Личная награда Альфы (СИ) - Лошкарёва Виктория Витальевна - Страница 1

Ничем не выдавав своего раздражения, Артис приподнял левую бровь и спокойно переспросил:

— Значит, вы обе были уверены, что моя пара находится в лаборатории. Но её там нет и никогда не было.

Две изумительно красивые блондинки, похожие друг на друга как родные сестры, молча переглянулись между собой.

— Так, по крайней мере, поняли мы обе… Возможно, Луна Оборотней имела в виду что-то другое, — осторожно заметила та девушка, которая сидела ближе к нему. — Нам очень жаль.

— Вы обе сказали мне, что моя истинная пара будет в этой лаборатории, — настаивал на своём Артис.

— Нам очень жаль, — повторила за подругой вторая блондинка. — Но мы не искательницы… Нам приходят лишь отрывочные видения, которые мы складываем в одну картину.

— Мы ошиблись, — кивнула первая блонди. — Примите наши искренние извинения, Альфа.

Артис молча сжал зубы.

Им жаль.

Он потратил на этот проект больше полугода. Забросил стаю, пропустил несколько Полнолуний, скинул всю работу на двух своих бет, чтобы тупо поизображать простого охранника на чужой территории. Потом ещё именно ему пришлось улаживать дела как с Советом Вожаков, так и с Европейским правительством. А им… жаль.

Мысленно усмехнувшись, Артис встал, чтобы покинуть особняк испанского Альфы, чья жена втянула его в эту авантюру.

На территории стаи Артиса не было ни лабораторий, ни перебросок, ни похищений оборотней. Но он вмешался в чужой бой, потому что ему пообещали личную выгоду. И он впервые в жизни поверил чужакам. В конце концов, Альфа канадских прерий нашёл свою суженую при разгроме главной лаборатории — это случилось сразу после местного Совета Вожаков, собравшихся под предводительством Кирилла Баева. Была полностью разгромлена организация, занимавшаяся опытами над оборотнями; уничтожены лаборатории и все преступные цепочки, участвовавшие в похищении и незаконном трафике оборотней. Правда, кое-что оборотни сохранили и использовали себе во благо.

Английскую лабораторию, где ему пришлось торчать несколько долгих месяцев под видом охранника-полукровки, как раз постигла такая судьба: оборотни сохранили лабораторию, сильно сократив опыты ученых; разрешив им разниматься только одобренными Советов Вожаков, экспериментами.

Каждый Альфа внимательно следил за тем, как выполняются законы на его территории. Сам, через своих бет, через воинов и аналитиков. Но всё зависело от Альфы. А Альфа Британии…

Артис сплюнул себе под ноги.

Альфа Британии был больным ублюдком, которого давно следовало растерзать, но… Совету приходилось мириться с его существованием: слишком мало осталось Альфа-оборотней.

Потратив почти полгода на работу «под прикрытием», Артис самолично, с помощью своей силы, проверил все подвальные помещения и закрытые места зоны. Он действовал один, так как боялся, что большое количество чужаков в одном месте вызовет подозрение. Однако, кроме покалеченных местным Альфой человеческих девушек, в лаборатории не было прочих узниц. Ни одичалых, ни оборотниц, ни… его истинной пары.

Впрочем, вспомнив то, как выглядели человеческие девушки, которых врачи пытались восстановить с помощью крови оборотней, Артис впервые не испытал сожаления о том, что не нашёл в том месте свою пару.

Девушки, которых он обнаружил в лаборатории, были не только покалечены физически, но и ещё уничтожены морально. И если врачам все же удавалось восстановить их тела, то медикам всё равно приходилось полностью стирать личность пострадавших девушек, чтобы те могли просто жить дальше, не оглядываясь на ужас воспоминаний.

Артис был бы рад любой суженой, но если бы его истинная пара оказалась жертвой, которую следовало беречь от собственных воспоминаний, всё оказалось бы значительно сложнее.

И всё же.

Артис злился из-за того, что всю работу сделал он, а личную награду — истинную пару— получил шотландский Альфа, унаследовавший и английскую часть стаи. А Альфа-самкам — тем самым, которые слезно просили его лично заняться этим проектом — им было просто «очень жаль».

Взяв большую чашку горячего капучино с ароматной молочной пенкой, я поблагодарила баристу и отправилась к примеченному мной заранее пустому уголку возле стены, где можно было не просто посидеть, но даже полежать на сумке в ожидании своего рейса.

Это была, конечно, авантюра: вместо того, чтобы просто вернуться домой в Лондон (отдохнуть или, наконец-то, отпраздновать свой день рождение с подругами в ресторане), я решила зачем-то отправиться в Латвию, чтобы посмотреть на Ригу — старый город.

Если честно, я сама не понимала, зачем туда еду: я никогда до этого не была в Латвии, у меня не было в этой стране никаких родственников или близких друзей… Мне просто захотелось.

Приспичило, как говаривала моя лучшая подружка, почти сестра и соседка по комнате в Вустеровском пансионе. Так приспичило, что это сумасбродство перебило даже мою ежегодную традицию праздновать свой день рождения здесь, в Париже, поедая вкусный блинчик с нутеллой на ступенях Монмантра.

Я ведь даже эту работу во Франции взяла для того, чтобы самой не платить за билеты: компания оплачивала и перелёт, и жилье, и все прочие расходы вплоть до медстраховки.

И вот нате — пожалуйста (опять Ольгино выражение), я зачем-то лечу в непонятную мне Ригу.

Привалившись к стене, я расположилась на мягком ковролине, радуясь, что на мне комфортные старые джинсы, а не те ужасные деловые костюмы, которые иногда пересылала мама. Н-да, мама… придется ведь ещё как-то объяснять свой порыв родителям, когда они позвонят меня поздравить.

Сделав большой глоток кофе, я с застарелой внутренней болью подумала о том, что вместо гордости я стала для матери и отца самым большим разочарованием в их жизни, так и не превратившись в одну из тех деловых особ, которые так нравились родителям.

Я закрыла глаза, отрешившись от искусственного света ламп.

Нельзя думать плохо о родителях.

За семь лет я побывала в самых разных местах нашей планеты. Видела, как от голода и недостатка чистой воды умирают дети; как трудно выживают брошенные своими родителями-алкоголиками несчастные малыши; и как совсем ещё школьники вынужденно работают недетские смены на фабриках, в ужасающих условиях.

По сравнению с этим, у меня было прекрасное детство. Собственная комната (где я почти не жила, так как ещё в самом детстве мама с отцом отправили меня учиться в частную школу — полный пансион), возможность учиться у лучших учителей; сбалансированная полезная еда и даже дорогие подарки вроде навороченных компьютеров и фотоаппаратов.

— Фотоаппараты сделали своё дело, — улыбнулась я своим воспоминаниям. — Только вместо безобидного хобби, это стало моей профессией.

Профессией, которую мои родители не принимали, но вынуждено с ней мирились. Прочем, мы никогда не были с ними особенно близки…

Если честно сказать, то мои отношения с родителями порой напоминали американские горки: с одной стороны, они отправили меня учиться в одну из лучших частных школ Великобритании, с другой — заперли в этой самой школе до восемнадцати лет, практически никогда не забирая домой ни на праздники, ни на каникулы.

Лишь однажды мать вызвала меня из школы, когда внезапно узнала, что моя соседка по комнате прекрасно говорит по-русски, и мало того, я также свободно отвечаю ей на этом языке. Этого факта моей любящей мамочке хватило, чтобы спешно забрать меня на две недели к себе в Оксфорд, а вернуть обратно уже в совсем другую комнату, на другом этаже.

Это было то, чего я тоже никак не могла понять: мама изо всех сил старалась забыть, что она родом из России.

Смешно сказать, но про её происхождение я узнала почти случайно, когда тайком от родителей покопалась в их документах. Мне было двенадцать, у меня был переходный возраст, и я всерьёз думала, что я удочеренный ребёнок. Всерьёз — потому что я была единственной девочкой, кого родители не забрали в тот год домой на Рождество.