отцу прозванный Чурилой. — Говорят, он в ромейской земле еще как отличился, за свои подвиги дорогую награду получил.

— Брешут, верно, — покачал седой головой Войнег, недовольно глядя на увлекшихся досужей болтовней воинов. — По мне, за свое беспутство так он только каши березовой заслуживает, как и все вы, бездельники! Это ж надо такое выдумать, сестру княжескую из терема уворовать! Считайте, он тогда легко отделался, отведал одних батогов!

— А я слыхал, — не унимался болтун Сорока, — что Незнамов сын в нашу землю воротился, в лесах с разными побродягами вроде разбойного Соловья скрывается, русские дозоры подкарауливает да на обозы нападает. Люди бают, что сам Соловей — это он и есть!

— Скажешь тоже! — махнул на него Чурила. — У Соловья, сказывают, голова, как пивной котел, глаза, точно глиняные плошки, между глаз стрелу можно положить, а наш Неждан, хоть и беспортошный, а лицом всегда был пригож, иначе стала бы о нем наша госпожа слезы лить!

— Бабье болтливое! — простуженным гусем зашипел на гридней Войнег. — Накличете лихо на наши головы! Будто непогоды нам мало!

Он в сердцах хватил батажой коня, выезжая вперед, дабы поглядеть, видна ли еще накатанная санная дорога. Гридни за его спиной притихли.

Хотя светлейший князь Ждамир и его бояре, признавая силу и превосходство руссов, ласково принимали в Корьдно Святослава и его кметей, не все в земле вятичей смирились с поражением и нападения на дозорных, обозников или гонцов были не так уж редки. Особого вреда они руссам, конечно, не причиняли, но докучали не хуже назойливых мух. Особенно отличался на этом поприще некий Соловей, прозванный так за особую манеру переговариваться со своими людьми с помощью различных птичьих пересвистов. Особо удавались лихому разбойнику трели да переливы соловьиные. И из тех, кто эти трели слышал, мало кто живым ушел.

Цельное лето и почитай всю осень злодействовал Соловей, видавших виды гридней и воевод поражая своей дерзостью. Подобно птицам крылатым, его люди возникали точно из воздуха и так же, будто по воздуху, уносились прочь. Все попытки изловить Соловья оканчивались провалом, а посланные на розыски сами попадались в расставленные им ловушки. Он же оставался неуловим, изобретая новые и новые способы, как нанести урон.

Сказывали, убежище его скрывается в самой лесной чащобе. Знающие люди, а чаще всего болтуны, вроде Сороки, говаривали, что жилище его стоит не на земле, а на древесных ветвях. Сидит Соловей на семи дубах, от посвисту его соловьиного листья вянут и травы сохнут, а всякий человек или зверь падает замертво.

Войнег в эти разговоры не очень-то верил: что только народ не наплетет, напридумывает. То, что руссы не преуспели с розысками, так то не диво, в лесном краю надо родиться, чтобы все тропы звериные знать, а то, что Соловей — уроженец здешних мест, никто не сомневался. Про Неждана гридни болтают. А что, может, Соловей — это и точно Неждан? У Незнамова сына на такие дела удали вполне бы хватило, да и дури в буйной головушке гуляло пока предостаточно. А коли так, то надо глядеть в оба да беречь княжну. И сохрани Велес от этого Соловья и прочих лихих людей.

Тем временем непогода разыгралась не на шутку. Снег падал уже не только сверху, но летел спереди, сбоку, сзади и даже, кажется, снизу, забиваясь во все пазы и щели, залепляя глаза, не давая дышать. Княжна и одна из ее служанок пересели в санки и едва не с головой укутались меховым пологом, соболенок залез к хозяйке под шубу и свернулся калачиком на груди, временами высовывая из-за ворота недовольную ушастую мордочку. Гридни жались к саням, запахивали плащи и держались за шапки. И только Анастасий ромей, словно безумец или кудесник, упиваясь восторгом новых ощущений, вдохновенно глотал ветер и снег, во весь голос распевая какой-то гимн, сложенный в честь сурового Борея. И лучше сопели или гудка ему вторила ревевшая и рыдавшая на разные голоса метель.

Сотник Войнег не без труда пробился к саням:

— Госпожа! — перекрывая голос ветра, хрипло прокричал он. — Дальше двигаться нельзя! Слишком опасно! В этом месте на реке бьют ключи, потому полыньи по ползимы не замерзают! В такую ненастную пору и под лед угодить недолго!

Всеслава, однако, покачала головой:

— В родной избе мимо печи не проскочишь! — улыбнулась она. — Нешто в первый раз, дядька Войнег! Чай, все полыньи вдоль крутого берега идут. Если что, лесом проскочить можно.

— Каким лесом?! — возмутился сотник. — Там кругом сплошная топь!

— А ежели назад поворачивать, то точно в лесу заночевать придется!

И княжна, подавая своим людям пример, велела вновь подать ей коня.

Уважая княжескую волю, дальше препираться сотник не посмел. Только выругался про себя покрепче на девичье своевольство. Окажись на месте Всеславы его собственное дитя, выпорол бы, не задумываясь, без лишних слов. Впрочем, все в Корьдно знали, что старый сотник и свою единственную дочь, красавицу Войнегу, ровесницу княжны, баловал сверх всякой меры, и прекрасную Всеволодовну любил, словно родную кровь, если не паче нее.