Гибель старых богов (СИ) - Чайка Дмитрий - Страница 28

Великий царь Халлутуш-Иншушинак, второй этим именем, умножитель государства, владеющий троном Элама, наследник царства в Эламе, любимый слуга богов Хумпана и Иншушинака, царь Аншана и Суз, мчал на колеснице, удирая с поля боя. Липкий противный страх гнал его вперед, под защиту крепких стен столицы, а было еще ой как далеко.

Вся глупость содеянного стала ему ясна только теперь. Когда Синаххериб захватил Нагиту, собираясь поймать ненавистного Мардук-аппла-иддина, царь Элама собрал войско и взял город Сиппар, находившийся в двух шагах от Вавилона и расположенный строго посередине между великими реками. Так Халлутуш-Иншушинак отрезал Синаххериба от Ассирии, заперев его на шумерском юге. Вавилонский правитель Ашшур-надин-шуми, старший сын ассирийского царя, вышел с войском и был наголову разбит эламитами. Вавилоняне не собирались умирать за ненавистного захватчика, и просто предали своего повелителя в очередной раз. Наследника ассирийского престола вывезли в Элам и там без лишнего шума удавили. На вавилонский трон был возведен вавилонянин Нергал-Ушезиб, с которым вместе они захватили Урук и Ниппур. И вот, в одном шаге от такой сладостной победы, когда почти все Двуречье склонилось к его ногам, все рухнуло. Пришел Синаххериб и наголову разгромил войско Элама и Вавилона. И вот теперь он, великий царь Аншана и Суз, бежит в свою столицу, как последний трус.

Две долгие недели пути миновали, и великий царь вздохнул с облегчением. Впереди был его город, неприступные Сузы, который еще никогда не покорялся захватчикам. Он увидел суету на стенах, его явно увидели и узнали. Каково же было изумление царя, когда ворота были просто закрыты у него под носом. Придворный, посланный узнать причину столь странного поведения горожан, вернулся обескураженный.

— Они сказали ждать, повелитель.

— Чего ждать? — удивленно спросил царь, — они там все на кол захотели?

— Сказали, что к нам выйдут, — испуганно сказал придворный. Царь был в ярости и отыграться мог на том, кто был рядом прямо сейчас.

Охрана разбила шатер, и взбешенный царь стал ждать, меря шагами временное пристанище. После заката ворота города открылись, и из него вышел отряд городской стражи, сопровождающий группу лиц, явно пришедшую из дворца. Сын великого царя Кутир-Наххунте ехал в сопровождении придворных евнухов. Они остановились у шатра, а стража демонстративно наставила оружие на охрану повелителя. Суккал вошел в шатер и улыбаясь, произнес:

— Здравствуй, отец!

— Здравствуй, Кутир, ты что это вытворяешь? Забылся, щенок? Да я на кол всех посажу!

— Нет, отец, на кол никто не попадет. Боги отвернулись от тебя, ты проиграл, и не можешь быть царем.

Кровь отлила от лица Халлутуша. Как? Родной и любимый сын? Не может быть!

В шатер вошли евнухи, один из которых в руках держал шнур из драгоценного китайского шелка. Не конопляной же веревкой душить великого царя, на самом-то деле. Сопротивление рыхлого и изнеженного правителя было подавлено быстро. Шнур был закинут ему на шею и затянут двумя евнухами. Через несколько минут все было кончено. Труп великого царя, лицо которого приняло синюшный цвет, уложили на пол и укрыли покрывалом.

Светлый царь Кутир-Наххунте, четвертый этим именем, стоял рядом и улыбался. Его сердце пело от радости, но он не знал, что жить ему осталось менее двух лет.

Четыре года спустя. Вавилон. Год 689 до Р.Х.

Пятнадцатый месяц шла осада великого города. Каждый день сотни его жителей погибали от стрел, мечей или голода. В Вавилоне давно не осталось ни одной собаки, кошки или осла, все они были съедены. Даже крысы, вечные спутники людей, испуганно прятались в своих норах. Уже и до ослабевших от недоедания соседей добрались обезумевшие от голода жители, не боясь кары богов. Большие семьи запирались в своих жилищах, изредка выходя на свою страшную охоту. Соседи, узнав об этом, доносили страже, и та входила в поганые дома, беспощадно вырезая их обитателей без разбора. Раз жив и сыт, значит виновен. Но и страшные наказания не останавливали голодных горожан, им уже было все равно.

Высокие земляные насыпи все ближе пододвигались к стенам города. Защитники истребляли землекопов, но ассирийцы гнали новых из окрестных деревень, и работы не останавливались ни на минуту. Наконец, насыпи сравнялись с высотой стен, и оттуда открыли огонь лучники. Участки стен в досягаемости их выстрелов были очищены от бойцов, а под стены были подведены тараны, которые в считанные дни проломили укрепления четырехметровой толщины. В проломах закипели бои, но это уже ничего не меняло. Там гибли оставшиеся защитники города, и только. Количество проломов множилось, а умелые ассирийские командиры начали разбор стен под прикрытием лучников. Все попытки горожан отбить стены останавливались ливнем стрел. Каждый ассирийский солдат имел в снаряжении небольшую бронзовую кирку, благодаря чему разбор городских укреплений осуществлялся очень быстро. Когда проходы в стенах стали достаточной ширины, в них хлынули ассирийские копьеносцы, плотными рядами продвигающиеся по узким улицам. Дом за домом, район за районом очищался от защитников, которые сгонялись в район Эриду, где жила знать и стояли знаменитые на всю Ойкумену храмы богов.

Войска эламитов, в очередной раз пришедших на помощь Вавилону, были разгромлены, а сам великий царь сбежал. Гордый своей победой Синаххериб записал:

Шатры свои они покинули и ради спасения своих жизней, топтали трупы своих воинов. Как у пойманного птенца голубя, трепетали сердца их. Они испустили горячую мочу, в колесницах своих оставили свой кал. Для преследования их я направил за ними свои колесницы и конницу. Беглецов их, которые ради жизни ушли, там, где настигали, сражали оружием.

А в городе творился ад. Ассирийцы, озверевшие после двух лет войны, резали людей, как скот. Сокровища храмов, дворца и вельмож забрал себе великий царь, а остальной город отдал воинам. Все, что копилось столетиями, растаскивалось ассирийцами, а что не могло быть унесено, ломалось или сжигалось. Именитые жители были отданы на потеху воинам, устроившим свое любимое развлечение. В язык втыкался двузубый крюк, который короткой веревкой был привязан к ногам. Ноги и руки были связаны, и идти такой человек мог только семеня и согнувшись наполовину. Если бедняга спотыкался, что было очень легко, то он падал и раздирал язык острыми зубьями. Иногда воинам надоедало ждать, и они пинком опрокидывали несчастного, после чего бывало и так, что язык вырывался с корнем. Хохот пьяных победителей раздавался по всему городу, но он не мог перекрыть криков женщин, чья участь была горше смерти. Десятки тысяч горожан по приказу царя ломали свои дома, дворцы и великие храмы, включая и знаменитый на весь обитаемый мир храм Мардука. Статуи богов были вывезены как трофеи, в знак того, что боги покинули этот город. Сносились до основания гигантские стены, после чего город был подожжен.

С удовлетворением смотрел Великий Царь с высокого холма на дело рук своих. Он должен выполнить свое обещание до конца, а потому оставшиеся жители были направлены на разбор плотин, сдерживающих воды Евфрата. Бурные воды великой реки затопили дымящиеся руины, и не осталось больше величайшего города на земле. Последние жители, которые хотели спрятаться в развалинах, захлебнулись под обломками своих домов. Великий царь любил порядок во всем, и обещание, данное больше десяти лет назад, было выполнено. Гнездо предательства и лжи уничтожено, а сам город был проклят на семьдесят лет.

Страшным стоном отозвалась земля на немыслимое кощунство. Великие боги с гневом взирали с небес, глядя на разрушение своих храмов. Та свирепая дикость, с которой ассирийцы расправились с величайшим городом, не могла остаться безнаказанной. И даже то, что через двадцать лет царь Ассархаддон восстановил город, сделав его еще прекраснее, уже ничего не меняло. Боги накажут Ассирию руками тех самых вавилонян, что были сейчас унижены. А пока царь празднует победу и тратит немыслимую добычу на украшение Ниневии, что должна была стать новым сердцем мира.