Вираж бытия (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич - Страница 18

– Увы, – пожал плечами Фрунзе. – Осведомитель был известен тому бандиту, что умер. Может этот и врет. Но, тут даже если выбить признания, все равно – после всей этой шумихи осведомитель заляжет на дно. Или в бега отправится. Или заказчик покушения его сам убьет.

Феликс молча покивал головой.

– Они считали, что в автомобиле едет нэпман с крупной суммой денег. Золотом. К делу они готовились загодя. Третьего дня перебрались на хату поближе к дороге. Я как раз три дня назад оформил себе двухдневный отпуск для отдыха в санатории «Сокольники».

– Что? – оживился Дзержинский.

– Я отдал распоряжение своему секретарю перенести все свои встречи и совещания с указанных дней, а также зарезервировать для меня номер в санатории. Работы очень много. И когда тебя дергают постоянно сложно на чем-то сосредоточиться. Вот я и отправлялся – побыть в тишине и поработать над планом реконструкции РККА.

– Секретарь, значит.

– Не факт. Я мог выехать в санаторий разными маршрутами. Я уже посмотрел карту. К санаторию было несколько магистральных подъездов с удобными местами для засад. О том, что я выезжаю от наркомата и двинусь именно по Русановской улице стало ясно буквально за несколько минут для начала движения.

– Кто об этом знал?

– Всего несколько человек. Я уже сообщил о них сотрудникам ГПУ. Они отправились их проверять. Также я отправил людей на ту хату уголовников – осмотреть все и обыскать. Плюс на телефонную станцию. Промежуток времени небольшой от моего выезда до нападения. И выяснить кто-куда звонил из наркомата и прилегающих домов не так сложно. По выявленным адресам можно будет потом отработать. Хотя телефонистки могли и не запомнить кто куда звонил. Столица. Звонков много. Но мало ли? Вдруг повезет?

– Прилегающим адресам?

– А почему нет? Общую информацию о факте бронирования номера они могли узнать по разным каналам. Даже из самого пансионата. Уверен, там суета и толчея. И все знают о том, что я приеду. Просчитать вероятные маршруты – невеликая сложность. Поэтому посадив своего наблюдателя в ближайшем доме к наркомату можно отслеживать поездку.

– И возле квартиры могли тогда сидеть.

– Разумеется. Но их не вычислить. Судя по всему, кто-то координировал деятельность уголовников. Кстати, по звонкам, которые поступали на хату, я тоже попросил собрать сведения. Вряд ли на нее звонили напрямую. Опасно. Скорее всего наблюдатель сообщил координатору и тот выдвинул уголовников на позицию.

– Понимаю. Согласен. – закивал Дзержинский. – Тебе бы в нашем ведомстве работать.

– Я бы с удовольствием. Дело архиважное. Но кто армией то станет заниматься? Там ведь тоже бардак и разброд с шатаниями. Силком заставляю себя спать. Работы безумно много. А еще деятельные дураки… бюрократы…

– Везде одно и тоже… – мрачно констатировал Феликс, обреченно покачав головой.

– Ты плохо выглядишь.

– Сплю мало. Да и Пятаков с компанией совершенно достал. Он душит ВСХН, саботирует все, что может. А тронуть нельзя. Еще и Каменев со своей бюрократией.

– Каменев просто загнан в отчаянное положение. Заложник ситуации. А вот Пятаков… то да. Слышал о том, как Каганович на Украине воет?

– Нет. А что там?

– Сцепился с местными товарищами.

– А… это…

– И Пятаков из их компании. И не только он. Ох чую скоро искры той драки и до Москвы доберутся. Каганович упорный и упрямый. Просто так не отступит. Да только украинская партийная организация слишком важна для единства всей партии. Задачка. Мда. Ты бы отдыхал больше.

– Когда отдыхать-то? Я просто завален работой.

– Сердце не выдержит и умрешь. А кто ГПУ управлять будет? Ты же видишь – мне их пинками пришлось направлять. Совсем своего дела не знают. Ты уйдешь – и все. Кранты.

– Так уж и кранты?

– Мне сейчас РККА нужно срочно приводить в боеспособное состояние. Это не только работа с людьми, но и производство. С ним, я думаю, ты сам знаешь как все обстоит. Вот я выборочно по одному заводику прошелся намедни. Составил список людей из числа технической интеллигенции, которые за последние пару лет оказались под ударом. И опять же выборочно проверил.

– Проверил?

– Запросил дела. Мне не отказали. Все-таки моего наркомата заказы выполняли эти люди. И внезапно оказалось, что в пяти случаях из пяти дела как такового не имелось. Либо донос, либо донос и признание. Доказательств же – ноль.

– А признание разве не доказательство?

– Нет конечно, – грустно улыбнулся Фрунзе. – Если человек слаб духом, то его легко заставить подписать все что угодно. А если перед этим хорошенько обработать в камере, то он, ради прекращения этих мучений и публично во всем признается. И в том, что лично перебил всех мамонтов в палеолите, и во взятии Бастилии, и так далее. Человек слаб. И признание по сути не является доказательством. Слова нужно проверять. Вдруг он себя оговаривает чтобы кого-то выгородить? Или еще какие обстоятельства имеются?

– Тебя послушать, то они все невинные овечки. – недовольно скривился Дзержинский. – Революция должна себя защищать.

– Без всякого сомнения. – согласился с ним Фрунзе. – В том числе и от вредителей, очковтирателей и прочей подобной братии. Ознакомившись с делами я вернулся на производство. И пообщался с людьми. Выяснилось, что в первом случае на старшего смены написал донос его подчиненный – рабочий. Ему не нравилось, что тот шпынял его за брак и явку на работу в пьяном виде. Новый начальник смены был в курсе инцидента и просто игнорировал этого деятеля, который стал теперь бездельничать и ходить королем. Мы с тобой падаем от усталости, а он – филонит. Каково? Его, кстати, я в пьяном виде застал у станка, который он намедни испортил. Чтобы из-за простоя ничего не делать. В который уже раз. Ну а что? Зарплата идет, наказать нельзя, а работы нет. Чем не сказка? Во втором случае – это был донос заместителя, который таким образом подсидел своего начальника. В третьем…

– Довольно, – отмахнулся Феликс с явным раздражением.

– Я потому и говорю – уже сейчас творится какой-то кошмар. Просто потому что ты перегружен и не можешь этих деятелей нормально проконтролировать. А что будет если ты умрешь? Очковтирательство и фабрикация дел превратиться в основную практику? ГПУ войдет в смычку с уголовниками и станет их силовым крылом? Или …

– Чего ты добиваешься? – прорычал Дзержинский, перебивая собеседника.

– Я хочу, чтобы ты занялся своим здоровьем. Потому что мне страшно от одной мысли о том, какая вакханалия начнется, если ты уйдешь.

– Я слышал твое выступление на съезде. Ты умеешь нагнетать.

– Нагнетать? Ты верно шутишь! Пять дел, взятых мной наобум оказались сфабрикованы! Обычное очковтирательство! А ведь эти клоуны наверняка отчитались, что поймали вредителей или даже шпионов. В то время как по факту покушения на меня ничего не сделано. Советского наркома хотели убить – а эти пни не мычат, не телятся уже два месяца. Жену мою убили. Что сделано? Ничего. Квартиру ограбили. Опять глухо. Теперь вот новое покушение…

Дзержинский сверкнул глазами, поиграл желваками, но промолчал.

– Я боюсь. Не за себя. За дело наше. Потому что вижу – враг поселился в самом сердце революции. А ты себя целенаправленно в гроб загоняешь. Ты что творишь?! Ты на себя в зеркало давно смотрелся? Ты – честный и ответственный коммунист. Ты разве не понимаешь, что тебя специально сводят в могилу? Сначала нагрузили как лошадь. Ты конечно очень работоспособен, но всему же есть предел! А дальше…

– И что же дальше? Ты продолжай.

– Продолжать? Дальше будет все проще и одновременно сложнее. Убить главу ОГПУ сложно. Ты тертый калач. Бдительный. Поэтому враги зашли с другой стороны. Начали травить тебя морально. Изводить. Сживать со свету в прямом смысле слова. Ведь как только ты ляжешь в землю, ряду товарищей, которые совсем не товарищи, будет кратно проще проворачивать грязные делишки… В том числе – твоим подчиненным. Которым такой начальник совсем не нужен! Им бы кого менее принципиального и сговорчивого. Серьезно. Займись собой. На тебя смотреть больно. Феликс – это война! Новая, серьезная война. Черт побери! Ты нужен мне! Потому что я ничего не сделаю с армией без тебя. Или ты думаешь, что они не сорвут производство и научно-конструкторскую деятельность? Уже срывают! Я только копнул – и такое говно. Проклятье! Это просто проклятье какое-то… Сделать революцию. Победить в Гражданской. И вот так все просрать…