Катрин Блюм - Дюма Александр - Страница 30
- Предыдущая
- 30/41
- Следующая
— Но я хожу туда, куда хочу, и господин инспектор не может вмешиваться в мои дела! — возразил Бернар и, с яростью ударив по столу, повторил: — Вина!
Лесничие поняли, что Бернар заупрямился не на шутку.
— Ну что же, — сказал Бобино, — пусть бесится, если ему хочется. Пойдем, Лаженесс!
— Да, здесь ничего не поделаешь, — согласился Лаженесс. — Прощай, Бернар!
— Прощай! — резко и раздраженно ответил тот.
Лесничие удалились в направлении, противоположном тому, откуда должен был появиться инспектор. Но тот был так занят каким-то важным разговором, что прошел мимо трактира, не заметив ни их, ни Бернара. — Да придут сюда или нет! — закричал Бернар, с такой силой ударив прикладом ружья по столу, словно хотел разбить его на мелкие кусочки.
Матушка Теллье поспешила на его зов, неся две бутылки и недоумевая, кто этот нетерпеливый посетитель, требующий вина с такой яростью.
— Иду, иду! — сказала она. — У нас кончилось вино, и нужно было достать новую бочку!
Узнав молодого человека, она удивленно воскликнула:
— А, это вы, дорогой мсье Бернар! Боже мой, как вы бледны!
— Вы находите, матушка? — спросил юноша. — Поэтому я и хочу выпить — говорят, что вино возвращает краски!
— Но ведь вы больны, мсье Бернар! — настойчиво сказала матушка Теллье.
Бернар пожал плечами.
— Давайте сюда! — сказал он, вырывая бутылки у нее из рук.
И, поднеся одну бутылку к губам, он залпом осушил ее.
— Милосердный Боже! — вскричала добрая женщина, потрясенная столь необычным поведением Бернара. — Вы погубите себя, дитя мое!
— Да… — сказал Бернар, ставя бутылку на стол, — но дайте мне допить все это! Кто знает, увидите ли вы еще меня у себя?
Удивление матушки Теллье было столь велико, что она оставила других посетителей и всецело занялась молодым человеком.
— Но что случилось, дорогой мсье Бернар? — с тревогой спросила она.
— Ничего, но дайте мне, пожалуйста, перо, бумагу и чернила!
— Перо, бумагу и чернила?
— Да, и поскорее!
Матушка Теллье поспешила исполнить его приказание.
— Перо, бумагу и чернила? — повторил Моликар, который уже был совершенно пьян, так как заканчивал третью бутылку
Бобино и Лаженесса. — Простите, господин нотариус! Разве в трактир ходят за перьями, бумагой и чернилами? В трактир ходят, чтобы пить вино! — И, словно подавая пример, закричал: — Эй, матушка Теллье! Вина!
В это время матушка Теллье, предоставив Бабет обслужить Моликара, вернулась к Бернару и положила перед ним на стол все то, что он попросил. Бернар поднял глаза и, заметив, что она вся в черном, спросил:
— Почему вы в трауре?
Бедная женщина смертельно побледнела и воскликнула задыхающимся голосом:
— О, Боже мой! Разве вы не помните об этом ужасном не счастье, которое со мной случилось?
— Я ничего не помню, — сказал Бернар. — Ну, так почему вы в трауре?
— О, вы прекрасно это знаете, дорогой мсье Бернар, ведь вы были на его похоронах! Я ношу траур по моему дорогому сыну Антуану, который умер в прошлом, месяце!
— Ах! Бедная женщина!
— У меня никого больше не было. Это был мой единственный сын, мсье Бернар! И, несмотря на это, Бог отнял его у меня! Когда мать видит своего сына двадцать лет, а затем он уходит, ей остается только плакать. Можно плакать, но это ничего не изменит, — что ушло, то уже не вернешь!
И бедная женщина разразилась рыданиями. В этот момент Моликар затянул свою любимую песенку, что свидетельствовало о том, что он был абсолютно пьян. Он запел:
Если б рос в моем саду
Ну хоть кустик винограда…
Эта песня, которая звучала как насмешка над горем матушки Теллье, внезапной болью отдалась в сердце Бернара, который, несмотря на кажущееся равнодушие, воспринял его близко к сердцу.
— Замолчи! — закричал он.
Но Моликар, не обращая никакого внимания на его слова, снова начал:
Если б рос в моем саду…
— Замолчи! — повторил молодой человек с угрозой в голосе.
— А почему я должен замолчать? — спросил Моликар.
— Ты разве не слышишь, что говорит эта женщина? Она оплакивает своего погибшего сына!
— А, действительно, — сказал Моликар, — я буду петь тише! — И вполголоса он продолжал:
Если б рос…
— Ни тише, ни громче! — закричал Бернар. — Замолчи или убирайся отсюда!
— О, — сказал Моликар, — в таком случае я ухожу. Я люблю те трактиры, где смеются, а не те, где плачут. Матушка Теллье, — позвал он, ударив ладонью по столу, — получите с меня!
— Иди, — сказал Бернар, — я оплачу твой счет, оставь нас!
— Прекрасно! — ответил Моликар и, шатаясь, встал из-за стола. — О большем я и не мечтаю! — И, натыкаясь на деревья, он пошел в лес, распевая все громче и громче по мере того, как удалялся:
Если б рос в моем саду
Ну хоть кустик винограда…
Бернар посмотрел ему вслед и повернулся к хозяйке, которая продолжала плакать.
— Да, вы правы, матушка Теллье: что ушло, того уже не вернешь! Но я бы хотел, чтобы ваш сын был жив, я сам с удовольствием оказался бы на его месте!
— Да хранит вас Бог! — воскликнула добрая женщина. — Что вы такое говорите, мсье Бернар!
— Да, клянусь вам!
— У вас такие замечательные родители! — сказала она. — Если бы вы знали, какое горе для родителей потерять своего единственного ребенка, то вы бы никогда это не сказали!
Бернар попытался что-то написать, но не смог. Рука у него дрожала, и он не мог вывести ни одной буквы.
— Нет, я не могу, не могу! — воскликнул он, бросая перо.
— В самом деле, — сказала хозяйка, — вы дрожите как в лихорадке!
— Послушайте, матушка Теллье: окажите мне одну услугу! — попросил Бернар.
— О, с удовольствием, мсье Бернар! — сказала добрая женщина. — Какую?
— Отсюда не так уж далеко до Нового дома по дороге в Суассон, не так ли?
— Да, это примерно четверть часа быстрой ходьбы.
— Окажите мне любезность, сходите туда и простите, что причиняю вам беспокойство!
— Говорите, что я должна сделать.
— Сходите туда и вызовите Катрин.
— Так она уже вернулась?
— Да, сегодня утром. Скажите ей, что я ей скоро напишу.
— Может быть, вы ей сейчас напишете?
— Лучше завтра, сейчас у меня дрожат руки!
— Вы уезжаете?
— Да, говорят, что мы вступаем в войну с Алжиром.
— Но какое это имеет отношение к вам, ведь вы же вытянули белый билет!
— Вы ведь сходите, куда я вас прошу, матушка Теллье?
— Я иду сейчас же, мсье Бернар, но…
— Но что?
— А ваши родители?
— А потом вы сходите к моим родителям.
— Что я должна им передать?
— Ничего.
— Как? Ничего?
— Нет, только скажите им, что я заходил к вам, что они меня больше никогда не увидят, и что я прощаюсь с ними.
— Прощаетесь с ними?! — вскричала матушка Теллье.
— Скажите им, чтобы они заботились о Катрин, что я буду благодарен им за все, что они для нее сделают. И если меня убьют, как вашего бедного Антуана, то я прошу их сделать ее своей наследницей. — И, потеряв последние силы, молодой человек со стоном опустил голову на руки.
Матушка Теллье с жалостью смотрела на него.
— Хорошо, мсье Бернар, — сказала она. — Уже темнеет, и посетителей не так уж много, так что Бабет вполне с ними справится. Я бегу в Новый дом! — и тихо добавила: — Мне кажется, что нужно помочь бедному мальчику!
Вдалеке слышался пьяный голос Моликара, который пел:
Если б рос в моем саду
Ну хоть кустик винограда…
Несколько минут Бернар сидел, погруженный в тяжелые грустные размышления, вдруг он резко вздрогнул и, подняв голову, прошептал:
— Мужайся, Бернар! Еще один стакан и нужно уходить! -
— Ну, а я бы просто так не ушел! — произнес позади Бернара голос, от звука которого его бросило в дрожь.
Бернар обернулся, хотя и так узнал, чей это голос.
— Это ты, Матье? — спросил он.
— Да, это я, ответил бродяга.
— Что ты сказал?
— Разве вы не слышали? Видимо, вы стали туги на ухо!
- Предыдущая
- 30/41
- Следующая
