Людовик XV и его эпоха - Дюма Александр - Страница 3

• Предыдущая
• 3/75
• Следующая

Шесть принцев крови представляли собой шесть мирских пэров Франции, чего никогда прежде не бывало: герцог Орлеанский представлял герцога Бургундского, герцог Шартрский занимал место герцога Нормандского, герцог Бурбонский — герцога Аквитанского, граф Шароле — графа Тулузского, граф Клермон — графа Фландрского и, наконец, принц Конти — графа Шампанского. Маршал Вильер, преемник Вильруа по воспитанию юного короля, представлял коннетабля Франции, а принц Роган — гофмейстера двора его величества.

Когда королю возложили на голову корону, то он, вместо того чтобы оставаться в ней, снял ее и положил на престол. Ему заметили, что он сделал это не по правилам церемониала, но король отвечал, что ему больше нравится не соблюсти правил церемониала и отдать свою корону тому, кто ему дал ее.

Следующий, 1723 год был ознаменован весьма важным событием: 16 февраля всей Франции было возвещено о совершеннолетии короля.

Утром того же дня герцог Орлеанский явился во дворец, присутствовал при вставании короля, присягнул ему и спросил его приказаний по делам государственного управления.

22-го числа того же месяца король собрал Совет, в котором объявил о своем совершеннолетии и о том, что, на основании законов государства, отныне он будет управлять Францией. Потом, обратившись к герцогу Орлеанскому, его величество благодарил его за те заботы и попечения, которые были оказаны им при управлении делами королевства, просил его продолжать их и заключил свое заседание тем, что утвердил кардинала Дюбуа в звании государственного министра. Однако кардинал, к великой радости герцога Орлеанского, имевшего сильную против него вражду, недолго оставался в этом звании: 8 августа того же года он умер от каменной болезни. О Дюбуа мы говорить ничего не будем, ибо книга наша носит заглавие «Людовик XV», а вся деятельность Дюбуа относится к эпохе регентства. Однако как герцог Орлеанский ни радовался кончине министра, ему ненамного пришлось пережить его: 2 декабря он умер от апоплексического удара на руках госпожи Фаларис, на пятидесятом году жизни.

Ла Врильер, сын маркиза Шатонефа, который был секретарем Совета регентства, первым был извещен о кончине герцога Орлеанского.

Он отправился донести об этом сначала королю, потом Фрежюсу и, наконец, герцогу Бурбонскому. Будучи того мнения, что этот принц может беспрекословно наследовать титул первого министра, он наскоро списал на всякий случаи присяжный лист по форме присяжного листа герцога Орлеанского.

Епископ Фрежюс мог бы завладеть в это время министерством; друзья его советовали ему это, и, может быть, он и сам иногда об этом думал. Но Фрежюс был человеком весьма терпеливым и вместе с тем честолюбивым — редкое соединение двух качеств. Притом же он всегда довольствовался тем, чем был на самом деле, предоставляя другим стремиться к высшим почестям. Поэтому он не нашел нужным выразить тотчас своего желания, которое осуществил впоследствии, и первый объявил себя за герцога Бурбонского, зная совершенную его неспособность к административным занятиям.

При известии о смерти герцога Орлеанского все придворные собрались к королю. Герцог Бурбонский предшествовал им. Людовик XV был очень печален: по его влажным и распухшим глазам можно было заметить, что он довольно плакал. Едва только дверь успела запереться вслед за герцогом и придворными, епископ Фрежюс во всеуслышание сказал королю, что так как его величество лишился герцога Орлеанского, то хорошо бы было просить ему герцога Бурбонского, присутствующего налицо, взять на себя труд управления государственными делами и принять должность первого министр», которая, за смертью герцога Орлеанского, остается теперь никем не занятой.

Король внимательно посмотрел на Фрежюса, как бы желая что-нибудь прочитать в глазах его; потом, заметив, что в глазах его выражалось то же, что и в словах, сделал головой знак, что принимает это предложение. Герцог поблагодарил короля, сделав ему низкий поклон. Ла Врильер, весьма довольный скорой развязкой столь важного дела, вынул из своего кармана присяжный лист первого министра, списанный с присяжного листа герцога Орлеанского, и преложил Фрежюсу привести тотчас герцога к присяге.

Фрежюс, обратившись к королю, сказал, что это необходимо, и герцог присягнул королю в верности. После присяги герцог почти тотчас же вышел из кабинета его величества. Толпа следовала за ним, — так что через час после кончины герцога Орлеанского и прежде чем сын его, находившийся в это время в Париже у своей любовницы, был извещен о его смерти, все уже было приведено в прежний порядок.

Скажем здесь несколько слов о герцоге, которому ла Врильер и Флери доставили такой легкий случай наследовать пост герцога Орлеанского.

Герцог Бурбонский был сыном Людовика Бурбонского-Конде, отцу которого Людовик XIV дал в 1660 году герцогство Бурбонское взамен герцогства Альбертского.

Мать его была той самой остроумной девицей де Нант, дочерью Людовика XIV и маркизы Монтеспан, которая осталась известной в истории по своим сатирическим стихам.

В описываемую нами эпоху герцогу Бурбонскому было, следовательно, тридцать два года. Он был высок ростом, худощав и сутуловат; ноги у него были длинные, тонкие, как у жирафа; щеки опалые, губы толстые и подбородок острый. Как видно, наружность герцога не была привлекательна, но один случай сделал ее еще более некрасивой. Однажды зимой герцог был приглашен дофином и господином де Берри участвовать вместе с ними в охоте. Это было в понедельник 30 января — мороз был сильный. Де Берри стоял у небольшого озерка, вода в котором замерзла, а герцог находился на другом берегу озера, прямо против того места, где стоял де Берри. Из леса вылетела куропатка. Де Берри выстрелил. Одна из дробинок, ударившись слегка о лед, отскочила и, полетев в том направлении, где стоял герцог, вышибла ему глаз.

Герцог с довольно большим терпением перенес это несчастье, но де Берри никогда не мог простить себе этого нечаянного случая и постоянно сожалел о герцоге.

Что касается морального портрета герцога Бурбонского, то мы можем сказать только то, что герцог был человеком весьма вежливым и любезным, умел жить по-царски, любил себя показать, имел мало ума и образованности, но зато был большим политиком и бережлив до скупости. Он сберег — наполовину со своей матерью, жившей публично с Жаком Лассе, — более 250 миллионов франков.

Герцог был весьма страстен; он без ума был влюблен в госпожу де Нель, которая вскоре сменила его на принца Субиза. Герцог был в отчаянии. Слух, распространившийся по городу об отчаянии герцога, дошел и до ушей нового обожателя.

— Зачем же герцогу так печалиться, черт возьми, — говорил принц Субиз, — если я позволил госпоже де Нель разделять с ним ее любовь ко мне?

Это позволение нисколько, однако, не утешило герцога Бурбонского, и только тогда он перестал скучать по госпоже де Нель, когда снова влюбился. Предметом его второй страсти была маркиза При.

Герцог был женат, и женат по воле Людовика XIV. Однажды Людовик XIV предписал брак герцога с принцессой Конти, а принца Конти — со старшей дочерью герцогини Бурбонской, сестрой герцога.

Обе матери никак не хотели согласиться на этот брак, но, известно, если Людовик XIV чего желал, то желал самостоятельно: он приказывал, повелевал. Принцесса Конти и герцогиня Бурбонская должны были покориться королевской воле. Впрочем, заключение этих двух браков обошлось королю в 500 000 ливров:

150 000 ливров он пожертвовал герцогу и столько же принцу, а принцессе и герцогине, невестам их, дал каждой по 100 000 ливров.

Еще до вступления в брак их детей между обеими принцессами существовала большая вражда и ненависть. После этого брака они еще сильнее возненавидели друг друга.

Герцогиня Бурбонская любила напиваться каждый день пьяной: этот обычай еще при Людовике XIV был принят почти всеми знатнейшими дамами его двора. Принцесса Конти называла ее бездонной бочкой. Герцогиня отомстила ей за это по-своему — сочинила на нее песню такого содержания:

• Предыдущая
• 3/75
• Следующая