Куплю тебя за миллион (СИ) - Лакс Айрин - Страница 19

— Ты в поместье Бекетовых. Представителей семьи, как видишь, с каждым днём становится всё больше.

— Ой… Но я сразу подумала на тебя. Решила, что ты обо мне заботишься.

Руки Марианны мгновенно сползают с моей шеи и плеч.

Вместе с этим скользящим движением с тела стекает приятное тепло и какое-то едва уловимое ощущение. Его начинает не хватать сразу же, как только девчонка отстранилась.

Лицо Марианны мгновенно поменяло своё выражение, превратившись в обиженно-сосредоточенное.

— Значит, все эти вещи и цветы не от тебя.

— Цветы?! То есть ещё и цветы? — рыкнув, смотрю на старого прохиндея, который хитростью заставил Марианну принять все свои дары.

— Да, цветы, — едва не плача, говорит Марианна. — Огромная корзина. Белые розы и голубые. Пахнут божественно. Сказали, что из вашего сада… — растерянным голосом. — Но если это не от тебя, а от твоего вредного папаши, то я всё ему верну! Прямо сейчас!

Анна-Мария решительно стискивает пальцы на юбке платья.

Я как никто другой знаю о потрясающе быстрой способности Мари раздеваться.

Готов смотреть на это часами, но стриптиз предназначен только для моих глаз, а не для глаз Макса, который заинтересованно поглядывает в нашу сторону и переговаривается с отцом вполголоса.

— Не вздумай раздеваться, — останавливаю Марианну. — Прими это. Будь так добра.

— Теперь не могу. Ткань чешется, воротник колется… Так и до аллергии далеко!

— Аллергия?! Ты опять начинаешь?! А что, если я тебе ремня всыплю? — цежу сквозь зубы. — Я попросил тебя не перечить отцу, чтобы не злить его ещё больше. Вот и не перечь.

— Но…

— Никаких «но». Отец сообщил мне, что собирается пополнить твой гардероб.

— То есть ты знал? Но почему не сам позаботился об этом? Или тебе плевать?! — почти плача, спрашивает Марианна.

Вот только мокрых сцен мне не хватало! Прилюдно, причём.

Эмоциональность Мари — это нечто непредсказуемое. Я как будто сижу задом на жерле дымящегося вулкана, который может полыхнуть в любой момент.

— Отойдём? — предлагаю ей и утаскиваю за беседку, которая скрывает нас от глаз посторонних.

Хочется в тот же миг прижать девчонку к стене и основательно примять всюду, но она скрещивает руки под грудью и смотрит на меня с обидой.

— Значит, это твой отец расстарался?!

— Это всего лишь тряпки. Я не стал отказывать отцу и не захотел раздувать ссору из-за такого пустяка.

— Пустяки?! Очень в твоём стиле. К своим вещам ты относишься очень трепетно, даже рубашки свои запрещал брать! Но сейчас речь идёт не о тебе, можно всех остальных считать пустяками?! Эгоист!

— Я разрешаю тебе надевать свои рубашки. Довольна?

— Нет. Не желаю их носить! Больше ни одну не надену. Буду ходить в этом… царском подгоне! — нервно дёргает платье.

Приходится всё же прижать её к стене и заставить перестать нести чушь, сделав это единственно верным способом — начав целовать.

Маленькая бесявка сначала кусает меня то за губы, то за язык, причём довольно сильно и ёрзает, пихает меня крохотными ладошками.

Резко задираю её юбку и насильно всовываю ладонь между стройных бёдер.

Мари невероятно сильно стиснула их, но мой напор сильнее, пусть даже на нежной коже останутся синяки от пальцев.

Нащупываю ткань трусиков. С трудом, она настолько тонкая и почти не чувствуется пальцами.

Но подцепив край крохотного белья, сдвигаю его в сторону. Начинаю ласкать пальцами крохотный узелок клитора, надавливая и растирая по кругу.

— Это запрещённый приём, — возмущённо шепчет мне в рот Марианна и давится сладким стоном, когда дрожь возбуждения прошивает её тело насквозь.

— Зато действенный, засранка мелкая, — начинаю терзать её губки, покусывая и начиная сосать интенсивнее.

Пальцы движутся ниже, по вмиг увлажнившимся складочкам. Марианна уже не пытается бороться со мной, напротив, забрасывает своё бедро на моё и предоставляет мне доступ.

Трахай не хочу…

Чёрт. Надо как можно скорее избавить от её невинности! Почему я оттягиваю этот момент?

Хочется посмаковать этот момент, но и оттягивать больше не могу.

Взорвусь от переизбытка спермы в организме, не привыкшем к долгому воздержанию.

И так чаще обыкновенного в кулаке гонять приходится!

Сладкая влага струится по моим пальцам, прямиком на ладонь.

Марианна царапает мою шею и целуется взахлёб. Через миг опускает одну из рук ниже, по груди, на пресс, начиная царапать коготками пряжку моего ремня.

— Глеб! — слышится громкий требовательный голос моего отца.

Выматерившись, опускаю распаренный лоб в изгиб шеи Марианны.

Пальцы замирают в глубине её лона, отзывчивого и горячего. Она сладко пульсирует, сжимаясь вокруг моих пальцев.

Хочется продолжить…

— Я тебя хочу, — Марианна горячо выдыхает признание мне на ухо, касается его губами.

Бекетов

— Я тебя хочу, — Марианна горячо выдыхает признание мне на ухо, касается его губами.

За жалкий миг она находит уязвимое место, прихватив зубками мочку, теребит кончиком языка.

Блять. Новый взрыв возбуждения особенно силён. Тело насквозь пронизывает вспышками, острыми и яркими. Как мягко её губки посасывают, а зубки нажимают на чувствительные точки… Удовольствие плавит тело и волю, превращая меня в желе.

— Глеб! Да где же он?! — голос отца теряет терпение.

— А где Марианна… — вторит ему Макс.

— Глеб, давай убежим? — предлагает Марианна, на миг выпуская меня из жаркого плена.

Поднимаю потяжелевшую и вмиг одуревшую от её ласк голову. Пытаюсь быть трезвым и мыслить разумно.

— Не выйдет. Так мы сделаем только хуже.

— Глеб! Твою же мать… — ругается отец. — Надо поискать по камерам, куда он пропал!

— Идите в дом, я скоро появлюсь там же, — отвечаю громким, но охрипшим голосом.

На миг воцаряется тишина. Отец и младший сводный брат начинают шушукаться вполголоса, явно обо мне.

Придётся идти.

Я с огромной неохотой вынимаю пальцы из трусиков Мари. Она выдыхает огорчённо:

— Ещё бы капельку, и я… Ох! — она осекается, увидев, как я снимаю языком её влагу со своих пальцев.

— Я обязательно дам тебе кончить, — обещаю. — Но чуть позднее.

— А ты тоже меня хочешь? — спрашивает недоверчиво.

— Есть очень простой способ проверить это, — показываю взглядом направление.

Она нерешительно опускает ладонь на ширинку брюк.

Нащупав твёрдый, как камень, стояк, Мари улыбается проказливо.

— Точно-точно хочешь?

— Точнее не бывает. И ты рано обиделась, Анна-Мария. У меня для тебя тоже есть подарок, — водя носом по её шее, собираю запах.

Руки быстро приводят в порядок её бельё и платье.

— Не обижайся. Я хотел сам одеть тебя и даже набрал номер стилиста, но отец опередил меня на несколько минут. Я решил не обострять конфликт.

— У вас плохие отношения? — спрашивает Мари.

Теперь она уже не такая колючка проблемная, а просто заласканный котёнок, но недотраханный. Она обнимает меня и доверчиво прижимается к груди, туда, где бьётся сердце и начинает биться ещё быстрее от её мягкости и доверчивости.

Я был в постели с многими женщинами, многие из них ластились ко мне, как сбрендившие кошки, но ни одна из них не прижималась так доверчиво, открыто, не боясь ни меня самого, ни моей профессии.

Всегда срабатывал «стоп», ведь я имел дело с опытными женщинами, которые вмиг чувствуют опасность и предпочитают не пересекать черту.

У Мари не хватает ни опыта, ни стервозности, ни даже выдержки, чтобы держаться вдалеке. Она не понимает… Реально не понимает, насколько это может быть опасно.

А я этим пользуюсь. Её неопытностью и доверчивостью.

Пользуюсь и кайфую.

Опускаю ладони на худенькие плечи, давая себе ещё минуту, может быть, две, хрупкого, иллюзорного уединения.

— У меня очень плохие отношения с отцом.