Он уходя спросил (адаптирована под iPad) - Акунин Борис - Страница 2

Описывая, как у нас устроены антропометрическая и дактилоскопическая экспертизы, как оборудована химическая лаборатория и как убыстрило регистрационный процесс использование перфокарт, я следил за лицами слушателей и читал на них живейшее внимание. В зале сидели опытнейшие полицейские деятели европейских, американских и азиатских стран. Я знал, что в чем-чем, а в полицейской работе моя держава находится на передовом рубеже прогресса. Тут было чем гордиться, в том числе и лично мне.

Разумеется, передо мной были только мужские лица. И вдруг, на пятой или шестой минуте моего доклада, в дверь заглянула молодая дама. Я подумал, что она ошиблась дверью и сейчас удалится, но женщина прошла в зал и села на третий ряд.

Теперь я все время невольно поглядывал на нее. Среди усатых и бородатых физиономий, среди темно-серых, коричневых и черных сюртуков, светлое платье и женское лицо не могли не выделяться.

Какое впечатление на меня произвела Мари при первом взгляде?

Кажется, не особенно хорошее.

Я немного раздражился, что на заседание проникла посторонняя особа. И мне не понравилось, что светлые волосы дамы обрезаны выше плеч. Скоро такой фасон войдет у женщин в повсеместную моду, но в четырнадцатом году короткую стрижку носили только суфражистки и феминистки, а я и к тем, и к другим относился неодобрительно.

Мой взгляд на равенство полов был простым. Мужчина должен быть мужчиной, женщина – женщиной. И точка. То, что хорошо в мужчине, плохо в женщине – и наоборот. Женственный, то есть впечатлительный, эмоциональный, податливый мужчина жалок. Мужественная, то есть толстокожая, рассудочная, напористая женщина отвратительна. Смысл того, что Высшая Сила или природа (лично я верю в природу) разделила homo sapiens на две половины, именно в этом – чтобы одна компенсировала недостатки другой. Функция мужчины – рисковать, первооткрывательствовать, идти напролом; функция женщины – осваивать полезные открытия и отвергать опасные, цивилизовать и одомашнивать жизнь. Я даже не знаю, чья миссия важнее.

Как она выглядела, Мари?

Невысокая, стройная, с очень сдержанными, экономичными движениями. Лицо идеально красивое, как у античной статуи – и такое же холодное, безо всякого выражения, будто пустое. Взгляд голубых глаз внимателен, бесстрастен. На высоком лбу, ровно посередине, маленькая родинка – единственная неправильность этого мраморного лика. Одежду вспомнить не могу. Что-то не то палевое, не то кремовое, свободное, совершенно не останавливающее взгляда. Мари всегда носила просторные наряды, не стеснявшие движений, а ступала со странной беззвучностью – потом я узнал, что она предпочитает туфли на каучуковой подошве.

Нет, не буду забегать вперед. Мне важно каждое мгновение, пусть они возникают одно за другим.

Единственная дама слушала меня так же хорошо, как остальные, и я перестал на нее раздражаться. Видеть в зале красивое женское лицо, пожалуй, было даже приятно.

Ответив на вопросы и раскланявшись на аплодисменты, в перерыве я спросил нашего председателя Леблана, кто сия любопытствующая мадам.

Он меня поразил.

– Это наш следующий докладчик – Мари Ларр, глава частного детективного агентства «Larr». Только не «мадам», а «мадемуазель».

– Ну разумеется, – засмеялся я. – Кто женится на этакой Горгоне с леденящим взглядом?

Мне стало любопытно. После основного доклада Леблан всегда приглашал очень интересных спикеров (модное английское слово), чтобы делегаты не скучали. Но женщина? Это была уж совсем экзотика.

– Вы напрасно усмехаетесь, – укорил меня председатель. – Агентство «Ларр» не имеет себе равных по результативности. К нему нередко обращаются за помощью в сложных или деликатных случаях полиции ведущих стран и даже, по слухам, августейшие особы.

Нечего и говорить, что после подобной интродукции я был полон хоть и недоверчивого, но острого любопытства. Тема у сообщения мадемуазель Ларр была узкоспециальная: «Определение правдивости показаний по косвенным признакам».

Ну-ка, ну-ка, сардонически думал я, разглядывая спикершу, поучи кота есть сметану.

Все присутствующие смотрели на докладчицу примерно так же – как в цирке на поющую собаку или танцующую медведицу. Женщина, однако, этого, кажется, не замечала – или не удостаивала заметить. В ее голосе и манере не ощущалось никакого смущения. Не было и апломба, естественного для представительницы слабого пола, достигшей успеха в сугубо мужской профессии. Мари Ларр глядела поверх голов, говорила негромко – кому нужно, услышит и, что поразительно, по-видимому, не заботилась, какое впечатление она производит на публику. Вот уж совершенно неженский, я бы сказал антиженский стиль поведения!

Но выступление оказалось до того интересным, что скоро я весь обратился в слух.

Речь шла о технологии допроса подозреваемых и опроса свидетелей – точнее, как выразилась мадемуазель Ларр, о «верификации», то есть анализе достоверности получаемых сведений. Какие-то вещи были очевидны или известны мне по опыту работы в сыске, но оказалось и много нового, нестандартного. Главное же тут чувствовалась хорошо разработанная система, а это я очень ценю.

Выступающая начала с «архитектуры диалога», который следует выстраивать совершенно по-разному с учетом множества параметров (возраста, этнического и социального происхождения, конфессии, первого впечатления и так далее), а затем модифицировать в зависимости от «маркёров», помогающих определить типаж собеседника. Правдивость определяется по комплексу физиологических и психологических реакций: мелкой моторике, мимике, голосовым модуляциям, сужению-расширению зрачков, речевым манеризмам, паузам и так далее, и так далее.

Я слушал и думал, что неплохо бы составить специальное методическое пособие для «школы сыщиков» – так у нас в Департаменте называли недавно созданные курсы подготовки чинов сыскной полиции.

По-французски Мари Ларр говорила, на мой слух, без акцента, и сначала я принял ее за француженку, но она несколько раз сказала «у нас в Лондоне», а потом упомянула, что работала у Пинкертона, то есть в Североамериканских Штатах. По внешности же и сдержанным манерам она походила на немку, в которых так мало живости и женственности.

Многие в зале стали вести записи, а после выступления, в перерыве, окружили поразительную даму, засыпая ее вопросами.

Я тоже желал получить дополнительные сведения по одной заинтриговавшей меня теме, но толкаться плечами с остальными не хотелось. К тому же мадемуазель Ларр заинтересовала меня и как личность (не как женщина, вот уж нет), и я был не прочь побеседовать с ней тет-а-тет.

Пришлось подождать, пока она освободится.

Я отошел к стене, закурил сигару и от нечего делать стал разглядывать себя в зеркале.

Одним из своих достоинств я всегда считал умение видеть себя со стороны, как бы посторонним взглядом. Выгляжу я совсем не таким, каков я на самом деле, и это не случайность, а намеренный результат. Я привык следить за выражением лица, за голосом и жестами, всегда аккуратно подбривал эспаньолку, подкручивал – умеренно, без фанфаронства – усы. Одевался я продуманно и несколько торжественно: свежайшие крахмальные воротнички, строгий галстук, цилиндр. Никакой расхлябанности, никакой небрежности. Я желал производить впечатление незыблемой скалы, ходячей цитадели государственного порядка. И знаю, что мне это удавалось. Шесть пудов и шесть футов солидности, авторитетности, мужественности – таков был прежний Василий Иванович Гусев, статский советник и кавалер.

Но умный, зрелый человек должен хорошо себя понимать и трезво оценивать. Без самообмана, без розовых очков. Я знаю свои достоинства, но знаю и свои недостатки.

Главный из них – я внутренне слабый человек, который всю жизнь очень хотел казаться сильным. Не просто казаться, а стать. Или по меньшей мере побеждать свою слабость. На этом трудном поприще у меня были победы, которыми я гордился, и поражения, которых я стыдился.