Время перемен (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич - Страница 29

Женщина повернулась к своему мужу в профиль, и я вдруг ее узнал. Да, в году так… в две тысячи шестнадцатом, или в семнадцатом, мы с супругой ходили в Дом фотографий Ольги Свибловой, на выставку Александра Родченко и видели снимок, ставший образцом для плаката. А этот плакат, с женщиной, напечатан во многих учебниках по истории, но не все знают, что это реальная женщина.

И кто такой Щен, я тоже понял. Вона как… В общем-то, нового для себя я ничего не открыл, и об этой любви «втроем» уже читал, но не задумывался, что со стороны это выглядит так противно. Наверное, я все-таки мещанин, если мне претят «свободные» отношения. Написать, что ли служебную записку на имя товарища Ленина об учреждении Комитета о защите нравственности граждан Советской России от всяческого тлетворного влияния? И не от проституток. С этих-то что взять? Кажется, я уже говорил, что ни одна женщина не пойдет торговать своим телом от хорошей жизни? А чтобы победить проституцию, нужно бороться не со «жрицами любви», а с потребителями этой любви.

Как бы таких, как Кися и Ося, отправить куда-нибудь на лесоповал, чтобы поработали хотя бы часов по шесть в день, тогда вся дурь вылетит?

Мне вдруг захотелось вылить недопитый компот на голову «прототипа» с плаката Родченко, а Осю засунуть головой в унитаз, но сдержался. Оставив на столе деньги, отправился в гардероб. Надеюсь, мое пальто дамочка не успеет рассмотреть, а то беда.

[1] Дукис Карл Янович – начальник Внутренней тюрьмы ВЧК.

[2] Улица Ришелье

В кабинете Предсовнаркома меня ждал не только товарищ Ленин, но и нарком финансов Крестинский. Оба товарища стояли около большой карты, висевшей на стене и что-то внимательно рассматривали. Владимир Ильич еще и показывал карандашом какие-то направления. Любопытственно.

– Разрешите, Владимир Ильич? – поинтересовался я.

– Пг’оходите, Владимир Иванович, – благодушно отозвался Ленин. Проследив мой взгляд по направлению к карте, пояснил, потыкав в нее карандашом. – Ночью пришли хорошие новости от товарища Фрунзе. Седьмая армия начала наступление вот здесь, – провел Владимир Ильич невидимую линию, – через Финский залив и от Петрозаводска, а шестая тут – от Кольского полуострова.

Мысленно представив себе красные стрелки, понял, что ошибку Тухачевского, допущенную несостоявшимся «красным маршалом», на финском направлении повторять не станут – Михаил Васильевич атакует по сходящимся линиям, используя железную дорогу. Помнится, численность финской армии в европейских газетах оценивали тысяч в десять, а силы Фрунзе гораздо выше. Не такие, как пишут французские газеты, но все равно, изрядные. Укрепрайонов на перешейке еще нет. Так что… Тьфу-тьфу, чтобы не сглазить. Интересно, где Фрунзе собирается остановится? Или планирует сделать всю Финляндию частью РСФСР? Спрашивать Председателя Совета народных комиссаров не стал. Если и есть какие-то глобальные планы, он не скажет, и правильно сделает.

– Присаживайтесь товаг’ищ Аксенов, – сказал Владимир Ильич, пожимая мне руку и одновременно косясь на Крестинского. – Николай Николаевич, я вам уже говорил, что нам пг’игодится «свежая голова», не зашог’енная повседневностью, и умеющая мыслить нестандартно.

– Я помню выступление товарища Аксенова, – усмехнулся Крестинский. – Пытался в наркомате внедрить его систему «наглядной агитации», не получилось.

– Товаг’ищ Аксенов ездил в Чег’еповецкую губернию, чтобы своими глазами посмотреть на влияние новой экономической политики на население.

Как водится, я начал с хорошего. Рассказал о том, как прекрасно трудятся рабочие Череповецкого завода «Красная звезда», сумевшие перепрофилировать предприятие на изготовление сельскохозяйственных орудий. О «трезвомольцах» рассказывать не стал, зато поведал об инициативе товарища Тимохина проводить по зимнему времени соревнования жеребцов, где победителей (не жеребцов, понятное дело, а их хозяев) ждут призы – яловые сапоги, самовары, и прочее, что может раздобыть исполком.

– А для чего нужны сог’евнования? – поинтересовался Владимир Ильич.

– Во время гражданской войны из Череповецкой губернии ушло на фронт почти четверть коней, а обратно вернулась десятая часть. Без лошадей поднять сельское хозяйство невозможно, поэтому губисполком хочет восстановить лошадиное поголовье, – пояснил я. – А соревнования покажут лучшего жеребца-производителя. Губерния покажет пример, идея пойдет в уезды. Они даже лозунги для газеты придумали: «Каждую кобылу – под жеребца!». Если все пойдет по плану, то через три или четыре года поголовье коней они восстановят. В перспективе – каждому крестьянину иметь собственного коня. Кстати, Владимир Ильич, – вспомнил я еще одну затею своих земляков. – В Череповце обдумывают идею создания собственного ипподрома.

– Ипподг’ома? – с удивлением переспросил товарищ Ленин.

– Ну да, ипподрома, – с удовольствием подтвердил я. – С одной стороны – ипподром позволит выявить лучших коней – частных ли, государственных, это детали, а с другой – заработать денег. Какой-нибудь богатенький… э-э (чуть было не сказал Буратино, но вовремя прикусил язык) гражданин из Петрограда, или Москвы, может приехать в Череповец – всего одна ночь в поезде, поставить на полюбившегося коня, спустить энную сумму денег, и уехать. Но мои земляки – люди законопослушные. Поскольку азартные игры запрещены, а игра на тотализаторе тоже относится к числу азартных игр, то ждут, не выйдет ли ослабления.

– Интг’есные у вас земляки, – покачал головой Владимир Ильич. Потом сделал себе пометочку на листе бумаги. – Навег’ное, стоит поставить вопг’ос на рассмотрг’ении Совнаркома? Как вы считаете, Николай Николаевич? Вон, коневодство восстанавливают, дело хог’ошее.

– Почему бы нет? Интересное дело. Азартные игры загнаны в подполье, но они никуда не делись. Если мы их легализуем, то государство сможет получить неплохую прибыль, – кивнул Крестинский. Посмотрев на меня, улыбнулся. – Владимир Иванович, а вы не хотели бы помочь землякам? – Увидев мой недоуменный взгляд, пояснил: – Вы же можете купить во Франции десяток, а то и сотню тракторов, и прислать их в Череповецкую губернию?

– А зачем? – пожал я плечами. – Даже если я куплю сотню тракторов, то распределять их стану не я, а Совнарком. К тому же, не вижу смысла отправлять трактора ни в Череповецкую, ни в другие губернии. Скажу больше – имей я возможность приобрести сейчас хоть тысячу тракторов за бесценок, не стал бы это делать. Два – три трактора, десяток, на нужды армии, это куда ни шло, но не в сельское хозяйство.

– Поясните, – предложил нарком финансов.

– Да все просто, – пожал я плечами. – К тысяче, или к сотне тракторов понадобятся трактористы, а где их взять? Еще понадобятся механики, запасные части, гаражи. Ах да, еще горючее. Получится, что машины, прибывшие в Россию, будут стоять под открытым небом год, два, а то и пять лет, пока мы не подготовим специалистов. Боюсь, к этому времени техника проржавеет, и будет годна только для переплавки. К тому же – я сейчас говорю только о Череповецкой губернии, хотя думаю, и в других регионах не лучше, на сегодняшний день трактора просто нерентабельны. Машины нужны, если имеются крупные земельные хозяйства, а что у нас? В том же Череповце рабочие создали конную сеялку, но продать они ее никому не могут. Трактора будет смысл покупать лет через пять, или семь.

– Почему через семь лет? – с подозрением спросил Крестинский.

– Возможно, что через десять, возможно и раньше, – хмыкнул я. – Но на примере Череповецкой губернии: в семнадцатом году крестьяне забрали землю у помещиков, распределили ее по справедливости. Как мне объясняли – каждая семья получила по сорок десятин. По сравнению с прежним, когда имели по десять десятин – шикарно. А вот у нас на дворе двадцать первый год – то есть, после распределения прошло всего-то четыре года, а количество наделов увеличилось. Как говорит губисполком – среднестатистический надел по губернии составляет двадцать одну десятину.