Принцесса Элли - Чейз Эмма - Страница 7

– Придется перепекать все семь, – говорит Элли.

Я складываю руки на груди.

– Похоже на то.

– Это займет несколько часов, – говорит она.

– Да уж.

– Но мы должны. Другого варианта нет.

Повисает тишина. Тяжелое, многозначительное молчание.

И как будто нас пронзает одна и та же мысль, в одно и то же время.

Я искоса бросаю взгляд на Элли, а она уже поглядывает на меня.

– Или… есть? – лукаво спрашивает она.

Я смотрю на то, что осталось от испорченной выпечки, взвешивая все варианты. – Если мы отрежем пожеванные кусочки…

– И разровняем меренгу…

– Положим облизанные в духовку, чтобы они высохли…

– Вы что, мать вашу, с ума сошли?

Я оборачиваюсь и вижу Марти, стоящего в проходе за нами. Он все слышал, и он в шоке. Элли пытается прикрыть нас. Но у нее плохо получается.

– Марти! Когда ты приехал? Мы не собирались делать ничего плохого.

Операции под прикрытием явно не для нее.

– Ничего плохого? – передразнивает он, входя в комнату. – А как насчет закрытия кофейни чертовым департаментом здравоохранения? Например, за то, что кормим людей пирогами с собачьей слюной – ты что, совсем сдурела?

– Это была просто мысль, – клянется Элли, начиная смеяться.

– Минутная слабость, – говорю я, поддерживая ее.

– Мы просто очень устали и…

– И слишком долго пробыли на этой кухне. – Он указывает на дверь. – Пошли вон, оба.

Когда мы не двигаемся, он идет за метлой.

– Давай-давай!

Элли хватает свой рюкзак, и я веду ее к задней двери, в то время как Марти бросается на нас, как на паразитов.

На тротуар капает дождь – легкая, противная дымка. Краем глаза я вижу, как Элли натягивает капюшон, но мой взгляд остается устремленным вперед. Если твои глаза направлены на человека, которого ты охраняешь, ты все делаешь неправильно.

Я обращаю внимание на тех, кто находится на улице, читая язык их тел, – пешеходы по дороге на работу, бездомный на углу, я не отхожу далеко от Элли, держа ее в пределах досягаемости, сканируя местность слева направо на предмет потенциальных угроз или любого, кто по глупости решит подойти слишком близко. Это как вторая натура.

– Тебе нужно уже бежать в школу?

– Еще нет. Это последняя неделя, так что у меня первый и второй уроки факультативы.

Не глядя на телефон, я пишу Томми, что отвезу Элли в школу – он должен встретить нас там.

Дождь усиливается, в сером небе вспыхивает молния.

– Есть какое-то конкретное место, куда ты хочешь пойти?

Я не хочу, чтобы она промокла и заболела.

– Я знаю одно место. – Ее маленькая ручка хватает меня за запястье. – Пошли.

К тому времени, как мы проходим через каменную арку Метрополитен-музея, уже льет как из ведра, вода стекает по ступенькам сотнями маленьких ручейков. В фойе с мраморным полом тепло и сухо. Элли стряхивает воду со своей толстовки и отжимает длинные, разноцветные волосы, и я улавливаю ее запах. В нем сладкий персик, флердоранж и дождь.

– Моя мама часто приводила сюда меня с Оливией.

Я тянусь за кошельком, но Элли показывает студенческий билет и протягивает два ваучера билетеру.

– У меня гостевые абонементы, – говорит она, – утреннее посещение для студентов.

Я никогда не был в музее – во всяком случае, не в качестве посетителя. Королевская семья посетила больше музейных мероприятий и гала-концертов, чем я могу сосчитать, но мое внимание было приковано не к экспонатам. Я иду рядом с Элли из одной похожей на пещеру комнаты в другую, и она болтает без умолку, как будто ее рот не может оставаться без движения ни секунды.

– Ты всегда хотел быть телохранителем?

– Нет, – бурчу я.

– Кем ты хотел быть?

– Хотел делать то, в чем я хорош.

Она наклоняет голову и смотрит на меня.

– Как вышло, что ты стал телохранителем Николаса?

– Я служил в армии. У меня это хорошо получалось – меня отобрали для специальной стажировки.

– Типа Джеймс Бонд, морской котик, да?

– Что-то вроде того, да.

Элли качает головой, когда думает. Ее золотистые волосы сейчас высыхают, и на них появляется мягкая волна. Она останавливается перед египетской экспозицией, свет, отраженный от саркофага, отбрасывает на ее черты теплые тени.

– Ты убивал кого-нибудь, когда служил в армии?

Я осторожен со своим ответом.

– Какая там поправка в вашей Конституции защищает людей от показаний против себя?

– Пятая.

Я киваю.

– Я ей воспользуюсь. Это окончательный ответ.

Она моргает своими длинными светлыми ресницами, глядя на меня.

– Значит, да. Черт, Логан, ты как крутой убийца.

Я фыркаю.

– Я этого не говорил.

– Ты и «нет» не сказал.

Через несколько шагов она добавляет:

– Я не думаю, что могла бы убить человека.

– Ты бы удивилась, узнав, на что ты способна в определенных ситуациях.

– Если бы ты кого-то убил… тебе было бы плохо?

Я провожу языком по внутренней стороне щеки и отвечаю честно, не заботясь о том, как это прозвучит:

– Нет. Я бы не чувствовал себя плохо. Некоторых людей нужно убивать, Элли.

Я открываю для нее дверь, и она что-то напевает себе под нос, проходя внутрь – в выставочный зал моды со слабым освещением и соблазнительными красными стенами.

– А как насчет темной одежды? – спрашивает она, когда мы идем по коридору. – Это что-то вроде обязательного дресс-кода, которому вас учат в школе телохранителей?

Я смотрю на нее сверху вниз.

– Ты задаешь много вопросов.

– Мне нравится все знать. – Она пожимает плечами. – Я общительный человек. Так что там с одеждой?

Я тереблю пальцем темно-синий галстук на шее – тот самый, который, насколько я помню, ей нравится.

– У рыцарей есть доспехи; у нас темная одежда. Мы должны смешаться с толпой.

– Невозможно! Ты слишком горяч, чтобы слиться с толпой.

Я сдерживаю улыбку. Она кокетливая маленькая штучка – дерзкая; она не умеет скрывать свои чувства и не стала бы, даже если бы умела. Если бы Элли была старше, если бы мы были другими людьми, я бы всерьез задумался о том, чтобы пофлиртовать в ответ. Мне нравится возвращать то, что я получаю.

Из любопытства я спрашиваю:

– Кем ты хочешь быть, когда окончишь школу?

Она вздыхает долго и глубоко.

– Это вопрос на миллион долларов, да? – Она мотает головой взад-вперед. – Если я хочу материальной устойчивости, мне следует пойти в финансы. Стать крутым аналитиком. Я хорошо разбираюсь в цифрах, а бизнесу всегда будут нужны аудиторы.

Я открываю для нее дверь в следующий зал.

– Звучит так, как будто сейчас будет «но».

Ее губы расплываются в улыбке.

– Ноооооо, финансы – это ведь не про меня.

– А что же про тебя, Элли Хэммонд?

– Я хочу быть психологом. Разговаривать с людьми, помогать им справляться с их проблемами. Я думаю, что это сделало бы меня счастливой.

Что-то сжимается у меня в груди, когда я смотрю на нее – на эту добрую девушку. Я хочу, чтобы у нее все получилось, она заслуживает быть счастливой.

Элли останавливается и поворачивается к экспозиции прямо перед ней. Это кровать с балдахином на четырех столбиках, богато украшенная и занавешенная замысловатой, отделанной золотом тканью королевского синего и фиолетового цветов. Она читает описание с таблички на стене.

– Постель Его Величества короля Реджинальда Второго и Королевы Маргариты Анастасии Весско. Это родители королевы Леноры, верно?

– Да.

Она снова смотрит на кровать и тоскливо вздыхает.

– Ух ты. Не могу себе представить, что можно жить так каждый день. Слуги, замки и короны – насколько это волшебно? – Она указывает на роскошную кровать. – Королева Ленора вполне могла быть зачата на этой кровати, прямо здесь!

Я вздрагиваю при этой мысли.

– Давай не будем об этом говорить.

Элли смеется – звук странный, словно мерцающий. Когда мы переходим к следующему экспонату, она спрашивает: