Виктор (СИ) - Решетов Евгений Валерьевич "Данте" - Страница 5

— Хм, — сумрачно хмыкнул я, понимая, что мне не стоит ещё больше унижать своё достоинство. Как я уже говорил, Люпена не переспорить и не переубедить.

— Кстати, раз уж ты объявился, то не соблаговолишь ли нанести визит виконту Крюмо? Он мне намедни пообещал книгу о регрессии мёртвых тканей, но, видимо, запамятовал. Не прислал. Заберёшь её? За час ты точно обернёшься. А я бы тогда нынешней же ночью безотлагательно поставил эксперимент. Уж больно мне любопытен результат.

— А слуги на что? — буркнул я и следом ворчливо добавил: — Ладно, съезжу я к нему, раз вы просите меня и цените меньше слуг.

— Благодарю, — сказал Люпен и радостно улыбнулся, точно озорной мальчишка, коему пообещали презентовать рогатку. — Я немедленно телефонирую виконту и предупрежу его.

Учитель встал с диванчика и подошёл к телефонному аппарату. А я принялся невесело размышлять. Похоже, меня всё же ждёт учёба в академии. Но, возможно, мне стоит завалить вступительные экзамены? Нет, это будет слишком низко по отношению к учителю. Он же, как ни крути, за эти годы стал мне вторым отцом.

Я невольно погрузился мыслями в прошлое и живо вспомнил вонючую грязную сточную канаву где–то на окраине Велибурга. Её–то мне первым делом и довелось увидеть в этом мире. И я до сих пор не знаю сколько времени мне пришлось проваляться в той канаве в полубессознательном состоянии. Час? День? Два? Хрен его знает.

Наверное, я бы там так и помер, если бы не Люпен. Он нашёл меня и притащил в свой особняк. А потом барон выходил меня и мигом понял, что я ничего не знаю об этом мире. Но он списал данный факт на обширную амнезию и стал обучать меня местному языку.

Благо, что в Гардарике говорили на языке, напоминающем смесь славянских. Поэтому я вскоре выучил его на уровне носителя.

После этого моя учёба пошла легче. Я узнавал этот мир, но практически ничего не помнил о своём родном. В памяти всплывали лишь какие–то туманные обрывки: фильмы, книги, компьютерные игры, песни, бары, драки…

А вот о своей семье и о том, как меня угораздило попасть в этот мир, — я вообще ничего не помнил. Словно эти воспоминания стёрли из моей памяти. Зато зеленоглазую красотку из универа я хорошо запомнил. Она порой появлялась в моих снах. Но дальше универа мои воспоминания не простирались. Из этого факта я сделал вывод, что мой реальный возраст перед переносом в сей мир колебался между семнадцатью и двадцатью тремя годами.

Возраст же тела, в которое мне довелось попасть, тогда составлял пятнадцать лет. Люпен довольно точно определил его. Хотя в те дни моя худая костлявая тушка с несколькими сломанными рёбрами пребывала в весьма удручающем состоянии.

Вероятнее всего, я попал в тело какого–то беспризорника, жестоко избитого и брошенного подыхать. Были ли у него родственники или друзья? Не знаю. Я никогда не пытался разыскать их. Просто жил, стараясь не думать, что занимаю чью–то тушку с погасшим разумом. Благо, память бывшего хозяина тела никогда и никак не проявляла себя. Так что шизофрения мне не грозила.

Я покинул особняк учителя в не самом лучшем расположении духа.

На улице же продолжали властвовать туман и сумерки. По–моему, они стали ещё гуще. Уличные фонари превратились в размытые жёлтые пятна, которые словно висели в этом киселе. А все звуки стали в разы глуше.

Ну и погодка. Прям Сайлент Хилл какой–то. Да и время для визита не самое урочное. Однако надо Витя, надо.

Я зябко поёжился, поднял воротник сюртука и потопать в сторону автобусной остановки. А она была совсем неблизко. В соседнем районе, где жили простолюдины.

Впрочем, я довольно быстро добрался до неё. Да и транспорт не пришлось долго ждать. Всего через десяток минут около меня остановился дребезжащий автобус, который напоминал старые советские жёлтые «глазастые» ЗИСы. Его двери открылись с ужасающим скрежетом, словно врата в Ад. Но я незамедлительно поднялся по ступеням в салон, пропахший соляркой и выхлопными газами.

Автобус тронулся с места. А я присел на засаленное сиденье возле мутного окна с вязью рун и скользнул безучастным взглядом по пятёрке пассажиров. Ими оказались хмурые работяги в кепках и с мозолистыми руками. Они наградили меня такими же безучастными взорами и снова погрузились в свои мысли.

Я же принялся глядеть в окно. А за ним бледно–красными тенями проплывали дома с трещинами на фасадах, ржавыми оконными решётками и пошарпанными дверьми. В таких домах ютились семьи рабочих, мелких торговцев и наёмных служащих. Но скоро автобус, следуя своему маршруту, окажется в квартале, который облюбовали дворяне средней руки. Туда–то мне и надо было попасть.

Пока же грузному водителю в форменной фуражке, видимо, стало скучно, и он включил радиоприёмник.

Тот сразу же стал коротко выдавать последние новости:

— По одному из графств Аквитании прошлась Чёрная чума. В Нормандии снова неурожай пшеницы. А австралийские переселенцы опять столкнулись с драконами, — и тут в трансляции появились отчётливые помехи. Они заставили меня насторожиться и взволнованно облизать губы. — Кх–х–х… королева Британских островов… кх–х–х… отправила на борьбу с пиратами… кх–х–х… Империя Ацтеков снова… кх–х–х.

Прочие пассажиры тоже занервничали. А трансляция и вовсе резко оборвалась, превратившись в поток хрипов. И каждый из тех, кто был в автобусе, знал, чем это чревато.

Прорыв бесов! Твою мать, кажется, сегодня точно не мой день! Шанс попасть в такую ситуацию был один к тысяче, как нарваться на девственницу старше восемнадцати лет. Но я умудрился вляпаться!

Между тем автобус несколько раз чихнул мотором и затих среди квартала простолюдинов. Точно прорыв! Он выводил из строя любую технику, огнестрельное оружие и прочие сложные механизмы. Но после окончания прорыва всё снова работало в прежнем режиме.

Неожиданно моим мыслям вторил голубоглазый парень с тоненькими крысиными усиками:

— Точно прорыв! Угораздило же нас! Они же редко случаются!

— Ага, — поддакнул лысый доходяга и громко сглотнул. — Хорошо шо автобус защищён рунами от бесов. Так шо без паники, братцы.

— По радио и ящику не было оповещений. Значится, антенны на крышах не уловили энергию, которая скапливается перед серьёзными прорывами. Следовательно, он будет слабым, — размеренно произнёс рябой мужик в робе фабричного мастерового. — Слабые–то прорывы невозможно отследить, потому–то власти и не могут о них предупредить горожан.

— Верно говоришь, — с явным облегчением сказал Голубоглазый. — Всего четверть часа придётся пересидеть, а то и меньше. Сдюжим.

— Угу, — угукнул Лысый, на котором поношенный сюртук сидел чуть хуже, чем на огородном пугале. — Маленький–то прорыв — тьфу и растереть. Бесы из него лезут слабенькие и длится он недолго. А вот средний или большой — этого ого–го! Я однажды видал телепередачу, так в ней рассказывали о прорыве, который поглотил целый городок! Хорошо шо это произошло где–то в Родезии, а не у нас.

Пассажиры закивали головами. Дескать, да, хорошо, что не у нас.

А я припал к стеклу и начал шарить взглядом по улице. По тротуару проползла увлекаемая ветерком газета. В доме напротив бледная женщина в чепчике со стуком захлопнула внутренние ставни. А ближайший к нам фонарь часто–часто заморгал. И буквально через пару мгновений лампочка с хлопком рассыпалась на сотни мелких осколков, блестящим дождём упавших на брусчатку. Тут же погасли фары автобуса. И этот клочок города накрыла кромешная тьма, в которой замелькали смазанные крылатые силуэты.

Бесы с тоскливым воем принялись носиться над улицей и шарахаться от окон с рунами. А я сидел на попе ровно и мысленно проклинал гадский мрак и туман. Из–за них моё болезненное любопытство осталось неудовлетворённым. Вашу мать! Я никак не мог чётко рассмотреть хотя бы самого завалящегося беса: заморыша там или стажёра.

Однако по телевизионным программам и фотографиям в журналах я детально знал, как они выглядят. Бесы были похожи на призрачных нетопырей (род гладконосых летучих мышей). Всё же мне хотелось вживую поглазеть на них. Но туман, темень… Тьфу.