Катрин Блюм - Дюма Александр - Страница 32

• Предыдущая
• 32/41
• Следующая

— Встретила… Катрин и помешала ей прийти, — повторил Бернар, который не пропускал ни слова из того, что говорил Парижанин.

— Кстати! — сказал молодой человек. — Может быть, это счастливый случай! Пойди сюда, дитя мое! — обратился он к девушке.

— Чем я могу вам помочь, мсье?

— Может быть, ты мне покажешь, что я ищу? — Слушаю вас, мсье!

— Источник Принца находится далеко отсюда?

— О, нет. Это в ста шагах отсюда, мсье, — ответила девушка.

— В ста шагах отсюда?

Девушка показала на дуб, который рос около двери трактира.

— С этого холма, — где растет дуб, вы его увидите.

— Покажи мне его, дитя мое!

Девушка поднялась на холм, где рос огромный дуб, современник Франциска I, переживший уже двенадцать поколений деревьев, окружающих его.

— Видите вон там, в свете луны, блестит полоска воды, словно покрытая серебром? Это и есть источник Принца!

— Спасибо, дитя мое! — сказал молодой человек.

— Не за что, мсье!

— Нет, и вот тебе награда за труды! — с этими словами Луи Шолле, которого счастье делало щедрым, достал из своего кошелька, набитого деньгами, золотую монетку.

Но в этот момент кошелек выскользнул у него из рук и упал на землю, и часть монет, которые в нем были, рассыпались в разные стороны.

— Ну вот, — сказал Шолле, — кажется, я уронил кошелек!

— Подождите, — сказала Бабет, — нужно посветить, вовсе не нужно сажать здесь золотое дерево, мсье Шолле, оно не даст плодов!

— О! — прошептал Бернар, который услышал звук падающего кошелька из своего укрытия. — Это правда!

В этот момент Бабет вернулась со свечой и, опустив ее на землю, осветила кучу монет, рассыпавшуюся по песку, и полураскрытый кошелек, где, судя по всему, было в два раза больше денег, чем на земле.

Шолле опустился на одно колено и принялся собирать рассыпавшиеся деньги. Если бы он не был так занят этим делом, то мог бы заметить, как Матье вытянул голову и посмотрел на золото горящими от зависти глазами.

— О, золото! — прошептал он. — Как подумаешь, что есть люди, у которых столько золота, в то время как у других…

Шолле шевельнулся, и Матье спрятал голову в шалаш, подобно тому, как черепаха прячет голову в свой панцирь.

Закончив собирать свой золотой урожай, Луи отделил от него монету в двадцать франков и протянул ее Бабет.

— Спасибо, дитя мое, это тебе за труды!

— Двадцать франков?! — радостно вскричала девушка. — Но вы ошиблись, это очень много для меня!

— Это для твоего приданого!

В это время послышался бой часов на деревенской площади.

— Сколько сейчас времени? — спросил Парижанин.

— Девять часов, — ответила девушка.

— Прекрасно, а то я боялся опоздать!

И, прижав руку к груди, чтобы убедиться, что кошелек надежно спрятан в нагрудном кармане пиджака, он расправил образовавшуюся на груди складку. Затем, прислонившись на минуту к дубу, он пристальным взглядом оглядел местность и, спустившись в маленькую долину, где протекал источник, исчез в темноте.

— В добрый час! — прошептала девушка, рассматривая золотую монету в свете свечи. — Дай Бог счастья тому, кто богат и щедр!

И она вернулась в трактир.

Так как было уже поздно и новых посетителей не предвиделось, она закрыла ставни на окнах и заперла входную дверь на двойной засов.

Все стихло.

Бернар остался один в темноте, вернее, он думал, что он один, потому что больше не думал о Матье. Он оперся плечом о бук, за которым прятался. Брови у него были нахмурены, одной рукой он схватился за сердце, другая лежала на прикладе ружья. Матье наблюдал за ним из отверстия, которое проделал среди веток шалаша.

Бернар стоят безмолвно и неподвижно, словно превратился в статую.

Наконец, он, казалось, вернулся к жизни и, оглядевшись вокруг, тихонько позвал:

— Матье! Матье!

Бродяга воздержался от того, чтобы ответить ему. Волнение, звучащее в голосе Бёрнара, ясно показывало ему, какая ему угрожает опасность, и он усилил свое наблюдение.

— А, — сказал Бернар, — он уехал, испугавшись того, что здесь может произойти. Что же, если Катрин придет на это свидание, то он окажется прав!

И, выйдя из своего укрытия, он сделал несколько шагов в том направлении, куда пошел его соперник, но тут же остановился.

— Может быть, конечно, этот молодой человек влюблен вовсе не в Катрин. Кто может поручиться, что Матье не ошибся, что он не назначил свидание другой девушке из Вилльер-Эллона, Корси или Лонгпона? Посмотрим… я здесь для того, чтобы это увидеть! — Ноги у него подкашивались, и он прошептал: — Мужайся, Бернар! Лучше узнать, в чем дело, чем мучиться в сомнениях. О, Катрин! — продолжав он, в свою очередь подходя к дубу, — если ты мне солгала, если я обманут, я больше ничему, ничему на свете не поверю! Боже мой, я ее любил так глубоко, так пламенно и искренне, я бы отдал за нее жизнь, если бы она меня об этом попросила! — Он посмотрел вокруг себя и со скрытой угрозой в голосе добавил: — К счастью, все ушли, и огни погашены. И если здесь что-нибудь произойдет, то это будут знать лишь ночь, они и я!

Говоря это, он, крадучись, как волк, пробирающийся к овчарне, подходил к дубу, прячась в тени его ветвей. Добравшись туда, он вздохнул.

Парижанин был один и ждал, опираясь на ружье, как охотник в засаде. Бернар затаил дыхание, пристально следя за каждым движением своего соперника.

— Прекрасно, — сказал он, обводя глазами все вокруг. — Та, которую он ждет, должна прийти, как мне кажется, со стороны дороги, ведущей в Суассон? А если я выйду ей навстречу, чтобы ей стало стыдно? Нет, не нужно, ведь она будет лгать!

Вдруг, услышав какой-то шум, он повернул голову в противоположную сторону.

— Там какой-то шум… да нет, это лошадь в нетерпении бьет копытами… Если это так, — равнодушно прибавил он, — то какое мне дело до того, что это за шум? Нет, я должен смотреть и слушать совсем другой шум и совсем в противоположной стороне! Боже мой! Я вижу какую-то тень за деревьями… но нет! — И Бернар напряженно уставился в темноту. — Да, — сказал он таким глухим голосом, что, казалось, будто он исходит из самой глубины его сердца, — это женщина! Она останавливается… нет, она продолжает идти… она проходит через поляну… Теперь я могу увидеть!

И он издал звук, похожий на рычание:

— О! Это Катрин! Он ее увидел! Он встает! Нет, он к ней не подойдет! — с этими словами Бернар опустился на одно колено и, медленно подняв ружье, прошептал: — Катрин! Катрин! Пусть кровь, которую я пролью, будет на твоей совести!

Трижды молодой человек приставлял приклад ружья к своему плечу, трижды его рука тянулась к спусковому крючку, но каждый раз он останавливался.

Наконец, весь в поту, задыхаясь, он отбросил ружье и прошептал:

— Нет! Я не убийца! Я — Бернар Ватрен, а это значит, что я — честный человек! Боже милосердный, помоги мне! — И сломя голову, он бросился в лес, даже не зная, куда он бежит.

Снова воцарилась тишина.

Демон, толкающий Матье к осуществлению его замысла, мог видеть, как тот выбрался из шалаша и, затаив дыхание, пополз к подножию дуба, в свою очередь посмотрев в сторону источника Принца. Протянув руку к ружью, которое оставил Бернар, он прошептал:

— Ну, тем хуже для него! Зачем у него столько золота? Вор берет то, что плохо лежит!

И он в свою очередь прицелился в Парижанина. Вспышка молнии пронзила ночь. Раздался выстрел, и Луи Шолле упал, издав громкий крик.

В ответ послышался другой крик. Это была Катрин, которая в изумлении остановилась, увидев Парижанина вместо своего возлюбленного, а сейчас в ужасе убегала, увидев, как соперник Бернара упал замертво.

В то время как около источника Принца разыгрывалась ночная драма, ужин, который должен был открыть мэру кулинарные способности матушки Ватрен, подходил к концу, омраченный отсутствием Бернара.

Стенные часы пробили половину девятого. Аббат Грегуар уже два или три раза поднимался из-за стола, собираясь уходить, но не таков был дядюшка Ватрен, чтобы так просто отпускать своих гостей.

• Предыдущая
• 32/41
• Следующая