Катрин Блюм - Дюма Александр - Страница 36
- Предыдущая
- 36/41
- Следующая
— Батюшка… — начал молодой человек нежным и спокойным голосом.
— Подумай хорошенько, Бернар, не спеши ввергать свою душу в пучину греха! Посмотри мне в глаза, Бернар! Слушайте его внимательно! Отвечай, Бернар!
— Я невиновен, батюшка, — ответил Бернар таким спокойным голосом, словно речь шла о чем-то совершенно незначительном.
Исключая Матье, мэра и жандармов, крик радости вырвался из всех уст.
Гийом протянул руку и, положив ее на плечо Бернару, сказал:
— На колени, сын мой!
Бернар повиновался.
— Я благословляю тебя, сын мой, — сказал отец с непередаваемым выражением в голосе, — ты не виновен — это все, что я хотел знать. Что касается доказательств невиновности, то они появятся, если Богу будет угодно. Сейчас это касается только его и стражей закона. Поцелуй меня, и пусть закон приступает к своим обязанностям!
Бернар поднялся с колен и бросился в объятия своего отца. Затем Гийом отошел в сторону и сказал:
— Теперь твоя очередь, мать!
— О, дитя мое! Дорогое мое дитя! — воскликнула матушка Ватрен. — Мне хотя бы позволяют обнять тебя! — и она обвила руками его шею.
— Дорогая, любимая матушка! — прошептал Бернар.
Катрин ждала своей очереди. Но когда она сделала шаг, чтобы подойти к арестованному, он сделал протестующее движение.
— Потом, — сказал он, — потом. У меня тоже, Катрин, есть о чем спросить вас во имя вашего вечного спасения!
Катрин отступила назад с нежной улыбкой, потому что она теперь была так же уверена в невиновности Бернара, как и в своей. То, о чем Катрин думала про себя, матушка Ватрен выразила вслух, воскликнув:
— О, я тоже, я тоже отвечаю за то, что он невиновен!
— Прекрасно! — с усмешкой произнес, мэр. — Уж не думаете ли вы, что он такой дурак, чтобы сказать: «Да, это я убил господина Луи Шолле!»? Черт возьми, конечно, нет!
Бернар пристально посмотрел на мэра своим чистым, ясным взглядом и просто сказал:
— Я скажу, но вовсе не для вас, мсье мэр, а для тех, кто меня любит, — и Бог знает, лгу ли я или говорю правду, — что моим первым стремлением действительно было убить мсье Шолле, когда я увидел, как он направлялся к Катрин, и я даже прицелился. Но Бог пришел мне на помощь: он дал мне силы победить это желание. Я отбросил ружье и побежал, и бежал до тех пор, пока меня остановили. Я бежал не потому, что совершил преступление, а потому, что боялся его совершить!
Мэр сделал знак жандарму, и тот подал ему ружье.
— Узнаете ли вы это ружье? — спросил он Бернара. — Да, это мое ружье, — просто ответил молодой лесничий.
— Из него недавно стреляли — как вы видите, в стволе не хватает одной пули.
— Это правда.
— Его нашли у подножия дуба, который растет возле маленькой долины у источника Принца.
— Да, именно там я его бросил, — подтвердил Бернар.
В этот момент Матье с усилием поднялся со своего места и, коснувшись ружьем своей шляпы, скромно и неуверенно сказал:
— Прошу прощения, мсье мэр, но, может быть, то, что я сейчас скажу, послужит оправданием бедному мсье Бернару; нужно пойти проверить, какие в этом ружье были пыжи. Мсье Бернар, в отличие от других лесничих, пользуется фетровыми пыжами!
Это неожиданное предложение было встречено одобрительным шепотом. К тому времени все уже забыли о присутствии Матье.
— Жандармы, — сказал мэр, — пусть кто-нибудь из вас сходит на место преступления и попробует найти пыжи!
— Завтра на рассвете все будет исполнено, — ответил один из стражей порядка.
Бернар своим честным взглядом посмотрел в мутные глаза Матье, и ему показалось, что во взгляде последнего проскользнуло какое-то змеиное выражение. Он с отвращением отвернулся. Может быть, если бы Бернар этого не сделал, то Матье не посмел бы ничего сказать, но поскольку Бернар отвернулся. Матье смело продол жал:
— Кроме того, есть еще один способ убедиться в невиновности мсье Бернара.
— Какой? — спросил мэр.
— Сегодня утром я видел, как мсье Бернар заряжал ружье, чтобы пойти на охоту на кабана. Эти пули были помечены крестиком, и их легко узнать!
— Ага! — сказал мэр. — Значит, они помечены крестиком?
— Да, я в этом уверен, потому что именно я дал ему нож, для того, чтобы поставить эти крестики, — сказал Матье, — не так ли, мсье Бернар?
Под маской доброжелательности Бернар невольно почувствовал змеиный укус и ничего не ответил.
Мэр подождал его ответа и, видя, что тот молчит, спросил: — Подозреваемый, обстоятельства, о которых говорит этот молодой человек, верны?
— Да, мсье, они верны, — ответил он.
— Ну, конечно, — сказал Матье, — вы же понимаете, мсье мэр, что, если найдут пулю, которая не помечена крестиком, будет понятно, что это стрелял не мсье Бернар. Но если пуля будет с крестиком, а пыжи окажутся фетровыми, тогда я уже ничего не знаю!
— Простите, мсье мэр! — сказал один из жандармов, отдавая честь.
— В чем дело, жандарм?
— Дело в том, мсье мэр, что этот парень сказал правду, — сказал жандарм, указывая на Матье.
— А почему вы гак решили, « жандарм? — поинтересовался мэр.
— Пока он говорил, я осмотрел ствол ружья. Пули действительно помечены крестиками, а пыжи — фетровые. Взгляните сами!
Мэр повернулся к Матье.
— Друг мой, — сказал он, — все, что вы сказали, желая оправ дать Бернара, к сожалению, оборачивается против него, потому что это его ружье, и оно разряжено.
— Тот факт, что оно разряжено, ничего не значит, мсье мэр, — возразил Матье, — мсье Бернар мог стрелять совсем в другом месте. Но если пули помечены крестиками, а пыжи оказались фетровыми… тут уж я просто не знаю, что сказать! Мэр снова повернулся к подозреваемому: — Вы больше ничего не можете сказать в свою защиту? — спросил он.
— Нет, ничего, — ответил Бернар, — но хотя доказательства против меня, все-таки я не виновен!
— Я надеялся, — торжественно сказал мэр, — что, увидев ваших родителей, вашу невесту и этого достойного священника, вы решитесь сказать правду, вот почему, я вас сюда и привел. Но я ошибся: это ни к чему не привело!
— Это не так, мсье мэр, — возразил Бернар. — Я виновен в преступном намерении, но не в преступном действии!
— Вы твердо решили?
— Что? — не понял юноша.
— Что вы не будете признаваться! — Я не умею лгать ни в свою защиту, ни против себя, мсье, — твердо сказал Бернар.
— Уведите арестованного, жандармы! — приказал мэр.
Жандармы кивнули и подтолкнули Бернара к двери.
— Ну, пошли, — сказали они.
В этот момент матушка Ватрен, выйдя из своего оцепенения, бросилась к двери и встала перед ней.
— Что вы делаете, мсье мэр, — воскликнула она. — Вы его уводите?
— Конечно, я его увожу, — сказал мэр.
— Но куда?
— В тюрьму, черт возьми! — Но разве вы не слышали, что он не виновен?
— Но, — пробормотал Матье, — если в самом деле найдены пули, помеченные крестиком, и фетровые пыжи…
— Дорогая мадам Ватрен, дорогая мадемуазель, — сказал мэр, — поверьте, что это очень печальный долг. Но я служитель закона. Совершено преступление. Я сейчас не могу говорить о том, что это касается молодого человека, который по просьбе его родителей жил в моем доме, что он был дорог мне, и мне было поручено следить за ним. Нет, в данном случае и Шолле, и ваш сын для меня совершенно посторонние люди. Но нужно соблюдать закон. Случилось самое ужасное, что только может быть: убит человек. И здесь уже ничего нельзя сделать. Уведите арестованного, жандармы!
Жандармы снова подтолкнули Бернара к входной двери.
— Прощайте, батюшка! Прощайте, матушка! — сказал молодой человек.
Провожаемый горящим взором Матье, который, казалось, хотел подтолкнуть его к двери взглядом, подобно тому, как жандармы толкали его физически, Бернар сделал несколько шагов по направлению к двери.
Но Катрин встала у него на пути.
— А я, Бернар? — спросила она. — А мне ты разве ничего не скажешь?
— Катрин, — ответил молодой человек глухим голосом, — в тот момент, когда я умру, и умру невиновным, может быть, я тебя прощу. Но сейчас у меня нет сил!
- Предыдущая
- 36/41
- Следующая