Плата за молчание - Продель Гюнтер - Страница 9

Еще до этого процесса, который должен был начаться в июне 1928 года, газета «Дэйли ньюс» обратилась к проживавшей в Америке Элен Лэмби с просьбой в интересах справедливости явиться и дать суду свои новые показания. Газета предлагала взять на себя все расходы по поездке, однако бывшая горничная приехать отказалась.

Второй процесс начался, как и первый; вердикт был известен заранее. На сей раз он должен был быть оправдательным. Слэйтера даже выпустили из тюрьмы за несколько недель до процесса, что, впрочем, объяснялось и необходимостью подкормить его, дабы он не произвел на публику в суде угнетающего впечатления.

Процесс начался 12 июля 1928 года. Пять дней говорили только о том, как недоказуема вина Слэйтера. Доказать его невиновность в отсутствие главной свидетельницы не представлялось возможным. Но, как подробно ни обсуждались все детали случившегося, о действительном убийце упорно стремились не говорить. Когда же все-таки приходилось упомянуть о нем, его, как и прежде, называли только инициалами «А. Б.». 30 июля 1928 года был оглашен вердикт. Оскар Слэйтер был оправдан не в связи с доказанной невиновностью, а в связи с недоказанностью вины. Одновременно ему присудили в виде возмещения ущерба за восемнадцать с лишним лет, проведенных в каторжной тюрьме, 6000 фунтов стерлингов.

Эта сумма примирила Оскара Слэйтера с мотивировкой вердикта, и к тому же он был слишком измучен, чтобы добиваться признания своей невиновности.

Открытым, как тогда, так и сегодня, остается, однако, вопрос: кем был тот человек, ради которого комиссия по расследованию убийств, прокурор, судья, все правовые органы сговорились, точно преступный синдикат, нарушить закон и погубить невиновного? Был это сам король, или кто-то из его придворных, или один из его министров? Кто был человек, чье имя отсутствует в протоколах? Кто был «А. Б.»?

Американский ежемесячник «Нортс-америкэн ревю» после оправдания Слэйтера дал такой ответ: «Данный вопрос будет занимать каждого, кто когда-либо узнает об этом деле. 18 лет невиновного продержали в каторжной тюрьме, чтобы скрыть от закона действительного убийцу. Честного, смелого, стремившегося следовать закону полицейского убрали с дороги, потому что ему было известно имя этого убийцы. Высокие судьи и государственные чиновники превратились в преступников, укрывающих убийцу. Почему его имя не может быть предано гласности? Может быть, от этого пострадает достоинство народа? Едва ли. Ведь простой народ не развлекается в борделях и игорных домах. Так кто же это, чей ореол не должен померкнуть? Правоверные мусульмане остерегаются произносить имя божье. Но кто же был божеством в Шотландии в 1908 году? Королевский двор и церковь! Кто же в таком случае может быть убийцей, столь неприкосновенным, что даже парламент не смеет запрашивать о нем? Король Эдуард VII? Или архиепископ? Или всего лишь лорд - хранитель печати? А так ли уж вообще важно знать, кто из них персонально? Убийцей была вся каста. Один из этой касты расправился с покойной, которая помогала ему удовлетворять его извращенные прихоти, а потом, верно, стала шантажировать или намеревалась опозорить. Но то, что он сделал, он сделал для всех, потому что иначе были бы сорваны маски со всего этого общества!»

Ист-Чикаго, штат Индиана, 15 января 1934 года. Через полчаса кассы Национального банка закроются на обеденный перерыв. В это время к порталу банка медленно подъезжает синий шестиместный «крайслер». Из него выходят пятеро молодых людей. Несмотря на холодное время года, все они одеты по-летнему и у каждого через правую руку перекинут дождевик.

Редкие прохожие не обращают на них внимания или думают, что эти пятеро, уверенно поднимающиеся по ступеням, имеют отношение к дирекции банка. И никто, конечно, не подозревает, что у каждого под дождевиком скрывается 32-зарядный автомат американской федеральной полиции!

Водитель «крайслера» тоже достает из-под сиденья автомат, кладет его рядом с собой и неторопливо закуривает сигарету. Тем временем остальные прибывшие уже скрылись под порталом здания. Один из них становится за дверью, точно швейцар, и, достав из кармана табличку с надписью, что операционный зал временно закрыт, прикрепляет ее к стеклу. Пожилому господину, не заметившему этой таблички, человек с дождевиком очень вежливо объясняет, что не может, к сожалению, впустить его.

Другие четверо уже в величественном зале, где сотня посетителей занята различными банковскими операциями.

Снова один из вошедших останавливается в дверях, а остальные трое, вежливо извиняясь, если им случается кого-либо задеть, проходят к окошкам, за которыми находится огромный, открытый в данный момент настежь сейф. Вдруг все четверо как по команде левой рукой срывают с правого предплечья дождевики, открывая длинные черные стволы и коричневые ложа автоматов.

Занятые своими денежными расчетами люди в первый момент не замечают этого. Тогда стоящий у двери поднимает автомат, нажимает указательным пальцем на спуск и длинной очередью прошивает потолок, разбивая орнаменты и плафоны и обрушивая на. пол дождь осколков. Посетители банка мгновенно падают и замирают, не смея поднять головы. Смотреть им, вероятно, незачем. Они и так знают, что происходит. Последнее время газеты еженедельно сообщают по меньшей мере об одном таком случае. И тот, кто стоит у двери, мог бы обойтись без предупреждения, которое он делает, направляя еще дымящееся дуло автомата на неподвижных людей:

- Мы грабим банк! Кто шевельнется, будет застрелен! С тем, кто будет лежать спокойно, пока мы не уйдем, ничего не случится!

Гнетущая пауза следует за этим коротким объявлением, сделанным на резком чикагском говоре. Люди, лежащие на полу, не смеют пошевелиться. Они лихорадочно соображают, пытаются собраться с мыслями. У некоторых есть при себе оружие, и им приходит в голову, что хорошо бы незаметно достать его из кармана и выстрелить. В конце концов, их здесь целая сотня. Четверо гангстеров не в состоянии уследить за каждым. Достаточно кому-нибудь начать…

Кое-кто думает об этом, но в тот же миг в памяти возникают газетные заголовки, прочитанные всего несколько дней назад: «262 человека застрелены при нападении на банк!»

И у каждого только одно желание - не оказаться 263-м!

Сидящий непосредственно у открытого сейфа кассир в черных нарукавниках тоже сначала думает о сопротивлении, о белой кнопке сигнала тревоги, которая всего в каком-нибудь полуметре, тогда как ближайший автомат находится на расстоянии добрых пяти метров по другую сторону барьера. Он думает и о том, как завтра газеты писали бы: «Герой-кассир предупреждает ограбление банка», как на первой полосе появился бы его большой портрет, как дирекция банка произвела бы его в старшие кассиры. Ему достаточно сейчас только незаметно протянуть руку, и через несколько минут полиция будет здесь! Но он вовремя успевает сообразить, что пули из автомата несравненно быстрее преодолевают расстояние в пять метров и что тогда газеты, может быть даже в черной рамке, известят: «Верный служебному долгу, он пожертвовал жизнью…»

Кассир не нажимает на сигнальную кнопку. Он послушно поднимает обе руки и подходит к дверце в барьере, когда тот, стоящий с автоматом у входа в зал, кричит:

- Эй ты, у сейфа, открой-ка дверь и помоги складывать деньги, да живо, не то пристрелю!

Дрожащими руками кассир держит серый почтовый мешок, предназначенный для транспортировки денег. Он пытается считать летящие в мешок запечатанные пачки ассигнаций, но вскоре сбивается со счета.

Человек, достающий пачки из сейфа, и не принимался их считать. Он и его сообщники полагаются на американскую прессу, которая уже сегодня к вечеру с точностью до цента подсчитает похищенную сумму.

Когда грабитель с мешком, набитым деньгами, выходит из зала, его коллега, стоявший все это время на посту у двери, еще раз поднимает автомат и дает очередь прямо над головами тех, кто лежит на полу, нагоняя на них такой страх, что о преследовании бандитов никто и не помышляет.