Графиня де Шарни. Том 2 - Дюма Александр - Страница 61

• Предыдущая
• 61/175
• Следующая

— Хорошо, господин Бийо, — одобрил Питу.

— А теперь вот что, — продолжал Бийо, — на гумне — зерно, необходимое для сева; в амбарах — солома, сено и овес для лошадей, а вот в этом ящике — деньги на содержание и пропитание работников.

Бийо выдвинул ящик, битком набитый деньгами.

— Погодите, погодите, господин Бийо! — остановил его Питу. — Сколько в этом ящике?

— Понятия не имею, — отвечал Бийо, задвигая ящик. Заперев ящик, он передал ключ Питу со словами:

— Когда деньги кончатся, попросишь у меня еще. Питу понял, какое безграничное доверие заключалось в этих словах; он хотел было на радостях обнять Бийо, но вдруг спохватился, что это было бы чересчур смело с его стороны.

— Простите, господин Бийо, — молвил он, — тысячу раз простите!

— За что ты просишь прощения, друг мой? — смягчившись, спросил Бийо. — За то, что один честный человек протянул руки и хотел обнять другого честного человека? Иди сюда, Питу! Обними меня!

Питу бросился фермеру в объятия.

— А если я вам понадоблюсь там?.. — робко спросил он.

— Будь спокоен, Питу, я о Тебе не забуду. Потом он продолжал:

— Сейчас два часа; в пять я уезжаю в Париж. В шесть ты можешь привести сюда женщину, которую выберешь себе в помощницы.

— Отлично! — кивнул Питу. — Не будем терять времени! До свидания, дорогой господин Бийо.

— До свидания, Питу! Питу поспешил прочь.

Бийо Провожал его взглядом до тех пор, пока тот не скрылся из виду, потом проворчал:

— И почему моя Катрин влюбилась не в такого вот славного парня, а в подлеца, оставившего ее безмужней вдовой и с ребенком на руках?

Итак, в пять часов Бийо сел в дилижанс, отправлявшийся из Виллер-Котре в

Открытие Законодательного собрания было назначено на 1 октября 1791 года.

Бийо вместе с другими депутатами прибыл в столицу в конце сентября.

Новое Собрание насчитывало семьсот сорок пять членов; среди них — четыреста адвокатов и законников, семьдесят два литератора, газетчика, поэта, семьдесят священников-конституционалистов, то есть присягнувших Конституции. Остальные двести три члена Собрания были землевладельцы или фермеры вроде Бийо, одновременно землевладельцы и фермеры, а также люди свободных профессий и даже ремесленники, Характерной чертой новых депутатов была молодость: большую часть среди них составляли люди не старше двадцати шести лет; можно было подумать, что Франция послала своими представителями новое незнакомое поколение, чтобы решительно порвать с прошлым; шумное, бурное, революционно настроенное, оно пришло развенчать традицию; почти все они были людьми образованными: одни как мы уже сказали, поэты, другие — адвокаты, третьи — химики; они были полны энергии и благородства, необычайно остроумны, бесконечно преданны идее, но совершенно не разбирались в государственных делах, были неопытны, многословны, легкомысленны, любили поспорить и потому несли с собою то великое и пугающее, что зовется словом «неизвестность».

В политике неизвестность всегда вызывает беспокойство. За исключением Кондорсе и Бриссо почти у каждого из этих людей можно было спросить: «Кто вы такой?»

В самом деле, куда девались светочи или хотя бы просто факелы Учредительного собрания? Где были Мирабо, Сиейесы, Дюпоры, Байи, Робеспьеры, Барнавы, Казалесы? Все куда-то исчезло.

Всего несколько редких седых голов можно было приметить среди этих пылких юнцов и черноволосых молодых мужчин, представлявших новую Францию.

Красивые головы, достойные революционной гильотины! Почти все они и полетели с плеч долой!

Кроме того, назревала гражданская война, чувствовалось приближение иноземных войск; все эти молодые люди были не просто депутатами; это были воины Жиронды, которые после объявления войны вызвались все до единого, от двадцатилетнего юнца до пятидесятилетнего мужчины, встать на защиту границ: Жиронда высылала свой авангард.

В этом авангарде были такие, как Верньо, Гаде, Жансоне, Фонфред, Дюко; все они составляли ядро Жиронды, давшей название известной партии, которая, несмотря на свои промахи, не может не вызывать симпатии благодаря трагической судьбе ее членов.

Родившись в огне войны, они сразу выходили, словно почуявшие схватку борцы, на кровавую арену политической битвы.

Достаточно было увидеть, как шумно они занимали свои места в Палате, чтобы почуять в них грозовое дыхание надвигавшихся 20 июня, 10 августа и 21 января.

Правого крыла более не существует вовсе: правые упразднены; следовательно, не существует и аристократов.

Все Собрание дружно объявило своими врагами аристократов и священников Если те будут оказывать сопротивление, члены Собрания получили мандат сломить его.

Что касается короля, то отношение к монарху оставили на совести депутатов; его жалеют; выражается надежда, что ему удастся избежать тройного напора — королевы, аристократии и духовенства; если же он станет их поддерживать, его сметут вместе с ними.

Бедный король! Его больше не называют ни королем, ни Людовиком XVI, ни Величеством; его зовут «исполнительной властью».

Первое, что сделали депутаты, войдя в совершенно не знакомый им зал, — стали озираться.

С каждой стороны находилось по отдельной трибуне.

— Для кого эти две трибуны? — спросили сразу несколько голосов, — Для бывших депутатов, — отвечал архитектор.

— Ого! — пробормотал Верньо. — Что это значит? Какой-то цензурный комитет! Законодательное собрание — это палата представителей нации или школьный класс?

— Давайте подождем, — предложил Эро де Сешель, — мы увидим, как поведут себя наши хозяева.

— Привратник! — крикнул Тюрио. — По мере того, как они будут входить, говорите им, что в Собрании есть человек, едва не сбросивший коменданта Бастилии вниз со стены, и что зовут его Тюрио.

Спустя полтора года этого человека называли Цареубийцей.

Первым актом нового Собрания было отправить депутацию в Тюильри.

Король имел неосторожность выслать вместо себя одного из министров.

— Господа! — объявил тот. — Король не может вас сейчас принять; приходите в три часа.

Депутаты удалились.

— Ну что? — полюбопытствовали остальные члены Собрания, видя, как скоро депутация вернулась назад.

— Граждане! — отвечал один из депутатов. — Король не готов, и у нас есть впереди три часа.

— Отлично! — крикнул с места безногий Кутон. — Воспользуемся этими тремя часами. Я предлагаю упразднить титул величество.

В ответ грянуло дружное «ура!»; титул «величество» был единодушно отменен.

— Как мы будем называть отныне исполнительную власть? — спросил чей-то голос.

— Мы будем ее называть королем французов. — отвечал другой голос. — Это вполне подходящий титул, пусть господин Капет довольствуется им.

Взгляды всех присутствовавших устремились на человека, назвавшего короля Франции господином Капетом

.

Это был Бийо.

— Пусть будет король французов! — одобрило большинство собравшихся.

— Погодите! — остановил Кутон. — У нас есть еще два часа. Я хочу внести новое предложение.

— Давайте! — закричали все.

— Я предлагаю, чтобы все встали, когда король войдет, но потом пусть все сядут и наденут шляпы.

Зал словно взорвался: крики одобрения были столь неистовыми, что их можно было принять за возмущение.

Наконец, когда вновь наступила тишина, стало понятно, что все согласны.

Предложение было принято.

Кутон взглянул на часы.

— У нас есть еще час, — молвил он. — Я хочу внести третье предложение.

— Говорите! Говорите! — раздалось со всех сторон — Я предлагаю, — продолжал Кутон слащавым голосом, который при случае мог кого угодно напугать до смерти, — я предлагаю, чтобы король сидел не на троне, а в обычном кресле.

Дружные аплодисменты не дали оратору договорить — Погодите, погодите, — поднял он руку. — Я еще не кончил.

Все сейчас же смолкли.

— Я предлагаю, чтобы кресло короля стояло слева председателя.

• Предыдущая
• 61/175
• Следующая