Последняя акция - Ковалев Анатолий Евгеньевич - Страница 2

«Поиск» — любимое детище Буслаевой. Она организовала его на закате коммунистических времен и благодаря ему удержалась в своем кресле. Еще будучи инструктором обкома комсомола по профтехучилищам, она рьяно взялась за организацию «поискового движения» в области, выбила субсидии, привлекла к движению самых высоких военных и штатских чинов. Буслаевский «поиск» гремел на весь бывший Союз, и Галке были не страшны ветры перестройки. Вывеска на здании обкома сменилась: три буквы — ВЛК — убрали, оставили всего две — СМ, но деятельность Буслаевой в этом самом СМ приобретала все больший размах. Она сбросила с себя некоторые функции, мешавшие ей при комсомоле, оставила только «поиск» и организацию летнего отдыха для учащихся школ и ПТУ. В ее ведение полностью передали бывший летний лагерь «Восход» системы профтехобразования, в который она и устроила на все лето массовиком-затейником своего старого приятеля Юрия Соболева.

Они шли по Главной липовой аллее парка. Когда-то здесь каждый день проводились линейки — утром и вечером. Еще сохранилась трибуна с гербом Советского Союза, на ней обычно стоял начальник смены и принимал рапорты командиров отрядов.

Юра огляделся по сторонам.

— Ищешь кого-то? — улыбнулась Буслаева. — Небось уже какая-нибудь девчонка ждет в кустах, а я, старая дура, мешаю вам трахнуться?!

— Если ты старая, значит, и я старый. Мы ведь с тобой ровесники. Забыла?

— Помню. Ты меня, Юра, прости — я вчера звонила твоей Татьяне.

— Ну, зачем ты? — Соболев опускает голову.

— Спросила — не хочет ли она с тобой помириться? Все-таки двенадцать лет вместе — и на тебе!

— И что она?

— Что-что? Обругала меня и просила больше не беспокоить. Она меня и раньше недолюбливала, а вчера прямо как ужаленная…

— Не надо было звонить, Галя. Там уже все решено.

— Честно говоря, я хотела, чтобы она привезла сюда Анечку…

— На спектакль?

— И на спектакль, и вообще… Что ей делать в городе? Но твоя бывшая наорала на меня: «Это не твое собачье дело, где Анечка будет летом!»

— Так и сказала?

— Как ты с ней жил двенадцать лет?

Буслаева открыла калитку. Из белой «Волги» ей навстречу вышел шофер — лысый мужичок с клочьями седых волос над ушами. Он почтительно открыл перед Буслаевой дверцу машины, и та, погрузневшая за последнее время, плюхнулась на заднее сиденье.

— Да, совсем забыла… — Она пыталась перекричать мотор. — Звонил Миша Блюм, ты его еще помнишь?

— Конечно!

— Он приедет тебя проведать!

— Когда?

— В это воскресенье. Ну, пока! — Дверца захлопнулась.

— Пока! — крикнул он вслед улетающей «Волге» и вдруг услышал:

— Юрий Викторович, вас все ждут в столовой. Без вас не начинают. — Девочка стоит в тени лип, лица ее не видно.

«А вот и Ксюша! — думает про себя Соболев и оборачивается. — Нет, не Ксюша. Кто-то из братьев Жана…»

Он закуривает, делает несколько шагов по Главной аллее, и вдруг какая-то страшная мысль останавливает его. Он чувствует, как намокает от пота рубаха.

— Вы идете или нет? — Девчонке не терпится отведать сладкого торта.

— Знаешь, ты беги, — с трудом произносит он, — скажи, пусть начинают без меня.

Девчонка радостно кивает головой, и через миг только пятки ее сверкают в ночи. А Юра бросается к актовому залу.

— Какой дурак! Какой дурак! — шепчет он и никак не может вспомнить — открыл дверь в подвальную комнату или нет? Он так нервничал перед спектаклем, что мог и забыть. И что с того? Ксюша наверняка выбралась через люк, когда все кончилось, и сидит сейчас в столовой, пьет чай и проклинает забывчивого режиссера. А если нет? Если она все еще там, в подвале? Вдруг она сломала ногу, когда спускалась по лесенке, и не может выбраться наверх?

Он огибает актовый зал и дергает на себя дверь подвальной комнаты — дверь чуть не слетает с петель! Она была открыта — его совесть чиста. Юра включает свет.

— Ксения!

В ответ раздается «мяу!», и кот трется о его ноги.

Соболев замечает на столе бороду и усы Карабаса, а также выпачканный в гриме кусок ваты. Он выпроваживает кота и запирает дверь на ключ.

Буслаева не поскупилась, тортов хватило на всех — на артистов, на оба хора и на музыкантов оркестра.

— Что ты так долго? — Тренина подозрительно смотрит на Юру. — Девочки, налейте Юрию Викторовичу чаю!

Две или три из них бросаются к самовару, но опережает всех Ленка. Она ставит перед ним стакан и заискивающе смотрит в глаза.

— Я хорошо сегодня играла, Юрий Викторович? — Она и без грима похожа на кошку.

— Здорово. Молодец, — он хлопает ее по ладошке. Ленка исчезает и через миг приносит ему огромный кусок торта.

— Это вам, Юрий Викторович, самый большой! У Надьки изо рта вырвала!

— Ну зачем же? — Впервые за вечер Соболев улыбается, в его карих глазах загорается огонек. Он редко улыбается так. И всем становится легко от этой улыбки.

Ленка убегает «прислуживать» Элле Валентиновне, дирижеру оркестра. Элла беззаботно болтает с Трениной. Лариса явно не в духе, оглядывается по сторонам. Юра отмечает про себя, что хоровичка уже переоделась. На спектакле она была в голубоватом шифоновом костюме, а теперь на ней вечернее темно-фиолетовое платье, выгодно подчеркивающее ее стройную фигуру. Он смотрит на Ларису и ловит ее беспокойный взгляд. Недавно она сделала стрижку и выкрасила волосы под седину. Он смотрит на Ларису и думает — не влюбиться ли? Нет, он слишком давно с ней знаком, чтобы начинать роман.

Тренина направляется к нему. Он с удовольствием отмечает ее слегка небрежную, то ли кокетливую, то ли вызывающую походку. Черт! Где все это было раньше?

— Что с тобой, Юра? Ты сегодня сам не свой.

— А ты своя? Озираешься по сторонам. Ксюша пришла?

— Потому и озираюсь. — Она садится рядом. — Похоже, ты сильно ее обидел.

— Да в том-то и дело, Лариса, что я вовсе не обижал твою Монтсеррат Кабалье! Разве что из Принцессы превратил ее в Карабаса? Так только потому, что смотреть не мог на эту… Как ее?

— Надю.

— Да, Надю. Уж прости, она вообще никакая. И роль Принцессы тоже никакая — одна ария и полторы фразы в финале, а роль Карабаса характерная! Такая роль — мечта для любого актера…

— Но не для девочки десяти лет, Юра…

— Твоя девочка мне все нервы вымотала! То она боится крыс — и я оборудую ей подвальную комнату, провожу свет, сажаю несчастного кота, ставлю зеркало! Заметь, одно зеркало — на всех, а другое — у Ксюши в подвале! Она, видите ли, хочет выйти на поклоны без грима — пожалуйста! И после всего я хожу, как дурак, и думаю — чем Ксюшу обидел?! А вдруг я забыл открыть подвальную дверь и бедненькая Ксюша сидит взаперти? Бросаюсь туда как сумасшедший! Ничего. Дверь открыта. Борода и усы лежат на столе. Ксюши нет. — Закончив тираду, Соболев залпом допивает остывший чай.

— Успокойся, Юра. — Она кладет ему на запястье свою холодную руку, и он про себя отмечает, что ногти у Трениной накрашены не в тон платью. — Скажи, ты действительно разрешил ей выходить на поклоны без грима?

— Если бы она захотела отрезать мне голову, я бы ей тоже разрешил!

— Странно. А Ленка утверждает обратное. — Лариса, взмахнув пушистыми ресницами, долго смотрит ему в глаза.

— Я не сказал «нет». — Юра переводит взгляд с Ларисы на пустой стакан. — Я промолчал, а молчание — знак согласия, — говорит он. — Дрянная девка твоя Ксюша! Мне нет больше до нее дела! Если она дуется на весь мир, то я тут ни при чем! Неужели стоит из-за нее портить вечер?

— Пойдем к озеру, — предлагает Лариса, и в ее взгляде появляется что-то новое, но ему все равно, что у нее во взгляде.

— Я устал.

— Иди спать. — Она опускает свои пушистые ресницы.

— Иду. — Он медленно ковыляет к выходу. Она не смотрит ему вслед.

Он спал очень долго, ему снилась тысяча снов. Его трижды будили — ночью распелся сверчок под соседней кроватью, утром солнце заглянуло в окно и вот теперь… Он сначала не понял и вскочил машинально. Стучали в дверь.