Король-сердцеед - дю Террайль Понсон - Страница 31
- Предыдущая
- 31/36
- Следующая
— А, так! — крикнула королева. — — Ну так берегитесь же теперь, господин Коарасс!
Теперь можно понять, почему Нанси, подслушивавшая весь этот разговор, была так испугана. Увидав, что в комнату входит Рауль, она поспешила закрыть ему рот своей розовой рукой, приказывая, таким образом, соблюдать тишину.
— Что с вами? — шепотом спросил Рауль. — Вы так бледны.
— Сиру де Коарассу грозит страшная опасность!
— Ну да, я знаю это, — ответил Рауль.
— Как? Что же ты знаешь?
— Да как же не знать, если я из-за этого пришел к вам. Он здесь!
— Кто? Сир де Коарасс?
— Да нет! Герцог Гиз.
И без того бледная, Нанси окончательно помертвела.
— Господи, этого еще не хватало! — сказала она. — Герцог здесь, в Лувре…
— Да, он в моей комнате и ждет вас. Нанси подозрительно посмотрела на Рауля: уж но. сошел ли, чего доброго, с ума ее обожатель?
— Герцог пробрался в Лувр переодетым в костюм слуги из трактира, — продолжал Рауль. — Он сделал вид, будто принес мне вина. Затем он приказал мне сходить за вами, а сам остался в моей комнате.
Нанси показала пальцем на дырочку, просверленную в полу, и сказала:
— Ложись на пол, смотри, слушай и подожди меня здесь! Дай только мне ключ от твоей комнаты. Ну вот!
Нанси взяла ключ от комнаты Рауля, заперла свою комнату и ушла. По дороге она успела несколько справиться со своим волнением. Приходилось защищать друга ее обожаемой госпожи от грозивших ему со всех сторон опасностей!
Герцог был несколько неприятно поражен появлением Нанси. Хотя он сам послал за ней Рауля, но ему почему-то казалось, что придет не камеристка, а сама госпожа. Но Нанси в первых же словах сообщила ему, что принцесса ничего не знает о его прибытии в Париж и появлении в Лувре, да и нельзя ей никак сообщить об этом теперь.
— Как нельзя? — вскрикнул герцог. — А я так рассчитывал повидаться с нею!
— Но, ваше высочество, это совершенно невозможно…
— Да почему?
— Потому что королева сейчас у принцессы…
— Но она выйдет от нее когда-нибудь!
— Не ранее завграшнего утра… Дело в том, что королеву в последнее время стали одолевать видения, и она боится спать одна. Поэтому ее величеству стелют постель в комнате принцессы…
Нанси лгала с самозабвением, но герцог даже не вдумывался в правдоподобие ее слов: его сердце острой болью пронизывала мысль, что не придется повидать ту, ради свидания с которой он так рисковал!
— Но неужели ни сегодня, ни завтра мне не удастся увидеть ее! — воскликнул он.
— О, завтра другое дело, — ответила Нанси, которой было важно спровадить герцога. — Завтра я постараюсь как-нибудь устроить это. Но теперь, Бога ради, уходите поскорее, ваше высочество! Ведь достаточно, чтобы вас встретил кто-нибудь, как поднимется страшная тревога. Теперь, ввиду брака принцессы с принцем Наваррским, ее высочество так стерегут, что, узнай кто — нибудь о вашем присутствии здесь, и принцессу посадят за семь замков в какую-нибудь башню. Неужели вы хотите ее несчастья?
Этот аргумент подействовал; герцог, не боявшийся за свою жизнь, испугался, как бы не причинить страдания любимой девушке. Он натянул колпак на голову и сказал:
— Ну, хорошо, я пойду, но черт меня побери, если в этом костюме кто-нибудь узнает во мне герцога Гиза!
— Этим не следует даже и рисковать, — рассудительно ответила Нанси. — Пойдемте, я провожу вас потерной, где стоит преданный часовой. Достаточно три раза кашлянуть, и часовой делается глухим и немым!
Нанси провела герцога к потерне и с облегчением перевела дух, когда Гиз скрылся из виду.
Выйдя из потерны, Генрих задумчиво направился берегом реки. Не успел он пройти несколько шагов, как на него наткнулся какой — то закутанный в плащ субект.
— Невежа! — крикнул герцог, забыв, что он в неподходящем для подобного окрика костюме.
Но окликнутый насмешливо сказал:
— Я был уверен, что встречу ваше высочество по выходе из Лувра, а потому вот уже добрых четверть часа поджидаю вас!
— Рене! — крикнул герцог.
— Да, ваше высочество, он самый. Но как нехорошо с вашей стороны до такой степени не доверять мне! Вы убежали от меня через окно, тогда как я более, чем когда-либо, предан вам!
— Но ты запер меня!
— Да, для безопасности.
— Ну, я знаю, что ты не задумаешься продать меня за грош, да и не меня одного, а кого угодно…
— Ваше высочество, я пробыл целый час у королевы-матери, и пусть меня Бог поразит вот на этом самом месте, если я обмол вился хоть словом о пребывании вашего высочества в Париже!
— А, так ты был у королевы-матери! Значит, ты видел и принцессу Маргариту тоже?
— Нет, принцессы я не видал, но…
— Постой, милый друг, как же ты мог не видать Маргариты, раз королева ночует теперь у дочери?
— Да кто вам рассказал такую ерунду?
— Нанси.
— Нанси — дура, которая позволила себе посмеяться над вашим высочеством!
— Рене!
— Да посмотрите сами вот на те окна. Видите, как сквозь ставни льются полоски света? Вы сами должны знать, что эти окна принадлежат к апартаментам королевы-матери. Так почему же они освещены, если королева не находится у себя?
— Но что же все это значит, Рене?
— Это значит, что другой человек вытеснил из сердца принцессы ваш образ!
— Ты лжешь! Я убью тебя, подлый клеветник!
— А между тем такой человек существует на самом деле! Каждый вечер он прокрадывается к принцессе и уходит от нее лишь после двенадцати…
— Так покажи мне его! Скажи, кто это! — крикнул герцог, дико вращая глазами и хватаясь за пояс, где должна бы висеть шпага.
— Вот, ваше высочество, наденьте мою шляпу и ппащ и при цепите себе мою шпагу…
— Давай!
— Затем идите туда: видите, там светится слабый огонек? Это — кабачок Маликана. Там сидит ваш соперник. Его зовут сир де Коарасс!
Герцог схватил шляпу и шпагу и бросился к кабачку. «Этот человек заплатит мне своей жизнью!»— думал он.
XXVII
Генрих и Ноэ занимались воркованием — первый с Саррой, второй — с Миеттой, когда в дверь кабачка кто-то сильно посту чал. По характеру стука можно было сразу понять, что это стучит не какой-либо запоздавший пьяница, а человек, сознающий за собой право стучать во всякое время. И Ноэ встал. чтобы открыть дверь.
В комнату вошел бледный человек с горящим взором. Он остановился посредине зала, посмотрел на обоих молодых людей, на Сарру, которую он принял за мальчика, и на Миетту. Затем он сказал:
— Господа, кто из вас сир де Коарасс? Генрих встал, сделал шаг навстречу незнакомцу и сказал с учтивым поклоном:
— Это я!
Герцог тоже сделал шаг ему навстречу, поклонился с изяще ством человека хорошей породы и сказал:
— Я не имею чести быть известным вам, но уверен, что вы кое — что слышали обо мне!
— Не могу ли я узнать ваше имя, сударь?
— Я скажу вам его только с глазу на глаз.
— В таком случае выйдем на улицу, сударь, — ответил принц, который сразу понял, что дело идет о вызове на дуэль.
Он взял свою шляпу и мимоходом кинул ободряющую улыбку маленькому беарнскому пареньку, который сильно побледнел при этой сцене. Ноэ хотел встать и выйти вместе с принцем, но Генрих сказал ему:
— Оставайся на месте! Если ты понадобишься мне, я кликну тебя!
Генрих вежливо пропустил герцога вперед и вышел вслед за ним на улицу. Ночь была очень темной, но в нескольких шагах от кабачка стоял зажженный фонарь; туда и повел лотарингский принц своего соперника.
Принц Наваррский последовал за незнакомцем и остановился вслед за ним в кругу света, бросаемом фонарем. Тогда принц Лотарингский обернулся и сказал:
— Меня зовут Генрих Лотарингский, герцог Гиз! От неожиданности Генрих Наваррский даже отступил на шаг.
Но он сейчас же справился со своим волнением и, вежливо поклонившись, сказал:
— Приветствую вас, ваше высочество!
— Сударь, — продолжал герцог, — правда ли, что вы каждый день ходите в покои принцессы Маргариты и пользуетесь ее взаимностью?
- Предыдущая
- 31/36
- Следующая