Лев и Аттила. История одной битвы за Рим - Левицкий Геннадий Михайлович - Страница 32

Вопреки желанию и усилиям Аттилы продолжалась рукопашная битва — необыкновенно жестокая, зверская, упорная, кровавая. Страшнее этого сражения не помнили люди, о подобном ужасе не сообщали хроники предыдущих столетий.

"Если верить старикам, то ручей на упомянутом поле, протекавший в низких берегах, сильно разлился от крови из ран убитых; увеличенный не ливнями, как бывало обычно, но взволновавшийся от необыкновенной жидкости, он от переполнения кровью превратился в целый поток, — рассказывает Иордан. — Те же, которых нанесенная им рана гнала туда в жгучей жажде, тянули струи, смешанные с кровью. Застигнутые несчастным жребием, они глотали, когда пили, кровь, которую сами они, раненые, и пролили".

Отряд отчаянных вестготов обошел с тыла гуннское войско и едва не добрался до Аттилы. Тому пришлось укрыться в своем лагере, стеной которого являлись поставленные одна к другой телеги. Следом за правителем в этот весьма ненадежный лагерь устремилось все войско. Положение спасла предусмотрительность Аттилы, то есть его неторопливость с началом битвы.

Небесное светило соединилось с землей на далеком западе и, окрасив горизонт в кроваво-багровые тона, уступило место блеклой луне. Тьма наступила прежде, чем побеждающая сторона одержала полную победу. Для некоторых отчаянных смельчаков наступившая ночь не стала преградой для действий, но действия эти принесли им только вред. Торисмунд, сын короля Теодориха, в глухую ночь наткнулся на повозки врагов и в короткой битве потерял сопровождавших его воинов. Он храбро сражался, но был сброшен с коня, ранен в голову, и только по случайности был спасен от плена бродившими рядом соотечественниками. Так, в один день, вестготы едва не лишились и короля, и его наследника. Аэций также оторвался от своих войск, пытаясь в темноте разобраться, чем закончилась великая битва, дабы с утра завершить начатое. По вине ночной сумятицы римский полководец некоторое время блуждал среди врагов, но все же счастливо вернулся в свой лагерь.

Утром следующего дня союзники обозрели поле между двумя лагерями — все оно было покрыто трупами и умирающими, но воинов Аттилы лежало гораздо больше. Союзники надеялись, что теперь управиться с врагом будет несложно, но они имели дело с противником, который никогда не терял самообладания. Как сообщает Иордан, Аттила "не делал ничего такого, что соответствовало бы повержению в прах и униженности: наоборот, он бряцал оружием, трубил в трубы, угрожал набегом; он был подобен льву, прижатому охотничьими копьями к пещере и мечущемуся у входа в нее: уже не смея подняться на задние лапы, он все-таки не перестает ужасать окрестности своим ревом".

Гуннские лучники не позволяли приблизиться к лагерю никому; когда не имелось достойной цели, они оттачивали свое мастерство на птицах. Последние слетелись на Каталаунские поля едва ли не со всей Галлии.

Единственное средство, которым можно было победить Аттилу — это измор. Союзники перекрыли дороги, чтобы препятствовать подвозу продовольствия гуннам, и начали окружать лагерь. Римляне копали ров, ставили частокол… Впрочем, усердствовали в основном воины Аэция, вестготы же беспорядочно метались, словно пчелы, утратившие матку. Ведь на следующий день вестготы обнаружили, что в их рядах недостает короля, который правил почти вечность — 33 года. К полудню у подножья холма обнаружили тело престарелого Теодориха. Тут пошли слухи, что умер и его наследник — Торисмунд, получивший ночью ранение в голову (он был слаб, и почти не покидал походную палатку).

Торисмунд явился перед войском в окровавленной повязке; ему сразу же передали власть почившего отца. Народ не может оставаться без главы, в особенности в тревожные времена. Потом вестготы пролили в память короля скупые мужские слезы, и новый король, как подобало доброму сыну, проводил в похоронном шествии останки почитаемого всем народом отца. Вместе с Торисмундом своего союзника проводил Аэций. Римлянин не отходил от нового короля ни на шаг, но разговор у них состоялся, только когда земля сомкнулась над остывшим телом Теодориха.

— Мы отомстим за гибель твоего отца. — Аэций обнял нового короля вестготов и смахнул скупую слезу.

— Разве это поле, покрытое телами гуннов, восточных готов, гепидов — недостаточная месть за смерть нашего короля? — удивленно посмотрел на римлянина Торисмунд.

Аэций вначале остолбенел от вопроса, который не требовал ответа, но уже через мгновение понял, что несколько минут назад было похоронено нечто большее, чем король вестготов по имени Теодорих. Все планы Аэция рушились из-за случайной смерти союзника. Было обидно до боли в сердце. В этот миг он терял большую часть союзного войска, без которой Аттилу не одолеть.

— Мы должны закончить наше общее дело, дабы душа благородного Теодориха оставалась в покое. Ради великой победы твой отец отдал жизнь, — продолжал борьбу за союзника Аэций.

— Прежде всего, избранный король обязан позаботиться о покое живых. Мертвых оставим попечению мертвецов. — Торисмунд явно не желал принимать планы Аэция, и на то имелись основательные причины. Некоторые из них король открыл немедленно: — Вести о гибели Теодориха, несомненно, достигнут Тулузы; как не сомневаюсь в том, что опоздает в Тулузу известие, что у вестготов есть новый король. Если я теперь не отправлюсь в главный город вестготов, чтобы принять королевскую власть от всего народа, как желал отец, то позже мне придется подтверждать мечом право на отцовскую корону. Пойми, Аэций, мне не хочется быть жестоким по отношению к соплеменникам; и ведь, что еще хуже, доведется скрестить меч со своими близкими родственниками и друзьями.

— Но осталось совсем немного, — с сожалением промолвил Аэций. По моим сведениям, в лагере Аттилы нет зерна и скота. Голод принесет нам то, чего опустившаяся ночь помешала получить на поле битвы. И эта победа не будет стоить нам многих жертв!

— О чем ты говоришь?! Гунны еще не начали поедать своих лошадей! Я понимаю тебя, Аэций, но пойми и ты меня. В Тулузе осталось четыре родных брата, и не со всеми я дружен. Как только они получат известие о смерти отца, первым делом войдут в сокровищницу Теодориха, а затем начнут делить его власть. Прости, я устал тебе объяснять то, что должно быть понятно любому человеку, который имеет хотя бы малую власть.

— Но может… ты оставишь в лагере половину войска или хотя бы часть? — в последней надежде промолвил римлянин.

— Нет, — твердо отрезал Торисмунд. — Наш народ, как и все прочие, уважает силу. Вчера вестготы сражались, словно львы. И полегла на этом поле наших воинов не одна тысяча. Едва не половина из оставшихся в живых пролила свою кровь. С чем я приду в Тулузу, если поделюсь храбрецами с тобой?!

Мудрейший Флавий Аэций, который, казалось, охватывал своим разумом все происходящее на поле, все же пропустил одно событие. Несколько часов назад, когда еще не найдено было тело Теодориха, у Торисмунда состоялась беседа с одним из предводителей остготов. То был Видемер — младший из трех братьев, принадлежавших к могущественному роду Амалов. Ему тем легче было проникнуть во вражеский лагерь, что облик, одежда и вооружение восточных и западных готов почти не отличались.

— Что ты хочешь, бесстрашный воин? — задал вопрос Торисмунд, когда узнал, кто стоит перед ним.

— Известна ли тебе судьба великого Теодориха? — в свою очередь спросил неожиданный гость.

— Его ищут с раннего утра и не могут найти, — признался Торисмунд.

— Мои воины видели, как упал твой отец. Прими соболезнования от всего рода Амалов, мне сказали, что Теодорих погиб. Но никто из остготов не имеет на руках крови твоего отца. Не враги, но злой рок забрал жизнь бесстрашного короля. Его конь споткнулся, а в этот ужасный день оказаться лежащим на земле — значило принять немедленную смерть.

— Где же тело короля?! — проявил нетерпение, впрочем, невраждебное, Торисмунд.

— У подножья холма растут две одинокие березы. Они видны отсюда, — указал перстом Видемер. — Между ними, ближе к правому дереву, под грудой наших и ваших воинов, соединенных смертью, ты найдешь тело Теодориха.