Давай не отпускать друг друга (СИ) - Волкова Дарья - Страница 12

— Зачем? — Рита выставляла на стол сыр, колбасу, крекеры. — Варенье есть?

— Смородинное, вон слева. И малиновое рядом. Потому что клин клином вышибают! — назидательно ответила бабуля.

— А можно мне без клина? Я вареньем обойдусь, — Ритка щедро шлепнула варенье на хлеб с сыром.

— Вареньем ты сейчас обойдешься, — мудро ответила бабушка. — А если всю жизнь одиночество вареньем заедать — то диабет наживешь.

Ритка лишь фыркнула. А потом поперхнулась. Она вспомнила доктора Золотова.

— Какой вы цвет предпочитаете, Маргарита Николаевна?

— Цвет чего? — Ритка, помогая себе руками, села на кушетку.

— Буду плечо тейпировать, — не очень понятно ответил доктор Золотов. — Есть розовый, фиолетовый, зеленый.

— А… но… зачем? — растерянно спросила Рита. Что такое «тейпировать», она не знала. Что-то такое, кажется, слышала, но… — Тейпы — это же для похудения, нет разве? Или для красоты лица…

— Кинезио-тейпы — они для фиксации и поддержки, — вздохнул Золотов. — И для улучшения микроциркуляции в тканях, — а потом взял с полки упаковку. — Сделаем на три тейпа. Розовым. Из эстетических соображений.

Тут Ритке захотелось почему-то покраснеть. А доктор Золотов зашел со стороны спины и принялся клеить на Риткино плечо розовые полосы.

— Кто это тебе такую красоту сделал? — Алексей позвонил, когда Рита вертелась перед зеркалом в одном белье, разглядывая через плечо в отражении заковыристый рисунок розовых полос. А до этого она отправила фото плеча Мамаеву.

— Доктор Золотов, — похвасталась Рита. — А еще он сказал, что через неделю мне можно будет выходить на работу.

— Какой молодец доктор! — обрадовался Алексей. — Ждем, скучаем!

— Что, зашиваетесь? — виновато спросила Рита.

— Есть такое дело, — беспечно отозвался шеф. — Миха днюет и ночует тут.

— С меня причитается! — пообещала Рита.

— Он все деньгами получил, — фыркнул Алексей. — Но продохнуть парню надо дать. Его пару раз Тим подменял, но он же балбес, за ним глаз да глаз еще нужен, — это Алексей говорил про своего восемнадцатилетнего сына Тимофея.

— В понедельник буду!

— С этими розовыми лентами, — хмыкнул Мамаев.

— Это уж какие доктор налепит, — рассмеялась Рита. — У него там есть выбор.

— Слушай, надо и мне доехать до доктора, пусть он мне на жопе слово «вечность» напишет этими лентами!

— Зачем там-то? — снова рассмеялась Рита. Оказывается, она успела соскучиться — по шефу, по Мишке, по работе. Совсем одичала тут дома.

— Ну у меня же поясница! — назидательно ответил Мамаев. — А там все рядом. Слушай, а этот Золотов — он не хлюпик? — обеспокоился вдруг шеф. — Нормальный габаритный мужик, меня промнет?

Ритка вздохнула. С габаритами у доктора Золотова полный порядок. Всесторонний.

— Не хлюпик, — уверила Рита шефа. — Крупногабаритный.

— Отлично! — обрадовался Мамаев. — Значит, надо все же дойти до него. Ладно, Ритуль, давай, поправляйся окончательно и выходи. Ждем с нетерпением.

— Договорились.

— Сегодня я вам покажу новое упражнение. Свободы в движениях плеча уже для него достаточно. Маргарита Николаевна, будьте любезны, примите коленно-кистевое положение.

Ритка сначала не поняла, потом сообразила. Краснеть себе запретила и приняла то положение, которое доктор велел.

А доктор вздохнул.

— Маргарита Николаевна, коленно-кистевое, — последнее слово он произнес почти по слогам.

— А я какое?! — немного смущенно, а потому раздраженно отозвалась Рита.

— А это — коленно-локтевое. Есть разница. Существенная.

Тут у Ритки запылала щеки. Ой, ну как же она… Чем же она думает-то… И она спешно поставила руки на кисти.

— Отлично. А теперь слушайте меня внимательно…

— Леша, меня выпустили из сумасшедшего дома!

Из трубки раздался громкий смех.

— Ура! Я закажу по этому поводу завтра пиццу.

— Люблю свою работу, — мечтательно выдохнула Рита. — Чур пицца гавайская!

— Узнаю Марго, уже начала качать права, — снова рассмеялся Мамаев. — Будет тебе гавайская. Ждем тебя завтра, Миха тоже приедет, ему надо тебе бухгалтерию сдать.

— До завтра, любимый шеф!

Рита отложила телефон. Улыбка еще какое-то время держалась на ее лице, а потом сползла. Здорово, конечно, что жизнь налаживается. И не от слова «лажа». Плечо не болит и почти вернулось в рабочее состояние. Скоро на работу — а Рита принадлежала к той счастливой категории людей, которые любили свою работу и шли на нее с радостью. И Роман не надоедал. И родители все поняли и смирились. И все вроде бы в жизни благополучно — ничего не болит, немного отдохнула, скоро на любимую работу.

Все хорошо. Но откуда-то исподтишка накатывает грусть. Когда вспоминает начало сегодняшнего дня, двенадцать часов пополудни, последний прием у доктора Золотова. Как он ее похвалил, что она молодец, что дисциплинированный пациент, и что упражнения надо делать, и будьте здоровы, Маргарита Николаевна, и если что — звоните, приходите на прием, и всего наилучшего. И на диванчике у стены в коридоре уже ждет следующий пациент — миниатюрная хорошенькая блондиночка. И он тоже будет ей говорить «Раздевайтесь», наверное, шутить и что-то рассказывать про свою богатую на разные, подчас курьезные случаи практику, проводить ликбез про опорно-двигательный аппарат и работу связок, мышц и сухожилий, сетовать на погоду.

И его волшебные руки будут трогать эту тоненькую хорошенькую девушку. А Риту — уже нет.

Горечь от этой мысли Ритку изумила. И она себе сделала внушение. Это доктор. Хороший доктор. Просто очень хороший доктор. И все. А то, что было в вечер их первой встречи — это случайность, и ее надо забыть. Завтра — работа, Мамаев, Миха, жизнь возвращается в привычный ритм. В котором уже не будет Романа. К счастью.

И в которой не будет доктора Золотова.

К большому Риткиному огорчению.

Но с этим придется смириться. Его придется забыть.

Он запомнил намертво все ее комплекты белья. Ярко-розовый, черный, белый — два белых, если точнее, бежевый — один. Мог все детали обрисовать, если бы его какой-то извращенец-фетишист спросил. Да он сам-то, сам чем лучше этого гипотетического извращенца?

Никогда в профессиональной жизни Игоря Золотова не случалось подобных эксцессов. Среди его пациентов были разные люди. Мужчины и женщины, молодые и пожилые, худые и толстые. Он даже с детьми работал, хотя предпочитал взрослых, но иногда сильно просили. А среди женщин бывали красивые. Наверное, были. Да наверняка. Игорь просто на это никогда не обращал внимания. Для него пациент — всегда задача, которую надо решить. Руки, ноги, позвоночник, мышцы, связки. Сложный механизм, в котором что-то разладилось, и надо понять — что именно, и запустить функционирование в нормальном режиме. Так всегда и было. До Маргариты Николаевны Колосовой.

Он специально называл ее по имени-отчеству. Чтобы себя отрезвить и привести в чувство.

Только вот не получалось. И все время приходилось себя одергивать. И все время в голову лезли непрошенные мысли и воспоминания.

Надо же, назвалась тогда своим настоящим именем. А ведь он подумал, что это имя ей подходит. В ней было что-то… как ни глупо звучит — королевское. Как и у ее имени. Точеные черты лица, холодные светлые глаза, ровная спина. И тело. Очень красивое тело.

И нельзя сказать, что красивых женщин Игорь не видел. Или что не делил с ними постель. Женским вниманием он обделен не был, и если хотел — мог выбрать. Но тут сложилась такая идиотская ситуация… вот по-другому не скажешь — именно идиотская. Смотреть — смотри, трогать — трогай. Но только смотри как врач, и трогай как врач.

А не получалось!

То есть получалось, но колоссальным напряжением силы воли. Потому что у него на кушетке лежал не биомеханический комплекс, который надо было починить и запустить в правильном режиме. А девушка. Которая раньше лежала под ним, обнимала его руками, обхватывала ногами, которая двигалась с ним, стонала, целовала взахлеб и впивалась пальцами в плечи. И было с ней очень сладко и жарко. И руки помнили, как идеально помещается в ладони ее грудь, какие у нее нежные и чувствительные соски, которые теперь иногда выглядывают краем ореолы из-под выреза бюстгальтера при неловких движениях. Он видел все, что скрывалась под ее розовыми, черными, белыми и бежевыми компактами белья. Ну — почти все видел — до кое-каких мест не успел добраться, слишком хотел ее. Но он трогал это все!