Жемчужина фейри. Книга 1 (СИ) - Чередий Галина - Страница 18

Наклонившись ко мне, он обхватил мое лицо ладонями, жестом, что мог бы показаться трепетным или нежным, если бы не повелительное надавливание, заставившее запрокинуть голову и оба его больших пальца нажавшие на нижнюю губу, не больно, но с однозначным подтекстом, заставляя приоткрыть рот. Грешный взгляд, которым он уставился на мои губы потемнел, становясь из голодного по-настоящему плотоядным, пожирающим, почти пугающим и возбуждающим до полного одурманивания.

- Ты не представляешь, как много я хочу взять от тебя… - прохрипел он и меня начало откровенно потряхивать, - И возьму. Все.

- Ну так возьми уже, хватит тянуть! – часики тикают, мужик!

Я опять потянулась к нему, но вновь была остановлена. Не поцеловав – лишь мазнув по моим губам своими, Алево отступил и уселся в кресло рядом с кроватью, широко расставляя свои бедра и не думая скрывать свой стояк, выпирающий сквозь ткань штанов.

- Обнажись для меня, снежная жемчужина! – пророкотал он, начиная самостоятельно, но слишком медленно расстегивать пуговицы на рубашке, - Покажи мне все, что я буду иметь.

Мгновенная вспышка невесть откуда взявшегося страха, словно за его «иметь» скрывалось гораздо больше смысла, нежели краткое столкновение разгоряченных тел, сразу же оказалась стерта новым, практически нестерпимым импульсом вожделения, жгуче подхлестнутым потребностью заставить его обезуметь и потерять способность сохранять даже видимость притворного контроля.

- Кто сказал, что это не я буду иметь тебя? - ухмыльнулась, потянув с одного плеча платье и останавливаясь тогда, когда в вырезе показался краешек ореолы соска.

‍

Задержалась, не отрываясь наблюдая за его лицом. Господи, что за безумная смесь невозмутимости и неприкрытой похоти в его совершенных чертах? Как две эти крайности могут сочетаться, а главное заводить меня до такой степени? Столкнула тонкую лямку лифчика с первого плеча и потянула ткань сразу вместе с мягкой резинкой со второго, снова останавливаясь показав совсем чуть.

- Станешь просить о большем? – губы сводит от желания не говорить – целовать, вдавливаться в открывающуюся моему взору золотистую кожу, раскрываться в непристойном предложении.

- Больше! – разве он просит? Приказывает! И разве я дразню и управляю процессом? Нет! Его неторопливое обнажение непреодолимый соблазн для меня.

Что же за тело открывается мне! Мужчина с самой заглавной буквы из возможных, в каждой линии и очертании ошеломляющих мощью мускулов. Алево небрежно скидывает рубашку с плеч, и я сглатываю и провожу по зубам языком, ловя сохранившиеся отзвуки его едва продегустированного вкуса. Кладу руки на свои бока и начинаю поднимать подол, одновременно возвращая ему приказ:

- Больше!

Он усмехается, я рвано вдыхаю от воздействия легкого движения губ на мои сокровенные глубины и показываю ему то, что нельзя скрыть – мои насквозь пропитанные влагой трусики и получаю равноценный ответ: его ремень звякает, молния на джинсах опускается, демонстрируя мне такое же пятно протекшего наружу возбуждения на его серых боксерах. Во рту пересыхает от необходимости просто метнуться к нему, упасть на колени, прижаться лицом, вдыхая тяжелый аромат предвкушения.

- Еще! – требует Алево и его еще скрытый трикотажем член дергается, подтверждая безотлагательность этого требования.

Сделала шаг ближе к нему и опустила платье вместе с бельем до талии, выставляя себя напоказ и буквально уплыла на волнах кайфа, когда мой партнер резко ударил затылком в мягкую спинку кресла, словно получив удар в челюсть и сжав зубы с посвистов втянул воздух.

- Я знал…во имя Богини…я знал, - пробормотал он глядя на мои соски так, что мне кажется - уже их облизывает, - Розовые, как бутоны уисса за мгновенья до расцвета!

Я не знаю, что за уисс, но это и перестает иметь значение, когда Алево ломается первым и подавшись вперед, сгребает в кулак собравшуюся на мне складками ткань и грубо дергает к себе. Я теряю равновесие и валюсь, но не боюсь, он подхватывает молниеносно, выпрямляет как куклу, позволяя снова поймать баланс и сползает на пол на колени, без единого слова утыкаясь лицом в мой лобок и прижимает горячий рот к вершине естества. Все происходит так быстро, что первый вскрик у меня успевает вырваться только когда он так же молча и стремительно вскидывает мою ногу на свое мощное плечо, в тот же миг сдвигая мокрую ткань в сторону и вторгаясь языком. Я не падаю сразу лишь потому, что его ладони внезапно ложатся на мои ягодицы и сжимают их, жестко, то боли, в то время, как рот нападает беспощадно, без передышек, позволяя следовать по единственно возможному маршруту – к сверкающей передо мной уже радужными всполохами разрядке. Моего тела словно и нет, кроме тех мест, где он ласкает и держит, все остальное искристая энергия и воздух, готовые взорваться, как только Алево решит высечь из меня последнюю искру. И он не тянет с этим, надавливает губами, втягивает, целуя с свирепой интенсивностью и напором, а потом кусает, не больно, то попав так идеально, что я воспламеняюсь, крича, выгибаясь и судорожно цепляясь за его волосы. Он не ждет пока меня хоть немного отпустит, вскакивает, разворачивает и перегибает через подлокотник кресла. Раздвигает ноги почти грубым рывком, вклинивая свои бедра и меня снова начинает трясти от первого гладкого скольжения его плоти по моему мокрому от его ласк центру. Сама подаюсь навстречу, жаждая вторжения и давления и почти уже получаю их, затаиваю дыхание, готовясь принять все, что он пожелает дать.

- А ну отойди от нее, мать твою, урод похотливый! – врывается в мир моего бесконечного вожделения низкий голос Кокса, который я и не сразу узнаю. Таким жутким, как рычание зверя, я не слышала его ни разу, даже в моменты крайнего гнева.

Отрезвление наступает моментально, будто чья-то властная рука переключает во мне рубильник с положения «желание» на «стыд».

- А я все думал, когда же ты появишься, - насмешливо произнес Алево и не собираясь отстраняться, - Интересно было позволишь мне оттрахать её или не выдержишь все-таки.

Боже, что за ужас! Я полуголая, нагнутая, как дешевая шлюшка перед единственным другом и мужиком, что, похоже, просчитал нас, как лохов безмозглых. Пока я тут мнила себя роковой женщиной и соблазнительницей экстра-класса, он, выходит, потешался и ждал, когда мы спалимся со всеми потрохами? Черт, мы в глубочайшей заднице!

И вспомнив, что его, кстати, нисколько не обмякший член все еще у моей задницы, я взбрыкнула, вцепившись в противоположный подлокотник, рванула свое тело из-под Алево. Он не стал меня удерживать, только проследил насмешливым взглядом за тем, как скатилась клубком с кресла и метнулась в сторону, по-дурацки прикрываясь руками.

- Жемчужинка моя, не отходи далеко, милая, - промурлыкал он ехидно-ласково, совершенно не обращая внимания на Кокса, направившего на него пистолет, - Я сейчас разберусь с твоим другом, склонным к театральным и несвоевременным появлениям, и мы продолжим.

- Разберешься? Знаешь, делать в тебе дыры совсем не по плану, но я готов даже вернуть часть бабок заказчику, ради подобного удовольствия, - прорычал мой друг, но я неожиданно с полной ясностью поняла – у него вообще никаких шансов против спокойно застегивающего ширинку Алево.

Естественно, я ожидал чего-то вроде этого смехотворно-угрожающего «внезапного» появления подельника. И в планах даже было немного поизображать испуг и замешательство пойманного на сладкой приманке лоха.

Но вот чего я не предвидел – это что заведусь до такой грани…да нет, куда уж, через всякую грань, что единственной мыслью и потребностью станет поиметь мою ка-хог сию же минуту. Стоило ей кончить мне на язык, выгибаясь напряженно и податливо одновременно, и я практически озверел. За свою жизнь познал множество оттенков своей похоти, изучил её до мелочей, но то, что стало со мной твориться от вкуса её оргазма, всхлипываний и стонов, аромата, ударившего в голову мощнейшим хмелем, нельзя было назвать просто похотью. Даже в самом её дичайшем проявлении. Не было для подобного разрывающего тело чувства слова, они все бледные, против ослепительной яркости жесточайшей потребности, не выражающие и части скручивающего и взрывающего меня желания. И оказавшись над покорно прогнувшимся подо мной телом Снежки, на чьих молочно-безупречных ягодицах уже расцвели розовые отметины от моих пальцев, которыми впивался в её плоть, удерживая для моего рта, я взмолился про себя Дану, чтобы она позволила мне сейчас взять то, что жаждал без помех. Один раз, для начала, для затравки, для обретения вменяемости, немножко перебить голод. Или же позже это может стать опасным. Впервые в жизни я почувствовал, что мог бы буквально растерзать женщину в постели, если мне придется сдерживаться еще хоть чуть-чуть. Но, само собой, придурок подельник не смог стерпеть и, ради Богини, кто бы смог, когда это касается такой, как эта волшебная жемчужина, но никакого сочувствия и понимания с моей стороны. Ради его собственной жизни, идиоту следовало или дождаться пока кончу или же просто войти и выстрелить мне в голову в тот момент, когда я загнал бы себя в бело-розовое совершенство и потерялся бы для мира. Но нет, его так бомбануло от ревности, что он не только вломился в самый неподходящий момент из в принципе возможных, но еще и стал языком трепать, вместо того, чтобы действовать. Дурной клоун! Да на перекошенной смазливой морде написано - он не убийца и его настолько долбит понимание, что я почти был внутри Снежки, что сейчас, когда он должен держать меня на прицеле и не сводить глаз с противника, его взгляд то и дело косит на полуобнаженную женщину, застывшую у стены с шокированным лицом. Да, удивляйся мое сладкое лакомство, то ли еще будет дальше. Вскоре тебя ждет масса новшеств и откровений и далеко не все они придутся тебе по вкусу…ну по первому времени точно. А сейчас подумаем-ка о деле, в частности о том, чтобы обезопасить дурного ревнивца с пистолетом, пока не приведи Дану, трясущейся рукой не ранил мою новую прелесть и поговорим о заказчике, о котором он сболтнул, не фильтруя слов от злости.