Графиня де Шарни. Том 2 - Дюма Александр - Страница 45

• Предыдущая
• 45/175
• Следующая

— От тех же людей, которые мне рассказывают, о чем говорится в письмах, которые пишет ваше величество.

— Неужто мы даже думать ни о чем не можем без того, чтобы наши мысли сейчас же не становились известны?

— Я вам уже сказал, ваше величество, что европейские монархи опутаны невидимой сетью, благодаря которой всякое сопротивление бесполезно. Не противьтесь, ваше величество: примите идеи, которые вы пытаетесь отринуть, и сеть обратится в броню; те, кто вас ненавидит, станут вас защищать; а угрожающие вам кинжалы превратятся в шпаги, готовые поразить ваших врагов!

— Вы забываете, что те, кого вы называете нашими врагами, на самом деле являются нашими братьями-монархами.

— Ах, ваше величество! Да назовите же хоть раз французов своими детьми, и вы увидите, как мало для вас значат ваши братья в политике и дипломатии! Кстати сказать, не кажется ли вам, что все эти короли, все эти принцы отмечены роковой печатью, печатью безумия? Начнем с вашего брата Леопольда, одряхлевшего в сорок четыре года, перевезенного вместе со своим тосканским гаремом в Вену, разжигающего свои угасающие способности убийственными возбуждающими средствами, которые он сам себе готовит… Вспомните Фридриха, взгляните на Густава; один — мертв, другой умрет, не оставив наследника, — потому что всем известно, что наследник шведского престола — сын Монка, а не Густава… Возьмите, к примеру, короля Португальского с его тремястами монашками… Взгляните на короля Саксонского с его тремястами пятьюдесятью четырьмя внебрачными детьми… Посмотрите на Екатерину, эту северную Пасифаю

, которой и быка будет мало, у нее три армии любовников!.. Ах, ваше величество, неужели вы не видите, что все эти короли и королевы идут в бездну, в пропасть, к самоубийству, а вы, если бы только вы захотели!.. Вместо того, чтобы идти вместе с ними к самоубийству, в пропасть, в бездну, вы стали бы владычицей мира, вы стали бы во главе всемирной монархии!

— Почему же вы не скажете всего этого королю, господин Жильбер? — неуверенно спросила королева — Да говорил я ему, Боже мой! Но у него, как и у вас, тоже есть дурные советчики, они и разрушили то, чего мне удалось добиться.

Он продолжал в невыразимой печали:

— Вы пользовались услугами Мирабо, теперь пользуетесь услугами Барнава; после них вы будете пользоваться моими услугами, вот и все.

— Господин Жильбер, подождите меня здесь… — попросила королева. — Я зайду на минуту к королю и сразу же вернусь.

Жильбер поклонился; королева прошла мимо него и вышла в дверь, которая вела в комнату короля.

Прошло десять минут, четверть часа, полчаса; наконец дверь отворилась, но не та, через которую вышла королева.

Это был привратник. Беспокойно оглядевшись, он подошел к Жильберу, сделал масонский знак, вручил письмо и удалился.

Жильбер вскрыл письмо и прочитал следующее:

«Ты попусту теряешь время, Жильбер: в эту самую минуту король и королева принимают прибывшего из Вены г-на де Бретея, который привез им следующий политический план:

«Сделать из Барнава второго Мирабо; выиграть время, присягнуть в верности Конституции, выполнить ее буквально, дабы показать, что она неисполнима. Франция успокоится, соскучится; французы — народ легкомысленный, они увлекутся какой-нибудь новой модой, и разговоры о свободе стихнут сами собой.

Если увлечение свободой все-таки не кончится, то будет тем не менее выигран целый год; а за год мы успеем подготовиться к войне».

Оставь же этих двух обреченных людей, которых еще называют по привычке королем и королевой, и сейчас же отправляйся в госпиталь Гро-Кайу; там ты найдешь умирающего, менее безнадежного, чем они; возможно, тебе удастся его спасти; этих же двоих ты не спасешь, а вот они увлекут тебя за собой в бездну!»

Подписи не было; но Жильбер узнал почерк Калиостро.

В это время вошла г-жа Кампан, на сей раз — через ту же дверь, в какую вышла королева.

Она передала Жильберу записочку, составленную в следующих выражениях:

«Король просит г-на Жильбера представить в письменном виде политический план, который он только что изложил в разговоре с королевой.

Королеву задержало неотложное дело, она весьма сожалеет, что не может вернуться к г-ну Жильберу; ему не следует ее ждать».

Жильбер прочел, на минуту задумался и, покачав головой, прошептал:

— Безумцы!

— Не угодно ли вам, сударь, что-либо передать их величествам? — спросила г-жа Кампан.

Жильбер протянул камеристке только что полученное письмо без подписи.

— Вот мой отпет! — молвил он и вышел.

Прежде чем последовать за Жильбером в госпиталь Гро-Кайу, куда призывают его заботы о незнакомом больном, порученном ему Калиостро, бросим последний взгляд на Учредительное собрание: оно вот-вот распадется после принятия Конституции, от которой зависит сохранение королем своих полномочий, — и посмотрим, какую выгоду извлечет двор из этой роковой победы 17 июля, за которую два года спустя заплатит жизнью Байи. Мы вернемся к героям этой истории, которых мы на время упустили из виду, когда они закружились в вихре политических событий, вынудивших нас показать читателям уличные беспорядки, а в такое время — не до отдельных личностей, они уступают место толпе.

Мы видели, какой опасности подвергался Робеспьер: лишь благодаря вмешательству столяра Дюпле ему удалось избежать триумфа, который мог бы кончиться для него весьма плачевно.

Пока он ужинает в семейном кругу в небольшой выходящей во двор столовой в обществе главы семейства, его супруги и двух дочерей, друзья Робеспьера, узнав об угрожавшей ему опасности, беспокоятся за его судьбу.

В особенности — г-жа Ролан. Будучи натурой по-настоящему преданной, она забывает о том, что ее видели и узнали, когда она стояла на алтаре Отечества, и потому подвержена не меньшему риску, чем остальные. Она собирает у себя Робера и мадмуазель Кералио; узнав, что Национальное собрание должно той же ночью составить обвинительный акт против Робеспьера, она отправляется в Маре, чтобы предопредить его, и, не застав его дома идет на набережную Театен к Бюзо.

Бюзо — один из поклонников г-жи Ролан; она знает о своем влиянии на этого человека. Потому она и решает к нему обратиться.

Бюзо сейчас же пишет записку Грегуару Если в Клубе фельянов на Робеспьера станут нападать, его будет защищать Грегуар, если на Робеспьера станут нападать в Собрании, там его защитит сам Бюзо.

Это тем более благородно с его стороны, что он недолюбливает Робеспьера.

Грегуар пошел в Клуо фельянов, а Бюзо — в Национальное собрание: никто не намеревался обвинять ни Робеспьера, ни кого бы то ни было еще.

Депутаты Собрания и фельяны были напуганы собственной победой и удручены кровавым шагом, который они сделали навстречу роялистам. За неимением обвинений против отдельных личностей было выдвинуто обвинение против клубов; один из членов Национального собрания потребовал их немедленного закрытия. Можно было предположить, что это предложение будет встречено единодушным одобрением, но нет: Дюпор и Лафайет выступили против, ведь это означало бы закрытие Клуба фельянов. Ни Лафайет, ни Дюпор еще не потеряли веры в то, что Клуб дает им в руки сильное оружие. Они полагали, что фельяны заменят якобинцев и будут владеть умами во всей Франции.

На следующий день Национальное собрание получило сразу два донесения: от мэра Парижа и от командующего Национальной гвардией. Все хотели быть введенными в заблуждение: разыграть комедию оказалось делом нехитрым.

Командующий и мэр доложили о неслыханных беспорядках, которые им выпало подавить, — об утренней расправе и о вечерней стрельбе, хотя эти два события не имели ничего общего; о грозившей королю. Национальному собранию и всему обществу опасности, хотя они лучше других знали, что никакой опасности не существовало Национальное собрание поблагодарило их за энергичные действия, которые они и не думали предпринимать, поздравило их с победой, которую каждый из них в глубине души оплакивал, и возблагодарило небеса за то, что было позволено одним ударом покончить и с восстанием и с восставшими.

• Предыдущая
• 45/175
• Следующая