Старая дева (СИ) - Брэйн Даниэль - Страница 22

— А разбойники были?

Сестра усмехнулась. Иногда в ее мимике или жестах проглядывала не благостная и довольная жизнью монахиня, а хитрая, хваткая, где-то даже жесткая женщина. Она не сказала мне ничего, но я должна была понять: какие разбойники, милая вы моя, кто бы бросался такими обвинениями, будь в том сомнения? Всяко не отец Петр.

Зачем графу Око и что оно такое, снова подумала я.

В храм мы приехали засветло, как сестра Феврония и хотела. Рыжий монашек подбежал заняться лошадью, а сестра легким жестом пригласила меня зайти в узкие резные двери белоснежного храма без купола, но с высоким шпилем с треугольником наверху чуть в стороне, и зачатками колокольни.

Я внимательно следила за всем, что она делает: вот тот же жест — правую руку к левой щеке, к губам тыльную сторону пальцев. Не слишком удобно, подумала я, повторив жест, но это могло быть и с непривычки. Поклониться, сложив руки крест-накрест на груди. Ритуалы были нехитрые.

Церковь внутри была не похожа на наши. Никаких возвышений, икон в привычном мне понимании, свечи горели, но как освещение. Стены украшали картины — не с ликами, а ближе к нашим фрескам, все они изображали сцены из священных книг, и был, видимо, основной символ — сложенные вместе ладони и над ними крохотное солнце с восемью лучами. И было много, невероятно много живых цветов в строгих глиняных вазах.

— Отец Петр! — крикнула сестра. — Граф денег дал на колокольню, а Елизавета Григорьевна нам со школой поможет! Хвала Преблагому!

Наместник показался из ниши где-то в глубине церкви. Моложавый, крепкий, но вместе с тем изящный, даже хрупкий, на наших священнослужителей он с виду был абсолютно не похож — никаких отличий, никаких знаков принадлежности к сану, кроме, может, монашеского одеяния и — что меня очень удивило — на его руках были такие же браслеты, как у урядника.

— Хранит вас Премудрейший милостью своей, — улыбнулся отец Петр. Он подошел ближе, и я убедилась, что он гораздо старше, чем мне показалось сначала. — На вечернюю службу приехали?

С чего точно мне не стоило начинать, так это со лжи священнику.

— Поговорить хочу, отец, — призналась я. — Мне посоветоваться больше не с кем.

Это правда. Почему бы и нет? Отец Петр указал мне на нишу, откуда он вышел, и я с готовностью прошла через короткий коридорчик в большую светлую комнату. Стол, стулья, шкаф, забитый книгами, в углу — мольберт и недописанная картина.

— Брат Влас ушел уже, — успокаивающе объяснил отец Петр, проходя следом за мной и закрывая дверь, — он нам не помешает. Вижу, что мучит вас что-то всерьез, Елизавета Григорьевна.

Я села, расправив на коленях платье. С чего мне начать?

— На мне и правда проклятье какое-то, отец? — Если кто и ответит мне как есть, то наместник. По рассказам я могла судить, что он строг, но справедлив, не то чтобы так много я о нем успела услышать.

— Разве что глупости людской и жадности, — улыбнулся отец Петр и сел за стол напротив меня. Лицо его лучилось добрыми морщинками. — Знаю, молва недобрая. Но греха на вас в том нет. Что до проклятья — нет у людей такой силы, только воля Преблагого на то. Примите ее.

Мне стало легче. Хотя бы знать, что мое положение вековухи ничем мне действительно не угрожает. Нужно было задать второй вопрос и таким образом, чтобы опять же выразить лишь свои девичьи опасения, а не вызвать настороженный интерес.

— Зачем я могу быть кому-то нужна как хозяйка Ока, отец?

Я поняла, что спросила неверно, судя по тому, что отец Петр даже рот приоткрыл, но нет, это было секундное замешательство; он покачал головой и нахмурился. Что, возможно, было хуже, чем если бы он посчитал мой вопрос глупым или вообще ничего об этом не знал. Но как и большинство священников, отец Петр был с паствой предупредителен и деликатен.

— Вы же не обладаете даром, — он постарался скрыть изумление. — Око без дара — лишь безделушка, не стоящая ничего, разве что как всякое золото.

Понятия о стоящих вещах у служителей церкви и всех известных мне мирских людей, что в той моей жизни, что в этой, были разными. Я открыла рот, закрыла. Все равно я не знала, что сказать.

— Не обладаю, — промямлила я наконец не менее растерянно, чем сам наместник. Если бы обладала, кто-то бы уже это заметил и отец Петр не говорил бы об этом настолько уверенно? — Это меня и мучит. Зачем?

Отец Петр пожал плечами. Я решила перестать ходить вокруг да около — вечерело, и мой гостеприимный хозяин в любую минуту мог оставить меня ради вечерней службы.

— Отец, граф предлагал мне стать его женой. Ему интересна не я как… жена, а я как хозяйка Ока, — сказала я. Слишком это все странно, и самой, без помощи, этот ребус мне не решить. Но отец Петр понял меня по-своему.

— На то воля ваша, — спокойно ответил он, — хотя я бы за графа и старухи крестьянской не отдал. Но коли люб он вашему сердцу….

— Нет-нет, — перебила я, — отец, я не о том. Почему ему важна я как владелица этого… артефакта? Какая выгода, я ведь не обладаю даром, вы правы.

Отец Петр задумчиво покачал головой и даже, словно в поисках подсказки, обратился к недописанной картине-иконе, но та безмолвствовала.

— В Око, — произнес он, — вложен дар его сотворителя. Не ювелира, нет-нет, дар человека, который обладал им в полной мере.

— Как мой Иван? — уточнила я.

— Ивану, полагаю, подобное не по силам, — улыбнулся отец Петр. — Но да, сотворителем был его предок, насколько я знаю. Приносит ли Око удачу его обладателю? Нет. Приносит ли долгие дни? Увы, ваша матушка долго не прожила. Здесь, в нашей церкви, есть икона целебная, — он вытянул вперед руку с браслетом: это что-то должно было значить? — Но сила таких вещей без сердца живого мертва.

— Вы знаете, как появилось Око? — Может, хоть так я нащупаю путь к ответу? Или стоит сказать, что граф рассчитывает получить от меня не только Око, руку и сердце, но и дочь? Для чего?

— Полагаю, только по доброй воле его сотворителя, — пробормотал отец Петр. — Иначе подобную вещь создать невозможно. Но за столько лет я ни разу не слышал, чтобы Око как-то явило себя. Степанида ваша, вероятно, могла бы… — он не договорил, будто к чему-то прислушиваясь. Ах да, колокольный звон, откуда бы? Ведь нет колокольни?..

Женился бы граф тогда уж на Степаниде? Бедная, вот правда — не родись красивой, а родись свободной, ни одного для нее достойного мужика. Я была бы удивительно хороша, если бы предложила ее графу в ткачихи или пряхи.

— Прошу простить, Елизавета Григорьевна, — извинился отец Петр и поднялся.

— Минуту! — я тоже поднялась и выпалила: — Граф не только хочет жениться на мне, но еще и рассчитывает, что я рожу ему дочь. Как-то связано с Оком, и… я никогда не добьюсь от этого человека правды. Мне страшно, отец.

Это тоже было правдой, как я прямо сейчас поняла. Страшно то, что тебе неизвестно, то, на что ты не можешь никак повлиять. Артефакт, который принадлежит мне и который не более чем приманка для владельца ломбарда. В моих руках он что есть, что нет. Только стоимость золота.

— Мой совет как старого человека, — отец Петр положил мне на плечо сухую жилистую руку, — держитесь от графа подальше.

— А Око?

— Мой совет как наместника: избавьтесь от него. Вещь, обладающая силой, у человека, который не может использовать этот дар, опасна. Храни вас Преблагой.

К совету я пообещала себе прислушаться. Отец Петр ушел, я еще постояла, улавливая колокольный звон, а потом тоже вышла, влекомая любопытством: где же звонят? Оказалось, прямо перед дверями храма стоит прислужник с небольшим колоколом в руках.

Желающих посетить службу оказалось немного. Я подумывала вернуться в церковь, послушать проповедь, к чему-то прийти, но внезапно испытала такую усталость, что поняла — я просто не выдержу. Все же я была совсем недавно больна, и чувство голода больно резануло желудок.

К повозке, набитой сеном, я кинулась, как некогда кидалась к «бомбиле» — до тех времен, когда в каждом смартфоне появилось удобное приложение. Крестьянская баба не удивилась, подвинула обширные телеса, давая мне место рядом с собой, и я ехала, тряслась на телеге и размышляла: если задать этой бабе вопрос, она на него ответит? Что за вещь это Око и благословенное ли оно или проклятое? Отец Петр прав?