Последняя акция - Ковалев Анатолий Евгеньевич - Страница 28

Так началась его секретарская работа. Юра в первые же дни проявил завидное рвение. К Новому году у него уже не было не состоящих на учете, а в конце декабря он организовал большой торжественный прием в комсомол. Он принял шестьдесят человек. Правда, восемь из них ему потом пришлось исключить.

— Молодец! — хвалили его Мартынова и Буслаева. А Юра, разочарованный в таком огульном приеме в комсомол, наивно просил урезать ему «перспективу».

— Юра, я тут ни при чем, — улыбалась его наивности Надя, — цифры мне спускает горком, а я распределяю их между училищами, исходя из численности организации.

После первого знакомства с Мартыновой ему всегда было странно видеть улыбку на ее лице.

Первая стычка между ними состоялась в сентябре, когда администрация училища назначила Соболева командиром уборочного отряда опять же в «горячие дни» постановки на учет.

— У тебя совесть есть? — тихо, сквозь зубы процедила Надя.

— А у тебя? — улыбнулся он ей в ответ. — Тамара по ночам не снится? — Они были в кабинете одни, и он думал, что после этих слов она выцарапает ему глаза. Надя же сделала вид, что не расслышала, и принялась отчитывать его за провал постановки на учет в более сдержанной манере.

Потом он узнал причину этой сдержанности. Оказывается, Юрино училище находилось на территории проведения районной «Зарницы».

Как-то за чашечкой кофе она рассказала ему о предстоящей игре и попросила в этот воскресный день быть на работе.

— И самое главное, — с какой-то дьявольской улыбкой добавила Надя, — после игры мы пойдем к тебе в училище. Приготовь нам два кабинета. Один, большой, для банкета — надо же отблагодарить офицеров воинской части, другой можно поменьше — для ребятишек. В этот день особо отличившихся я принимаю в комсомол.

— Для ребятишек подойдет комитет комсомола, — предложил Юра.

— Нет, — покачала она головой, — я не хочу тебя стеснять.

— Ты меня не стеснишь, я могу постоять в коридоре.

— «В коридоре», а говоришь, не стесню.

Он с трудом выпросил у директора комнату мастеров и кабинет эстетики.

Господа офицеры в компании двух дам — Мартыновой и Буслаевой, выжрали ящик водки. Юру смущали двое подростков, покорно ожидавших Мартынову у него в кабинете. Несколько раз она прибегала на нетвердых ногах и, убедившись, что те ее ждут, приказывала, брызгая слюной во все стороны:

— Ждите меня, молодогвардейцы! — после чего снова убегала к офицерам.

«Как она в таком виде собирается принимать их в комсомол? Позор! — негодовал про себя Юра, а потом вдруг задумался: — А почему они не зубрят Устав, как обычно это делают вступающие?» Вскоре за ними пришла едва волочившая ноги Мартынова. Офицеры разъехались. Галка Буслаева уселась напротив Юры и принялась болтать о всяких пустяках.

— Что она там с ними делает, с этими пацанами? — перебил ее не находивший себе места Соболев.

— Она лепит из них героев. Александров Матросовых, готовых в любую минуту закрыть своими телами огнедышащую амбразуру! — Галка залилась нервным смехом.

«Совсем пьяная», — подумал он.

Через год история повторилась. На этот раз он просил у директора лишь комнату мастеров, потому что при нем теперь всегда были ключи от актового зала — он жил театром, и его все меньше занимали текущие комсомольские дела.

Юра с интересом наблюдал за баталией, развернувшейся перед его окном. Воинская часть расщедрилась — из леса выехали два танка и даже дали холостые залпы на радость детворе. Пригнали настоящие походные кухни и кормили «солдат» и «медсестер» из котелков овсянкой с мясом и разливали в алюминиевые кружки обжигающий чай.

— У тебя все готово? — спросила запыхавшаяся Буслаева. Сопровождавший ее сержант бухнул на стол Соболеву ящик с водкой.

— Да, — ответил Юра, — только кабинета нет.

— Как нет? — испугалась Галка. — Мартынова тебя убьет!

— Я могу ей предоставить актовый зал.

— Ай, это без разницы! — махнула она рукой.

«Что-то здесь не так», — предчувствовал Соболев и отцепил от общей связки два ключа от гримерной. В гримерную можно было войти со сцены и с улицы, взобравшись по пожарной лестнице.

В сценарии ничего не изменилось — все те же лица. Вот только мальчики совсем другие — поразговорчивей прошлогодних. Правда, все разговоры о завершившейся «войнушке». Парни веселы и беспечны — так не ведут себя вступающие в комсомол. Он поит их чаем и узнает, что оба они из районного штаба «Зарницы», не первый день знают Мартынову и зовут ее запросто — Надя. Но главный вопрос, что они собираются делать у него в актовом зале, он все же не решается задать.

Юра видит, как разъезжаются машины с «нагрузившимся» офицерьем. В комитет влетает Галка, с ее стрекозиной мордочки не сходит пошловатая улыбка.

На пороге появляется Мартынова. В этом году она не так упилась, как в прошлом.

— Молодогвардейцы, за мной! — командует Надя и протягивает к Соболеву руку за ключами.

Он кладет ей в ладонь целую связку.

— Что это? — не понимает она.

— Ключи.

— От чего?

— От актового зала. Разберешься?

— О! Какая честь! — Надя делает ему реверанс и чуть не падает, теряя равновесие. Юра остается один на один с Буслаевой.

— Какая все же мерзость этот старый, лысый генерал-майор! Бр-р! — Она брезгливо трясет плечами. — Всю меня излапал, говнюк.

Юра встает со своего стула, берет заварочный чайник и хочет выйти за дверь.

— Куда? — преграждает ему путь Галка.

— Чай заварить.

— Сиди! — Она забирает у него чайник и ставит обратно на стол.

«Вот оно что. Я под домашним арестом!»

— А в туалет мне тоже нельзя? Или помочиться в окно?

— Ступай, — опускает она руки.

Он двумя прыжками взлетает на второй этаж, бежит по переходу в производственные мастерские, там вновь спускается вниз и выходит на улицу через черный ход, огибает училище, утопая в сугробах. А вот и пожарная лестница, ведущая в актовый зал. Ее нижняя ступенька довольно высоко над землей. Он хватается за «горячее» железо и, подтянувшись, закидывает ногу на ступеньку. Осторожно поднимается вверх, стараясь не наделать шума. Ладони жжет. Бесшумно поворачивает ключ в замке, и вот он уже в гримерной. Только здесь чувствует, как замерз. Свет не включает. На ощупь пробирается к окошку, ведущему на сцену. Под окошком стоит стул. Кто-нибудь всегда следит за тем, что происходит на сцене во время спектакля. Юра встает на стул, неслышно отодвигает стекло, рукой отстраняет бархатный занавес арьерсцены. В свете софитов он различает обнаженные тела. На матах, предназначенных для сценических трюков, лежит один из мальчиков. На нем сидит Мартынова и покачивает бедрами. Второй парень держит ее за плечи. Надя крепко сжимает его ягодицы и облизывает набрякший член. Юра не может оторваться от этой картины. Наконец он делает над собой усилие — задвигает стекло, слезает со стула и на цыпочках выходит.

— Видел? — спрашивает Буслаева, когда он возвращается.

Юра кивает в ответ.

— Надеюсь, ты не станешь трезвонить об этом на весь район? — Она берет его за руку. — Что это? Ты содрал кожу с ладони! Вот до чего доводит любопытство! Аптечка есть? Давай перевяжу…

Их с Буслаевой сдружила общая тайна. Теперь они понимали друг друга с полувзгляда, с полунамека.

В конце мая его вызвала в обком инструктор ПТУ Валерия и объявила, что он едет командиром отряда на комсомольскую смену в лагерь «Восход».

— Тебе будет нелегко, товарищ! — торжественно заверила его Антонина. — Ты единственный из шести секретарей вашего района едешь в лагерь. У двух ваших девиц в июне сессия, одну мы сняли за нерадивость, а две другие уходят в декретный отпуск. Это существенное упущение Нади Мартыновой.

— То, что девицы забеременели? — сострил Юра. Валерия криво улыбнулась, сама не понимая, как у нее так вышло.

— Чувство юмора тебе пригодится, товарищ! — Антонина по-доброму прищурила глаза, она ни от кого не скрывала, что Соболев ей нравится как вожак молодежи, и во время фронтальных проверок его училища, участившихся в последнее время, Валерия предпочитала пить с ним чай и беседовать о театре. — Честно говоря, Юра, у тебя самое дурацкое положение. Не знаю, о чем думает ваша Мартынова, но ты один на тридцать подростков.