Добивающий удар (СИ) - Птица Алексей - Страница 24

Не успели уйти делегаты Викжеля, как зашли представители земств, продовольственного комитета, земельного комитета. В ответ на это Шингарёв демонстративно удалился из зала заседаний. Здесь было ещё больше споров, отчего у Керенского начала раскалываться голова.

Вопрос о земле был для него неясен, так же, как и вопрос по обеспечению продовольствием, и это было самым первым, с чем он собирался разобраться после того, когда хоть что-то сделает на посту военного министра. Но всему своё время, крестьяне ждали и ещё подождут.

Земцы и продовольственники предлагали вообще дикое количество кандидатов, просто запредельное. Керенский чувствовал себя среди их оживлённых физиономий обыкновенным неучем. Но в конце концов и здесь определились с кандидатом.

Им стал Чаянов Александр Васильевич. Это был известный учёный, экономист и кооператор. Чаянов прекрасно знал крестьян и хорошо осведомлен о положении дел на земле, в отличии от Шингарёва, который был революционным теоретиком, а не практиком.

Определившись с выбором, Керенский направился обратно в зал заседаний. Но был застигнут врасплох в коридоре внезапно вышедшим ему навстречу Плехановым, который имел откровенно возмущённый вид.

— Александр Фёдорович! Я давно ищу встречи с вами! Вы превратились в полицейского жандарма самого гнусного пошиба! А ведь я верил вам! Думал, что восходит новая политическая звезда, а вы опустились до уровня обычного полицмейстера.

— Позвольте?! — Керенский опешил.

— Не позволю! — вспылил в ответ Плеханов. — Посмотрите, что творится с революцией, что творится с партиями. Я боюсь выходить из дома и прячусь на квартирах у своих товарищей. Даже при царском режиме я не был так не уверен за свою жизнь, как сейчас.

Керенский гадко усмехнулся.

— Ну, вы же хотели революции и свободы, вот и получайте её в полной мере. Наслаждайтесь! И я не понял, вы сравнили меня с полицейским или с жандармом, или это некий симбиоз полицейского с жандармом?

— Да! И с тем, и с другим.

— Понятно, давайте тогда поговорим об этом с вами не в коридоре.

Они зашли в ближайшее помещение, выгнав оттуда мелкого чиновника и приступили к беседе, в высшей степени содержательной, но совсем недолгой.

— Так вы хотите меня в чём-то обвинить, например, в предательстве идеалов революции? — начал диалог Керенский

— Да, то есть, почти.

— Ну, вы не правы, Георгий Валентинович. Я, наоборот, берегу правопорядок и законность. В меня стреляют уже чаще, чем в царских чиновников, дело доходило и до похищений, и до киданий в меня бомбами. Всего этого вы ведь не ощутили, не так ли?

— Не ощутил, тут вы правы, но это не умаляет вашего участия в том, что быть революционером сейчас просто опасно. Вы развязали межпартийную борьбу, эта вина целиком лежит на вас.

— Это я-то развязал? Позвоольте, — Керенский покрутил в негодовании головой. — Если бы не я, вас бы давно убили, и мы бы торжественно схоронили старого марксиста где-нибудь на Марсовом поле. Так что вы глубоко не правы. Моя служба искала вас, чтобы назначить охрану и беречь, как зеницу ока.

— Я не верю вам! — вскричал в ответ Плеханов, наставив на Керенского указательный палец.

— Напрасно, Георгий Валентинович, совершенно напрасно. Я предлагаю вам должность министра просвещения, для начала, и усиленную охрану. К сожалению, я сейчас не могу вам предложить должность председателя правительства, да вы и не захотите брать на себя такую ответственность. А министр просвещения — это очень удобная должность. Вы всегда будете в самом разгаре событий и в то же время всегда в стороне от скоропалительных решений, и народный гнев вас минует, он обрушится на других министров, но не на вас.

Со своей стороны, я могу пообещать полное содействие вам и партии меньшевиков, и даже готов сформировать коалицию с вами. А если мы ещё возьмём и кадетов, то в стране окажется всего три официальные партии и множество партий неофициальных, поставленных вне закона, в том числе и анархисты, не говоря уже об эсерах и большевиках. Что скажете?

Плеханов уже успокоился и задумался. Предложение было архипривлекательным и нравилось ему, как бы он не кривил перед Керенским своей революционной душой. Он жаждал признания и заслуженной, как ему казалось, славы. А что, как не министерский пост её олицетворяло? С Керенским он был согласен относительно должности председателя правительства, ещё не время для неё, но всё впереди. Всё впереди.

— Хорошо, — внезапно согласился Плеханов. — Я согласен, можете объявлять об этом официально.

— Отлично! Тогда уже завтра или, если хотите, уже сегодня вам будет представлена официальная охрана.

— Хочу, — буркнул в ответ Плеханов и гордо и неспешно удалился снова в зал. Керенский пожал плечами, усмехнулся и, выждав паузу, последовал туда же, чтобы громко объявить фамилии новых министров. Оставался вакантным пост министра торговли и промышленности, но он пока не знал, кого на него ставить.

Вернувшись, Керенский тожественно объявил о новых назначениях.

— Товарищи, в результате многочисленных прений и переговоров комиссия приняла решение о назначении министром просвещения товарища Плеханова, министром земледелия — товарища Чаянова, транспорта — товарища Юренева. Остаются две должности: министра промышленности и председателя Временного правительства. О том, кто займёт эти должности будет объявлено завтра, всем спасибо!

Керенский встал и вышел, направляясь в сразу в кабинет военного министра, принять, так сказать, дела и должность. Остальные потянулись к выходу. Предстояло добиться назначения этого еврея и решить, кто будет заведовать промышленностью. Эта должность для Керенского представлялась как бы не важнее продовольствия, относительно, но всё же.

«В низших слоях есть очень много честных тружеников, любящих свою родину и готовых отдать последний кусок хлеба для спасения родины. Но эти люди не знают, кто из сановников их друг, и кто враг, и вот появляется целая литература всяких газет, листков, сплетен, инсинуаций, окончательно сбивающих народ с толку. При этом, народу обещают заманчивое освобождение от иноземщины и всяких стеснений! А когда страсти народные разошлись, их натравливают постепенно уже против не только иноземцев, но и против той власти, которую желают уничтожить…»

П. Булацель

Керенский прислушался к бурчанию в животе. Всё же, вода не особо питательна, хоть она и минеральная. Минералы отдельно, вода отдельно, а энергии нет! Организм требовал питания и желательно, чтобы это был не чай, пусть и сладкий.

Пройдя в столовую, находящуюся на втором этаже Мариинского дворца, Керенский сел за столик, взял заказ и принялся вкушать суп с гренками, ожидая второе блюдо из обычной варёной картошки с мясным соусом и жареной селёдкой.

Вы думаете, что селёдка не та рыба, которую жарят? Напрасно, напрасно, отличная рыба, костистая, правда, но и в жареном виде очень даже ничего, то же можно сказать и о ставриде. Разнообразия в еде уже не было в связи с войной и… Мысли Керенского были грубо прерваны двумя подошедшими людьми. Ими оказались его лепший кореш Саша Коновалов и кореш кореша господин Терещенко.

Оба являлись проводниками воли кадетской партии и заодно ярыми представителями самого богатого промышленного истеблишмента. Один из лидеров их партии по фамилии Милюков уже сидел в тюрьме, но этот клоун и друг Гучкова ничего из себя не представлял. Очередная шавка богачей и по совместительству чей-то королевский шпион.

Судя по реакции на этот арест, Гучковым решили пожертвовать, надеясь, что рано или поздно его всё же выпустят, но Керенский не разделял их надежды, скорее наоборот, он предполагал, что эти мавры, сделавшие своё дело, так и останутся там гнить. Ну и ладно.

— Саша, а мы везде тебя ищем с Михаилом Ивановичем.

— Угу.

Керенский, продолжая поглощать суп, промычал с набитым ртом.