Жизнь за жильё - Тагиров Роман - Страница 47

— Смотри, Тимур — как бы ты красиво не заехал сегодня в мою хату, но если сейчас толкнёшь фуфло, спать будешь возле параши.

Новичок посмотрел на противоположный угол камеры с незатейливыми бытовыми удобствами и кивнул. Тимур знал, что в местах лишения свободы уважают тех людей, которые стараются не менять своих мнений. Если кто-то говорит сначала одно, а потом другое, то может произвести на сокамерников впечатление непостоянного человека, которым при необходимости можно легко манипулировать. А спать он сегодня будет нормально… Как все в этой камере.

Савелий Симонов задумался о чём-то своём — авторитетном. Сокамерники ждали, переминаясь с ноги на ногу. Боксёрчик посмотрел на Тимура и подмигнул коллеге по спорту — не ссы, братан. Сева повернулся к новичку.

— Слушай сюда. Мы с Боксёрчиком с другой организации будем. Не тамбовские. Сейчас в моей хате все равны, и есть у нас пацанчик из их бригады. Черныш его зовут, — смотрящий посмотрел в сторону высокого парня, лет двадцати и уточнил: — Коля Чернышёв.

Тимур кивнул в ответ. И если на некоторых сокамерниках спортивная одежда сидела мешком, то пацанчик в синей спортивной куртке и соответствующих штанах выглядел складно. Гонец с воли внимательно рассмотрел тамбовца. Легкоатлет или лыжник? Высокий, плечи широкие… Или пловец? Может быть, специалист по прыжкам с шестом? Явно, не шахматист. И кого только сейчас в тюрьме не встретишь… Сева продолжил:

— Тимур, сейчас мы с ним вместе тебя послушаем, остальные покурите пока.

Заключённые потянулись к пачке сигарет. Двое разулись, прошлись по нарам к стене с окнами и закурили, закинув головы вверх. Дисциплина и порядок в хате… Боксёрчик пододвинулся в сторону, уступая место Чернышу. Информация с воли — вопрос серьёзный и рисковый. Меньше знаешь — крепче спишь. Новенький оказался между спортсменом и вором, который сказал:

— Слушаем тебя внимательно. Говори тихо и подробно: когда, где, с кем говорил, и что тебе сказали — слово в слово.

Тимур кивнул, немного подумал и начал отвечать за свой базар.

— После обыска меня привезли в РУОП на Рузовской улице. Я успел табличку на доме прочитать. Время точно не могу сказать, у меня руки постоянно были за спиной в наручниках. Думаю, где-то около пяти. Тамбовские сидели на скамейках первого этажа, пристёгнутые по двое к батареям. Всего четверо. Меня на скамейку рядом определили и тоже прицепили. Челябинские опера ждали следователя. Нас охраняли двое в форме с оружием у входа и ещё рядом стояли два курсанта милиции. Захар в синих джинсах и в коричневой кожаной куртке сидел крайним ко мне… У него шрам слева под ухом, — Тимур посмотрел на Черныша. Спортсмен слушал внимательно, перевёл взгляд на старшего и утвердительно кивнул. Докладчик продолжил: — Этот в куртке так и сказал мне: «По тюрьме прогон пусти — Захара с братвой сегодня менты приняли…». Всё.

— Всё так — всё, — опытный зек повернулся к представителю тамбовских. — Черныш, знаешь Захара?

— Из наших бригадиров. Крутой, — поделился спортсмен. — Видеть — видел, но не говорил ни разу. Где Захар, и где я?

— Вот и я говорю — с какого хрена тамбовский бригадир вдруг проникся к тебе доверием, залётный ты наш? — Сева смотрел в лицо новичка.

Тимур вспомнил недавно выученный неологизм, улыбнулся и ответил:

— Я там ментёнка на пол уронил. Захару понравилось.

— Не понял. Обоснуй, — вор смотрел серьёзно. Воровской прогон — это не шутки.

— Сева, Черныш…, — Гонец с воли наклонился и заговорил ещё тише. — Рядом с нами стояли два курсанта в форме. Тамбовские молчали, а я начал с челябинских оперов свою пайку требовать. Они же меня без обеда оставили, обязаны накормить. Тут один из курсантов подскочил, нервный весь: «Разговаривать запрещено…», и хотел сапогом мне по туфле двинуть. Я ногу убрал и смог зацепить ногу курсанта. Вот ментёнок со всему маху и приложился затылком об пол. Звонко получилось…

Смотрящий с тамбовским переглянулись и заулыбались, представив мизансцену с лежащим курсантом милиции на первом этаже РУОПа. Сева задал резонный вопрос:

— Тимур, сильно били?

— Вот тут, Сева, я сам до сих пор в непонятках, — Кантемиров задумался. — Сержант только подскочил резко, а потом автомат за спину закинул и вернулся на пост. Да и все тамбовские за меня впряглись. Захар так и сказал, что мент сам упал. Поскользнулся…

— Ни хрена себе! — с гордостью за своих земляков влез в разговор юный тамбовец.

— Черныш, да потом сами уральские менты удивились. В Челябинске такой номер без последствий не прошёл бы. Так и сказали…

— Ладно, Тимур. Если всё так и было, эту историю я ещё услышу, — взгляд старшего смягчился.

— Так и было, Сева. Я туфту не гоню. И, дай бог, про этого ментёнка вместе услышим.

— Лады, — главный вор похлопал новичка по плечу и принял авторитетное решение показать сокамерникам волю воровскую и поиграть в бандитскую демократию. Сева встал, за ним вскочил Черныш. Новенькому ничего не оставалось, как встать рядом.

— Братва, слушай сюда! — Все разом повернулись в сторону главного вора в камере. — Мы с Чернышом послушали пацана, он нормально базарит. Принимаем Тимурку в хату?

Братва довольно загудела. Зашёл правильно… Общак пополнил… Завтра спарринг… Наш братан.

Новичок кивнул всем в ответ и присел вслед за смотрящим. Сева решил проявить заботу и гостеприимство.

— Тимур, менты тебя кормили?

— Купили за мои деньги шаверму, минералки и пять пачек сигарет. Одну пачку я охране оставил, — Кантемиров решил не посвящать вора в тонкости заезда в его камеру и умолчал о плате конвойной службе в виде бутылки «Распутина» за его оформление в ИВС УВД Калининского района. Савелия заинтересовал другой вопрос.

— Деньги остались?

— Уральские опера сдачу вернули. И у меня с собой ещё есть.

— Правильные менты, — улыбнулся вор и вернулся к своему интересу: — Сколько денег с собой?

С одной стороны, не дело старшего по камере твоими деньгами интересоваться, с другой — при желании можно и поделиться. Не убудет… И не отберут же силой?

— В носках полторы сотни, а сдачу в кармане не считал.

— Здесь не трать. На Крестах больше пригодятся. Завтра поговорим. И ещё, Тимур, — приличный арестант сделал многозначительную паузу. — Без погоняла тебе никак. Не пожарником же тебя обзывать?

— Не, Сева, только не «Пожарник», — покачал головой бывший старший пожарный.

— Почему, Тимур? На зонах тоже есть «пожарные расчеты», но это уже должность и соответственно — актив.

— Я похож на активиста?

— Вот и я так говорю — не похож ни хрена. — Старший по камере развернулся в сторону подопечных. — Братва, завтра нашему Тимурке дадим нормальное погоняло.

Камера радостно загудела. Завтрашний день общался быть плотным и насыщенным…

Хотя, заключенные совсем не обязаны иметь прозвище. Дело личное и сугубо добровольное. Если, кто-то хочет, чтобы его звали просто по имени, так заставлять никто не станет. И слово «прозвище» немного не применимо к тюремному лексикону. Тем более, неприменимо слово «кличка». Зеки называют свое «искусственное имя», полученное в местах лишения свободы, «погоняло» или «погремушка». Погоняло — неотъемлемый элемент тюремной культуры наравне с чифирем, наколками и карточными играми. Так исторически сложилось в российских тюрьмах…

Заключённый Кантемиров зевнул до хруста в челюсти. Организм, державшийся весь день в сильном напряжении, расслабился и потребовал отдыха. Новичок повернулся к главному сидельцу.

— Где могу прилечь?

— Падай прямо за Боксёрчиком.

Тимур подошёл к раковине, умылся и сполоснул зубы. Вернулся на нары, разулся, скатал плащ, положил под голову, лёг на спину, укрылся пиджаком и уставился в зелёный потолок. Один и самый главный вопрос так и остался открытым — как дать знать о себе Князеву и Жилину? Адвокат Соломонов отпадает. Хотя и проучились вместе шесть лет, и водки попили немало, бывший студент Кантемиров пока не был готов доверить свою судьбу защитнику Серёге. Давно не виделись, да и сам неожиданный уход с работы по собственному желанию сотрудника уголовного розыска был непонятен до сих пор…