Полет сокола - дю Морье Дафна - Страница 8

• Предыдущая
• 8/72
• Следующая

– И правильно, – говаривал мой отец, – ведь именно через эти ворота Клаудио, наш первый герцог, вел своих пленников на смерть.

Снег окаймлял идущую вверх дорогу, толстым слоем лежал на крышах, призрачным покрывалом накрывал деревья и, венчая былыми коронами смотровые площадки двух дворцовых башен, собор и кампанилу, превратил мой город в легенду, в сновидение. Я не ожидал увидеть такую красоту.

По виа деи Мартири я проехал к центру и притормозил на пьяцца делла Вита. Здесь тоже ничего не изменилось, только снег погрузил город в немоту, рассеяв по домам его жителей. Площадь окружали здания красноватого и желто-коричневого цветов, и от нее в разные стороны расходились пять улиц.

Слепые, закрытые ставнями окна над колоннадой невидящим взглядом смотрели на мощеную мостовую. Магазины были закрыты. Я увидел их такими, какими запомнил. Книжная лавка, аптека. Подавляющий своими размерами "Отель деи Дучи", куда меня в детстве по воскресеньям приводили на второй завтрак.

Потом, когда здесь разместилась штаб-квартира коменданта, вход закрыли.

Тогда перед дверью стояли охранники – либо по стойке "смирно", либо переминаясь с ноги на ногу. К тому месту, где я припарковал "фольксваген" герра Туртмана, в то время подъезжали машины штабистов, мотоциклы курьеров.

Волны сдерживаемой более двадцати лет памяти снесли преграду и захлестнули меня.

Я распахнул дверь отеля и огляделся. Едва ли я отдавал себе отчет в том, что ищу: приемную коменданта, машинисток, стучащих по клавишам, или холл и стулья с жесткими спинками, сидя на которых мой отец и его друзья после мессы пили чинзано. Думаю, последнее. И оно встретило меня, но более современное; я увидел некое подобие бара для туристов – – стенды с открытками, журналы на столах, телевизор в дальнем углу.

Я позвонил, и тревожный звук нарушил гнетущую тишину. В давние времена хозяин синьор Лонги и его жена Роза всегда были на месте и приветствовали моего отца. Синьор Лонги был добродушным человеком с живыми глазами, и, если мне не изменяет память, ходил он, слегка прихрамывая из-за ранения, которое еще юношей получил во время Первой мировой войны. Его жена Роза была веселой, рыжеволосой толстушкой. Она всегда болтала с моей матерью о всяких пустяках, а в ее отсутствие не упускала случая пококетничать с моим несколько высокомерным отцом.

Сейчас в ответ на мой призыв появилась невысокого роста горничная. Явно волнуясь, она сказала, что, как ей кажется, комнаты мы можем получить, но сперва надо спросить хозяйку. Сверху донесся громкий голос, и вскоре в холл спустилась сама хозяйка; от избытка веса шла она медленно и опиралась на палку. Глаза, едва заметные над оплывшими щеками, всматривались в мое лицо; рыжеватые волосы были неровно выкрашены дешевой краской. Я с ужасом узнал в ней постаревшую синьору Лонги.

– Вам нужны комнаты на ночь? – спросила она, глядя на меня с полнейшим безразличием.

Я объяснил, что да и какие именно, затем повернулся и вышел в снег за своими клиентами и их багажом. Взволнованная горничная – видимо, она же и носильщик – последовала за мной. Сезон, конечно, еще не начался, и все же… Как бы то ни было, прием не слишком радушный. Туртманы невозмутимо вписали свои фамилии в книгу постояльцев и под тяжелым взглядом зевающей хозяйки поднялись наверх. Маленький мальчик, которого она когда-то угощала конфетами, был давно забыт.

Я проверил, как Туртманы устроились в комнате на третьем этаже, потом разыскал дорогу к своей комнатушке с окнами на площадь. Я открыл окно и, несмотря на снег, некоторое время стоял, вдыхая резкий, холодный воздух.

Я испытывал те же ощущения, какие испытал бы призрак умершего, вернувшийся в родные места. Безучастные ко всему здания были погружены в сон. Неожиданно на кампаниле рядом с собором ударил колокол. Его низкое звучание в иных тональностях подхватили колокола других церквей. Сан Чиприано, Сан Микеле, Сан Мартино, Санта Агата… я все их знал, все различал по тону. Последней звучала тонкая высокая нота Сан Донато с холма над герцогским дворцом. Именно в эту минуту, преклоня колени вместе с Мартой, я начинал читать свои детские молитвы. Я закрыл окно и ставни и спустился в столовую.

Герр Туртман и его жена уже ели. Они не сделали мне знака присоединиться к ним, и я, в душе поблагодарив их за это, сел за столик около ширмы, скрывавшей вход на кухню. Горничная, менее взволнованная, чем ее напарница, исполняла обязанности официантки. Время от времени она получала указания от хозяйки, которая изредка собственной персоной появлялась из-за ширмы, чтобы окинуть нас взглядом, отдать какое-нибудь распоряжение и снова удалиться. Каждый проглоченный кусок, каждый глоток терпкого местного вина красно-лилового цвета, налитого в мой графин, пробуждал во мне ностальгические воспоминания.

За столом в центре комнаты, по давнему обычаю накрытым на двенадцать персон, Альдо праздновал свое пятнадцатилетие. Красивый, как юный бог, он поднял бокал за наших родителей и поблагодарил их за честь, которую они ему оказали. Сидящие за столом гости аплодировали ему, а я, его родной брат, смотрел на него во все глаза. Мой отец, которому было суждено умереть от воспаления легких в лагере у союзников, предложил тост за своего первенца.

Моя мать, ослепительная в своем зеленом платье, послала мужу и сыну воздушный поцелуй. Комендант еще не маячил на ее горизонте.

В тот момент, когда я выливал из графина остатки вина, словно в ответ на мои мысли, из-за ширмы, прихрамывая, вышел седой старик с иллюстрированными журналами в руках и направился к столику Туртманов. Он показал им редакционную статью о Руффано и свою собственную фотографию – фотографию владельца отеля синьора Лонги. Оставив приложение к журналу Туртманам, он, прихрамывая, вернулся в мой угол.

– Добрый вечер, синьор, – сказал он. – Надеюсь, вы всем довольны?

У него тряслась левая рука, и, стараясь скрыть это, он держал ее за спиной.. Энергичного, ясноглазого синьора Лонги больше не существовало. Я поблагодарил его за беспокойство, он поклонился и исчез за ширмой. По глазам старика было видно, что он не узнал меня. Иного я и ожидать не мог. Почему кто-то должен связывать заурядного групповода сегодняшнего дня с младшим сыном синьора Донато тех давних лет – с Беато, которого взрослые любили трепать по голове? Все мы забыты. Все ушли в небытие…

Обед закончен, Туртманы препровождены в их комнату. Я взял пальто, открыл парадную дверь "Отеля деи Дучи" и вышел на площадь. Белая, неподвижная тишина поглотила меня. На снегу были видны отпечатки ног; чьи-то следы, сперва четкие, твердые, вскоре замело, и они пропали. Под мое легкое пальто задувал колючий ветер. Последняя схватка весны с зимой меня, как и всякого туриста, застигла врасплох.

Я посмотрел направо, налево: за двадцать с лишним лет я забыл, как делится главная улица по двум сторонам площади. Казалось, ее части расходятся перпендикулярно от общей вершины. Я решил пойти налево, мимо громады Сан Чиприано, смутно вырисовывавшейся за пеленой снега, и сразу понял, что ошибся; широкая дорога круто поднималась к вершине северо-западного холма, где стоит статуя герцога Карло, младшего брата безумного Клаудио. Божественного Карло, который правил здесь сорок лет. Он пользовался всеобщей любовью и уважением, перестроил дворец и город, сделал Руффано знаменитым.

Я вернулся на площадь и пошел по узкой, извилистой улице к тому месту, где она вливается в пьяцца Маджоре, на которой во всем своем великолепии высился герцогский дворец моего детства, моих грез – с красными, посеребренными падающим снегом стенами.

Глупо, но на глазах у меня появились слезы – групповод, словно обычный турист, растрогался при виде почтовой открытки, – и, будто во сне, я сделал несколько шагов вперед и дотронулся до знакомой стены. Здесь – дверь в четырехугольный двор, которой пользовался наш отец, главный хранитель, и мы, Альдо и я, но не многочисленные туристы. Там – лестница, по которой я любил прыгать, а там дальше – фасад собора, перестроенный в восемнадцатом веке. С губ бронзовых херувимов, окаймлявших фонтан на площади, искрящимся хрусталем свисали сосульки. Я часто пил из этого фонтана, воодушевленный рассказом Альдо про то, что в его прозрачной воде заключена высшая чистота и многие тайны; но если тайны и были, я их так и не узнал. Я поднял голову и в высоте прямо над входной дверью увидел герб герцогов Мальбранче – парящего бронзового сокола с распластанными крыльями и головой, покрытой шапкой снега. Я отошел от дворца, поднялся вверх по холму мимо университета и свернул налево по виа деи Соньи (улице Грез). Вокруг ни движения, ни шороха, хоть бы кот прошмыгнул. На снегу были видны только мои следы, и когда я подошел к высокой стене, окружавшей дом моего отца с единственным деревом в маленьком дворике, резкий порыв холодного ветра взметнул передо мной струйки похожего на белый пух снега.

• Предыдущая
• 8/72
• Следующая