Концессия (СИ) - Быченин Александр Павлович - Страница 2

Нырок от хука, отскок, уклон, уклон… есть контакт! Апперкотом справа почти в солнечное сплетение! С дыхания точно должен был сбить… или нет? Как в скалу ударил, блин! И это при наличии изрядного пуза! А если вот так попробовать, по печени? Закрылся? А слева крюком? Уф, м-мть! Сам пропустил… хорошо, не по ливеру. Но рёбра затрещали, плюс пришлось некоторое время проявлять чудеса ловкости, чтобы только увернуться от последующих плюх… не, на фиг! Разрываем дистанцию, уходим в неудобную сторону, и снова огрызаемся джебами. Этого зверюгу так просто не уложить. Придётся выматывать, а это уже лотерея.

Шаг, отскок, нырок… джеб, уклон, разрыв дистанции… а вот это сейчас было очень близко, ну очень! Почти дотянулся до меня. Ладно, лови награду!..

Очередной джеб на моего оппонента впечатления не произвёл, равно как и последовавший за ним кросс через руку. А вот на апперкот я очень надеялся. Просто очень. Но… зря?! Да кто это вообще такой, мать его?! У него челюсть гранитная, что ли?! Даже зубами не клацнул! Зато в ответ отмахнулся так, что меня чуть с ног не сбил, хоть и зацепил предплечьем за самую макушку. Я таки умудрился поднырнуть под хук правой, и даже выбросил ответку, абсолютно уверенный, что дотягиваюсь левым боковым до открывшейся челюсти… а потом свет вдруг потух.

… в себя я пришёл по той причине, что кто-то немилосердно хлестал меня по щекам. Ну, по крайней мере, мне именно так показалось. На самом же деле старина Джеффри всего лишь легонько похлопывал ладонью по шлему, дав мне предварительно нюхнуть нашатыря. Тоже, между прочим, традиция. Правда, этот факт дошёл до меня далеко не сразу — перед глазами всё плыло, в ушах звенело, а неистовый рёв трибун ощущался как едва слышимый фоновый шум. В голове свербела ровно одна мысль: почему рефери не ведёт отсчёт? Неужели всё настолько плохо? Но как?! Почему?! Я же… попал! Хороший, качественный удар, каким я гарантированно валил любого спарринг-партнера. Да и в боях на ринге от моего левого бокового полегло больше половины оппонентов. А тут вдруг… но я ведь попал! Как так-то?! Получается, он выдержал? А потом ещё и мне врезал, да так, что наглухо вырубил? Твою же… вот это попадос так попадос… срубил деньжат по-лёгкому, ага. А ещё мафия студенческая, чтоб её! Пацаны ведь нехилые бабки потеряли… как, впрочем, и я. Да и не заставлял их никто на меня ставить… но для них это не отмазка.

— Парень, ты в порядке?

«Практически», — попытался выговорить я, но получилось только невнятное сипение.

— Врача сюда! — быстро сориентировался рефери. — Носилки! Быстро! Быстро!

Вот спасибо, старина! Можно считать, что какое-то время я буду в безопасности. И, возможно, его хватит, чтобы придумать хоть какой-нибудь план. Ну а если нет… всегда остаётся вербовка. Хотя это именно то, чего я всеми силами старался избежать все эти годы. И в магистратуру пошёл, чтобы не влезать в кабалу к корпорации прямо здесь и сейчас, и в аспирантуру поступил по той же причине… и всё равно не уберёгся. Обидно…

Территория под протекторатом РКА, Гамма-6, колония Роксана, 14.02.135 г. Экспансии

… так вот ты какая, Роксана! Ещё буквально несколько секунд назад из иллюминатора открывался на редкость «увлекательный» вид — обшарпанный борт «Альберта Эйнштейна», корпоративного лайнера, доставившего меня в этот забытый богом уголок вселенной. Плюс кусок его же «холодильника» — радиатора, отводящего тепло в космическое пространство. Но стоило только нашему каботажнику отшвартоваться и чуток довернуть, пыхнув маневровыми дюзами, как изрытая газовой эрозией обшивка сменилась чем-то кипенно-белым, со стеклянистым отблеском, и абсолютно непроницаемым для человеческого глаза. Признаться, такого мне ещё видеть не приходилось, хоть я и лицезрел воочию довольно много кислородных планет. Земля, Беатрис, мир Лейбовица… перечислять замучаешься, да и ни к чему оно. Главное различие сразу же бросалось в глаза: на всех ранее посещённых планетах с настолько низкой орбиты прекрасно просматривались очертания континентов, да и океаны поражали глубокой синевой. А тут молочная шапка, такое ощущение, что планета закована в ледяной панцирь. И если бы я не знал наверняка, что первое впечатление обманчиво, то пребывал бы в уверенности, что так оно и есть. И что жить мне ближайшую пятилетку в ледяном аду. Меня аж передёрнуло от такой «заманчивой» перспективы. Бр-р-р-р-р! Если и есть что-то более ненавистное, чем лёд, снег и морозы, то я этого ещё не встретил. И хотелось бы, чтобы такое положение дел сохранялось как можно дольше. По спине пробежал холодок, и я поплотнее закутался в видавшую виды, но зато родную и уютную кожанку. И даже на миг пожалел, что не разжился пусть и безликим, но удобным и сверхутилитарным комбезом. Не пожелал повестись на халяву, балбес! Не могли же корпы бесплатно — бесплатно! — раздавать что-то хорошее! Зато теперь весь в гусиной коже, поскольку пижонские джинсы, замшевые ботинки и рубаха-поло, все сплошь из натуральных материалов, встроенной системой терморегуляции похвастать не могли. Или это нервное? В салоне должно быть минимум двадцать пять плюс по Цельсию… бррр!..

Чего так вырядился? А это единственное, что у меня нашлось в гардеробе, когда я в экстренном порядке уносил ноги с Беатрис. Я имею в виду, подходящего для походных условий. Всё остальное — исключительно костюмы для присутственных мест и универа в частности, которые я без колебаний оставил в моём персональном домике студенческого кампуса, ибо теперь без надобности. У меня, если разобраться, из вещей только небольшой чемоданчик, с которым я во времена оны мотался в научные командировки. А в нём несколько смен белья, шмот для «домашней» носки да мыльно-рыльные. Не успел закупиться перед отъездом, да и не на что было, если совсем уж честно. Даже билет в счёт будущей зарплаты. Дожил, блин! Хоть волком вой, м-мать! И эта хрень ещё непонятная в иллюминаторе…

— Первый раз на Роксане, молодой человек?

Чтоб тебя! Всё-таки выискал повод для знакомства… чёртов старый педрила! Хорошо хоть в рейсе не пересекались, поскольку я почти безвылазно торчал в каюте, убивая время чтением. Ну а чего? В кои-то веки выдалась возможность насладиться самым что ни на есть низкопробным — художественным — чтивом! Вот я и отрывался, благо на объёмистом «винте», оформленном под винтажную электронную «читалку» с настоящим, физическим, дисплеем (единственная моя действительно ценная вещь!) хранилось много чего интересного. Накопилось, знаете ли, за десять-то лет. Впрочем, отвлёкся.

Господинчик этот положил на меня глаз ещё в пассажирском терминале «Эйнштейна», но там я сразу же постарался затеряться в пёстрой толпе гомонящих гастарбайтеров-латиносов. Да-да, тех самых, которым корпы в начале рейса раздавали комбезы. Не знаю как, но большинство к концу путешествия умудрились серую одёжку кастомизировать, задействовав различные аксессуары — подозреваю, из своих же обносков — и теперь организованную силу толпа ничуть не напоминала. Беда только, что на фоне весёлых латиносов я всё равно выделялся, как прыщ на лбу. Да и, к слову сказать, условных «европейцев» на нашем рейсе было раз-два, и обчёлся. Так что я даже не удивился, когда седоватый импозантный (при костюме-тройке и саквояже) мужик возрастом под полтинник устроился в соседнем кресле. И стоило в самый дальний угол салона бизнес-класса забиваться? Впрочем, стоило, хотя бы из-за иллюминатора, оказавшегося в полном моём распоряжении. А ещё здесь не было шумных попутчиков — их всех (на минуточку, пятьсот человек!) утрамбовали в эконом. Хотя насчёт «шумных» я, похоже, погорячился. Интересно, если просто проигнорировать, отстанет? Или придётся посылать прямым текстом? Ладно, проверим.

— Не боитесь показаться невежливым, молодой человек? — и не подумал уняться седой хмырь.

— А вы? — глянул я на него с нехорошим прищуром, нехотя оторвавшись от иллюминатора.