Созданный монстр (СИ) - "Liziel" - Страница 9

Но сейчас Вайон понял, что так неприятно зудело на краю сознания всё это время, что заставляло искать подвох в словах доктора и программиста.

Эти машины могли работать практически вечно. Очень долго, в зависимости от условий и ухода. Но для человеческого сознания этот срок обретал пугающие масштабы…

Ведь когда-то же он устанет? Когда-то захочет прервать своё существование? Когда родной мир изменится до неузнаваемости — захочет ли он жить в нём дальше? А если с родным миром оборвется весь смысл его существования и «полезности»? Как поведет себя вечное сознание в таком случае?

Нет ответа.

Где гарантии, что он не свихнётся уже через сотню лет обитания в машине? А если и сойдёт с ума, то способа покончить с собой не будет. Верная техника будет поддерживать жизнедеятельность. Работать до последнего, пока цел реактор, пока отсчитывает такты процессор. А когда подведёт — останется нейролитовое Сердце. Оно будет держать сознание внутри, без сенсоров, заменяющих органы чувств, без возможности подать сигнал, не в состоянии сдвинуться с места… Оно будет работать. А сознание будет сходить с ума, пока какой-нибудь катаклизм космической силы не разобьёт одинокий камень. Или пока в нём не иссякнет накопленная энергия.

Никто не знает, что произойдёт тогда. Некому подсказать.

Дураков до него пока не находилось.

Щёки жгло, дыхание перехватывало и сдавливало грудь. Он не видел, как шедшие мимо люди останавливались, оглядывались, не слышал их вопросов, не знал, сколько прошло времени. Лишь когда кто-то сильно встряхнул за плечи, Вайон очнулся и заморгал.

Рядом сидел на корточках доктор Рэтхэм и сочувственно смотрел в глаза.

— Я вижу, вас, наконец, настигло понимание. Вставайте, Вайон, пойдёмте пить чай. С тортом.

Юноша, не сопротивляясь, поднялся на ноги и пошёл, куда направил его доктор. Горячая ладонь, как тяжёлый камень, лежала на плече, придавливала. Вайон механически переставлял ноги, не глядя по сторонам. Лишь краем глаза заметил красовавшуюся на голове Рэтхэма старомодную серую шляпу.

— Вы… следили за мной? — запинаясь, выговорил он. Нервная трясучка всё никак не желала уходить и заставляла давиться дыханием.

Сайарез слегка повернул голову.

— Честно говоря, я предполагал, что осознание ударит вас запоздало. В таком состоянии вас никак нельзя оставлять одного. Поймите меня правильно, юноша.

Доктор шёл не торопясь, насвистывая под нос какую-то мелодию. Вайон плёлся следом, чувствуя себя до крайности неловко. Ему стало стыдно за внезапную истерику, за слабость, за то, что это видели другие. В самом деле, он же не ребёнок, не мальчишка… Да и Сайрез ведет себя так, словно все идет нормально.

— Я бы на вашем месте постарался насладиться каждой минутой отведённого мне времени, — негромко заговорил доктор. — Прожить на полную катушку, ни в чём себе не отказывать… кроме того, что пагубно влияет на психику, разумеется. Можем предоставить даже особняк на Парящем Плато. Ваши предки ведь были аристократами?

— Были, — кивнул Вайон. — Но лично мне это без разницы.

Чего удивляться. В Центре наверняка первым делом вытащили всю его биографию и пересчитали финансы. Прадед начал прибыльное дело. Сделал ставку на разведение элитных верховых скакунов. Основной капитал и известность пришли именно тогда. Но блажь у народа продержалась недолго. Вместе с титулами и регалиями элитные породы ушли в прошлое — на порог шагнул век науки. Отец Вайона семейное дело уже окончательно забросил, продал последние колбы с геномом эталонных образцов и подался в инженеры. Мать занималась выведением новых видов декоративных растений, а младшие дети… Младшие не успели доучиться.

— Вы это бросьте, юноша, — неожиданно жёстко заявил Рэтхэм. — Запомните, равнодушие отныне — ваш самый злейший враг. Вы должны чувствовать, должны оставаться собой, должны жить — ярко жить! Каким бы ни стало тело — ваше сознание останется неизменным. И только вы в состоянии не дать себе зачахнуть. Ищите преимущества во всем. В отлете, в новом состоянии, в приключениях. Кончится один долг — обязательно найдется новый. В жизни всегда можно найти себе применение. Особенно, если за долгий срок накопится много интересных талантов.

— Вы ведь хотите в машину, — по тону понял его Вайон. — Почему?

Сайрез чуть повернул голову и улыбнулся в усы. Этого вопроса он явно ждал.

— Как раз таки потому, что за время жизни в этом теле я не успел узнать и изучить все, что хотел. Я знаю, что могу открыть и создать больше, чем мне доступно сейчас. Человеческая жизнь — слишком мало, чтобы оставить весомый вклад в цивилизацию. А вы, сьер Вайон, похоже из тех, кому всегда не хватало времени узнать всё, сразу и побольше. Три неоконченных высших образования говорят о вас больше, чем вы о себе считаете.

Да, в этом была доля логики и истины. В оптимистичный настрой доктора хотелось верить и погрузиться.

Мысленно, он поблагодарил его за слежку и вовремя оказанную поддержку. Без таких слов Вайон мог напридумать себе за ночь много лишнего. А потом морально убитым явиться наутро в Центр. Отказаться он бы все равно не посмел. Воспитание и характер не позволили бы.

В итоге, пока они добирались до обиталища доктора, на улице окончательно стемнело. На тихой улочке, вдалеке от центральных проспектов, размещались маленькие домики, окруженные живыми зелёными оградами. По обеим сторонам клонили ветки цветущие харии, роняя на мозаичную плитку золотистые лепестки.

Дом тридцать по улице Крэ Улла. Такой же, как все, с выкрашенными в кремовый цвет стенами, мансардой и антенной терминала на покатой крыше. Навстречу, тихо ворча, выбежал седой мохнатый кобель. Понюхал руки, поставил передние лапы на плечи доктору, чтобы облизать хозяйское лицо и лишь потом с достоинством обернулся к Вайону.

— Свои, — строго сказал ему Рэтхэм. — Познакомьтесь, это Юло, мой пёс.

— Очень приятно, — хмыкнул Вайон на протянутую собачью лапу, присел и с серьезным видом ее пожал.

А потом они пили обещанный чай с тортом, принесённым добродушной соседкой доктора. К удивлению Вайона, тот терпеть не мог цинтерранские полуфабрикаты, полагая, что, имея всего три мегаполиса, Энвила в состоянии прокормить себя сама. Тихий вечер, приправленный шоколадом и классической музыкой, как-то незаметно, унял тревогу и боль. Можно было позволить себе расслабиться в кресле, вытянув ноги и представляя завтрашнее первое слияние с машиной. Где-то там, в недрах Центра Экспериментальной Киберинженерии, отщелкивал такты его бессонный процессор. А голубые искорки пробегали по граням кристалла, который вскоре заменит ему мозг.

И почему только этот камень поэтично называют Сердцем? Наверное, по старой традиции и будущему расположению в грудине машины. А может от дешевой романтики, полагая, что место душе — жить в Сердце.

Вайон не заметил, как Сайарез ушёл и вернулся с двумя бокалами тягучего красного вина — сладкого нектара с тропического виноградника.

— Давайте выпьем за успех, Вайон, — доктор широко улыбнулся, встопорщив седые усы. — За то, чтобы всё прошло удачно, и вы очнулись светочем человечества!

Лёгкий звон хрусталя, призрачная грусть. Пьянящая сладость на языке, оставляющая терпкое послевкусие. Приятно смаковать каждый глоток, пока есть возможность. Каждый миг, каждый вдох. Особенно когда знаешь, что все это последний раз.

Ибо звёзды ждут и они безжалостны.

***

Цинтерра.

Главный офис компании «Амина».

Тот же вечер.

Ашир давно взял манеру являться на свое рабочее место с наступлением темноты. Не то чтобы его раздражал дневной свет, нет. Но так по пути встречалось меньше народу, воздушные трассы разгружались после часа пик, а в массивном и роскошном здании компании-монополиста суетились только личные помощники. Основная масса рядовых служащих, как и полагалось, мирно разъезжалась по домам в дорогих зеленых районах Цинтерры. Компания не скупилась на зарплаты своих сотрудников, считая, что лучше щедростью удерживать народ, чем терять ценных кадров и душить мелкие фирмочки.