Во все Имперские. Том 3 (СИ) - Беренцев Альберт - Страница 33

Я пробрался через трупы ближе к предмету.

— Иясу? Ты как, брат?

Иясу не ответил. Я схватил предмет за длинный черный дред и поднял его.

Вот блин.

Вот это уже всё.

У меня в руке была отрезанная голова негра. Глаза головы смотрели стеклянно и мертво, из шеи все еще сочилась кровь.

Я осмотрелся, но тела нигде видно не было, возможно, оно укрыто трупами врагов. Но одно было понятно точно — Иясу уже не регенерирует.

Задумываться о том, какие политические последствия может иметь смерть родича эфиопского Императора, да еще и произошедшая по моей вине, мне было некогда. Горевать о павшем товарище — тем более некогда.

Понятно, что ситуация полное дерьмо, но позже разберусь.

Тем более что дела на втором этаже тем временем принимали угрожающий оборот. Кабаневич, пытавшийся убедить моих товарищей сдаться, судя по его крикам, решил агрессивно закончить переговоры:

— Ладно, вы сделали свой выбор, падаль. Сейчас замочим, всех замочим…

Я бросился наверх, зачем-то захватив с собой голову эфиопа.

Действовал я без всякого плана и явно слишком самонадеянно, но особого выбора тут не было.

Взбежав по лестнице, я тут же наткнулся аж на пятерых Кабаневичей. Двоих из них я узнал — они входили в число тех, кто швырнул меня в колодец.

Кабаневичи столпились у двери в комнату барчука Нагибина, где видимо и забаррикадировались остатки моих товарищей. Впрочем, остатки находились явно в бодром расположении духа и сдаваться были не намерены, потому что из-за дверей как раз раздался крик Шаманова:

— Да пошли вы! Хотите нас мочить — давайте, заходите! Ак, рахкиг…

Дальше Шаманов перешел на эскимосский матерный, которого ни я, ни Кабаневичи уже не понимали.

Но Кабаневичам тем временем резко стало не до Шаманова за дверью. Меня заметили, все пятеро кабанчиков разом повернулись ко мне.

Самое время для заклинания. Думаю, что царское заклинание подавления воли, впитанное мною еще на уроке магии у принцессы, тут идеально подойдет.

Я сосредоточился на золотой ауре Багатур-Булановых, но тут же осознал, что происходит что-то не то.

Это было не так, как с заклинанием Огневича, которое я успешно скастовал. Даже не так, как с заклинанием Жаросветова, которое я успешно запорол.

Нет, на этот раз я вообще не ощущал в себе магии. Я понял, что заклинание принцессы в меня даже не впиталось, как и заклинание Чудовища. Или впиталось, но в моем спелл-буке не отпечаталось.

В чем тут дело, и почему так вышло, я не знал, но ценнейшие секунды были потеряны.

На меня уже бросились пятеро Кабаневичей, все разом. Я поднял руку, чтобы выдать стену огня, но пропустил удар ногой в грудину и полетел с лестницы…

«Холмский Камень — древнее поместье, при Рюрике строенное, до 6829 года от Сотворения Мира, принадлежавшее роду Скуфов было зимой этого года у Скуфов отбито родом Треуголовых. При том страшные вещи вершились, вся семья Скуфов была Треуголовыми поругана, не исключая жен и детей малых. Но род Треуголовых поддержку имел царскую, московитскую, а князь псковский молчанием ответил на злодеяния. Потому и свершилось то, что свершилось.

Но сгинул род Треуголовых от поветрия морового, лета 6956, в расплату за учиненное. И Холмский Камень выкуплен был за меру серебра и дерева Нагибиными и поименован в Пивоварни, ибо варили Нагибины много пива…»

Из Псковской летописи

— Барин, лежи! — закричала девушка сзади меня.

Я, конечно, узнал голос Аленки, и на ноги вставать не стал.

Приземлился я при падении с лестницы довольно удачно, ребро мне Кабаневич своим ударом сломал, но оно уже стремительно регенерировало, а в остальном я был цел.

Трое Кабаневичей толкались на лестнице, каждый жаждал добраться до меня первым, но вбежавшая в парадные двери поместья Аленка положила всех троих длинной очередью из автомата Карле.

Один из кабанчиков повалился прямо на ступени лестницы, двое других кубарем покатились вниз, извергая фонтаны крови.

— Как всегда вовремя, Алена, — одобрил я действия девушки.

Но радоваться было рано, за спиной у Аленки завертелся голубоватый вихрь. Один из остававшихся наверху Кабаневичей телепортировался прямо позади девушки.

— Алена, сзади!

Крепостная резко обернулась, но Кабаневич метнул в неё горсть какого-то волшебного порошка. Автомат в руках Аленки на глазах расплавился, как и часть униформы, так что у Аленки теперь обнажилась грудь.

Момент мог бы быть эротичным, если бы не был таким боевым. К счастью, этот непонятный порошок, видимо, не действовал на живые объекты, так что сама Аленка не пострадала.

Девушка в ужасе отступила назад, споткнулась о труп мертвого Прыгунова и повалилась на гору мертвецов.

— Лови, — крикнул я Кабаневичу и метнул ему голову эфиопа, которую все еще держал в руке.

Кабаневич рефлекторно поймал брошенную голову негра, а я резко подскочил к противнику и снес ему половину лица мощным прямым. Кабанчик обмяк на пол, прямо с головой Иясу в руках.

Аленка вскочила на ноги, прикрывая свои немалые груди, а потом выхватила из кучи трупов новый автомат, принадлежавший мертвому наемнику.

— Наверх! — приказал я, отвлекшись от созерцания персей девушки.

Но наверху ловить уже оказалось нечего, последний Кабаневич в поместье предпочел бежать с поля боя, стремительно телепортировавшись прямо на моих глазах.

— Там внизу раненый наемник, возьми его мундир, — посоветовал я Аленке, а потом подошел к двери комнаты барчука и крикнул:

— Шаманов! Это я. Поместье очищено, выходи.

Из-за двери послышался оглушительный скрип, судя по этому звуку, Шаманов забаррикадировался в комнате барчука шкафом и кроватью одновременно.

Когда дверь наконец открылась, я узрел целого и невредимого Шаманова, насмерть перепуганного Корень-Зрищина, и Чумновскую, бледную от кровопотери и в разорванном мундире, но уже без ранений, которые вероятно успели регенерировать, пока мои товарищи держали оборону комнаты барчука.

— Победа? — осторожно спросил Шаманов.

— Пока неясно, — отмахнулся я, — И сейчас нет времени это выяснять. Где Прыгуновы? Они должны были быть в доме. Но я вижу только одного внизу, и тот дохлый.

— Прыгуновы дезертировали, — мрачно доложил Шаманов, указав на высаженное окно в комнате барчука, — Четверо сбежали. Через вот это окно. А их боец-наемник вроде убит.

— Ну, я на них особо и не рассчитывал, если по чесноку, — вздохнул я, — Ладно. Вы трое, идите собирайте раненых и дохлых Кабаневичей. Только магократов, естественно, на их наемников плевать. Их всех перенести в погреб. Аленка внизу, пусть она лезет в погреб вместе с Кабаневичами и держит их всех там на мушке. И ты, Шаманов, тоже лезь в погреб. Окажите кабанчикам первую помощь и свяжите выживших. Мертвецов можно не вязать.

Если кто-то попытается телепортироваться — стреляйте на поражение. И передайте это мое указание тем Кабаневичам, кто в состоянии его услышать. Если не будут пытаться сбежать — всем сохраним жизнь.

— Мы берем заложников? — уточнил Шаманов.

— Именно так. Я так изначально и планировал. Правда, не думал, что заложников по итогу будет так много. Давайте, быстрее, пока кабаны не оклемались.

Мы сбежали вниз по лестнице, в двери тем временем уже входили принцесса и Громовищин. Принцесса едва держалась на ногах и тащила Головину, а Громовищин нес закинутого на плечо Дрочилу.

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что с холопом и баронессой все очень плохо. Головина была без сознания, бледной, как снег, и в крови. Раны баронессы на животе принцесса кое-как перевязала порванным на лоскуты флагом Кабаневичей.

У Дрочилы же буквально не было лица, вместо него одно кровавое месиво.

— Ну? — спросил я.

— У Головиной желудок пробит, плохи дела, — сообщил Громовищин, — А у твоего холопа в голове штук пять пуль. Он встал, уже когда ты убежал, и пытался сражаться, но его из парка расстреляли. Головина еще час может протянет, а вот Дрочило нет. Пока оба живы, но тут нужен целитель, причем магократ — Здравуров или Исцеляевский, а не докторишка без магии.