Невеста на откуп (СИ) - Белецкая Наталья - Страница 48

Пока я рассказывала, Ллойд аккуратно снял с меня плащ и повесил на вешалку.

– Твой отчим удивительно прозорливый человек, – снова обнял меня хранитель.

– Был. Он погиб, и Брэй тоже. Сгорели в мастерской. И мама умерла. А тут, посмотри, на вешалке лебеди. – Я снова погладила изогнутую шею. – Деревянные. И весь этот дом. Тут пахнет похоже, пахнет счастьем. Пахнет чем-то родным. Кажется, сейчас мама выйдет из кухни и скажет: «Пора ужинать, но сначала мыть руки!». Или Хант и Брэй придут с работы, а у них в волосах мелкая стружка…

Неожиданно для себя я разрыдалась. Слезы лились рекой, я всхлипывала, цепляясь за одежду Ллойда, и не могла остановиться. А он поднял меня на руки и куда-то понес.

После смерти матери я плакала один раз. Думала, что тогда все выплакала. И решила больше не буду плакать. И выполнила своё обещание: просто некогда было предаваться печали, я заперла свою боль глубоко внутри, закрыла семью дверями, тремя замками, забила досками, завесила цепями. Я должна была быть сильной, чтобы заботиться о близких, чтобы сохранить семью. Хотя бы часть семьи. И все так и было. Я справилась. Но этот дом… он словно что-то надломил внутри. Цепи, замки, двери в моей душе сломались, и вся боль, что была внутри долгое время, сейчас выходила слезами.

Очнулась я на коленях у Ллойда, уткнувшись ему в плечо. Он как-то расплел мою прическу, вытащил все шпильки, ласково гладил по волосам и тихо шептал:

– Маленькая моя, какая ты хорошая. Милая. Красивая. Какая удивительная. Моя жена. Самая лучшая. Все теперь хорошо будет, лебедушка моя.

Затаив дыхание, я с удивлением прислушивалась к голосу Ллойда, в котором сейчас чувствовалось столько тепла и любви. Неужели он что-то чувствует ко мне, или это просто жалость? Не похоже на жалость.

– Ну, вот и все. – Ллойд провел ладонью по моей спине. – Прошлое должно остаться в прошлом. Стало легче?

– Да, – пролепетала я, немного отстранившись.

На рукаве хранителя красовались мокрые черные разводы. Ох, Творец! Я ж рыдала, уткнувшись в его плечо, замазала дорогую рубашку. Надеюсь, её можно отстирать. И лицо теперь у меня словно грязью заляпано. Пока я осознавала, как сейчас выгляжу, Ллойд аккуратно посадил меня на кресло, а сам подошел к плите. Только тут я обратила внимание, что находимся мы на кухне. Похоже, кресло сюда принес хранитель. Он вообще любил такие кресла: широкие, тяжелые, с низкими мягкими подлокотниками и высокой спинкой.

– Я заказывал продукты, значит, должны быть травы какие-нибудь, – бормотал хранитель, по очереди открывая двери навесных шкафчиков. – А, вот, нашел! Сейчас сделаю тебе горячего чаю.

Заметив, что я стараюсь незаметно убрать со щек потекшую косметику и не испачкать при этом платье, Ллойд сунул мне в руки платок, а сам занялся приготовлением еды. В одном из шкафов он обнаружил сумку и с упоением в ней копался. Я же старалась привести себя в порядок. И без зеркала было понятно, что выгляжу ужасно. Еще волосы торчат в разные стороны.

В салоне их укладывали с помощью какого-то средства, и, надо сказать, прическа продержалась долго, даже тяжелый капюшон и ветер не смогли растрепать её. Однако сейчас, потеряв все шпильки, волосы демонстрировали начес пьяного дикобраза. Глаза, понятное дело, опухли и покраснели, нос тоже… может, и не опух, но покраснел точно, платье помялось. Красотка, ничего не скажешь.

По-хорошему, сейчас надо искупаться, тщательно вымыть и расчесать волосы, но вряд ли в холодном и нежилом доме есть горячая вода. Но я забыла, что Ллойд – сильный маг, и разжигать огонь, чтобы приготовить чай, ему не нужно. Буквально через пару минут он поднес мне кружку, над которой вился парок.

Горячее питьё пришлось кстати: только взяв в руки чашку, я почувствовала, насколько замерзла. Медленно потягивая чай маленькими глотками, я смотрела на Ллойда. Засучив рукава, он растопил печь, запустил отопление, достал и разложил продукты из сумки. Плохая из меня выходит жена, раз мои обязанности исполняет супруг.

– Ллойд, давай, помогу. – Я начала вставать из кресла, но хранитель сразу оказался рядом.

– Сидеть! – Приказал он, – ты еще не согрелась.

Я снова устроилась в кресле, а Ллойд куда-то умчался. Вернулся он с большим, пушистым пледом. Не успела опомниться, как он завернул меня в него и усадил себе на колени. Свободными остались только руки, а ниже я выглядела, как гусеница, потому что была плотно укутана в одеяло. Похоже, Ллойд применил какую-то магию, чтобы так сноровисто спеленать меня.

– Юбка у платья окончательно помнется… – констатировала я.

– Если бы я начал снимать с тебя платье, то обязательно увлекся: снял бы и все остальное заодно, – признался Ллойд, провокационно наклонившись к самому уху. Его прерывистое дыхание щекотало чувствительную кожу. – С того момента, как увидел тебя в храме, мечтаю только об одном: избавить тебя от платья.

От слов хранителя по телу разлилась сладкая истома, но как реагировать на такое признание, я не знала, поэтому постаралась перевести тему:

– Ты извини меня, пожалуйста, за эту истерику. На самом деле…

– Стана, хорошая моя, за что ты извиняешься? – Ллойд заглянул мне в лицо.

– Не хочу, чтобы ты считал меня истеричкой…

– Никогда не считал и не буду считать тебя истеричкой. Это не так. Разве ты истерила, когда узнала, что собственный отец хочет тебя убить? Нет. Ты действовала. А слёзы… – Хранитель крепче прижал меня к себе. – Все когда-нибудь плачут – это нормально. Нет в этом ничего постыдного. Хотя обычно такое встречается, когда долго держишь горе в себе. Так лучше не делать. Это, как нарыв, который нужно вскрыть, пока не начались проблемы.

– Какие проблемы? – тихо спросила я.

– В какой-то момент горе, что сидит внутри, может превратиться в ненависть, навязчивое желание или манию. Хорошо, что все вышло просто слезами. Иногда не надо сдерживаться, лучше плакать. Природа не просто так создала нас такими. Наши эмоции – это пар, который надо спускать, когда он накапливается. Иначе пар может вырваться неожиданно в любую минуту. Ты знаешь, что случается, если запаять котёл плотной крышкой и поставить на огонь?

– Он взорвется.

– Да, он взорвется и разнесёт все, что находится рядом. Так и с нашей душой. Если не позволять боли, ненависти, страху, засевшему в сердце, вырваться наружу, то однажды наши чувства взорвут нас, как тот котел.

Наверное, я никогда не пойму Ллойда. Думала, он станет осуждать меня за эту истерику или сделает вид, что ничего не случилось, но подобного разговора не ожидала. А на самом деле, все верно. Я закрыла свою боль, а теперь она вдруг совсем неожиданно прорвалась.

– А ты тоже плачешь, когда тебе больно? – Воображение пасовало, пытаясь создать образ плачущего хранителя.

– Нет. Все по-разному снимают боль. В детстве, конечно, плакал, а сейчас… – Ллойд замялся, подбирая слова, – я полностью опустошаю себя. То есть выкладываюсь магически и физически. Гоняю себя до изнеможения. Физическая усталость удивительным образом прочищает мысли. Потом разговариваю с друзьями, братьями, отцом или мачехой. Диана умеет слышать и может подобрать слова утешения. Я рад, что отец женился именно на ней.

– А твоя мать? Вы с ней ладите?

С самого начала мне хотелось узнать больше о матери Ллойда и их отношениях, но спросить об этом просто так я не решалась.

– Конечно! Моя мать – хорошая женщина, но слишком прямолинейная. Ей сложно искать компромиссы, а жене главы клана без этого нельзя. Арнелла увлечена исследованиями и экспериментами, а политика и дипломатия совсем не её конек.

– Исследованиями? Она – ученый? – пораженно спросила я. Ллойд кивнул. – Ничего себе! А чем твоя мама занимается?

– Растениями. Изучает возможность получения большего урожая: собирает пробы грунта, тестирует удобрения, еще там что-то.

– Интересно было бы посмотреть, – задумчиво сказала я.

– Я тебя с ней познакомлю, – пообещал Ллойд, а потом спросил: – расскажешь о своей матери? Какая она была?